Александр УраловМоя возня с ирландскими привидениями
Галине Рэмптон — удивительной русской англичанке, одинаково
понимающей и любящей Великобританию и Россию —
с пожеланиями здоровья, счастья и долгих-долгих лет жизни!
Так уж получилось, что дядюшка завещал мне этот замок вместе со всем, что в нём находится. Нельзя сказать, что это было для меня неожиданностью. На Рождество он присылал мне открытки, отнюдь не отличавшиеся разнообразием. Поэтому раз в год я вспоминал о том, что у меня есть чудаковатый престарелый родственник и аккуратно вносил в календарь на будущий год все необходимые пометки: «Не забыть!!! Поздравить дядю с Днём рождения, Рождеством…» — и т. д.
Кузина моя отдала Богу душу несколько лет назад и вскоре после её похорон, я получил от дядюшки письмо, что явилось для меня неожиданностью — до Рождества было ещё далековато.
В этой эпистоле дядюшка в кратких, но энергичных выражениях весьма неодобрительно отозвался об образе жизни своей покойной дочери и смутил меня тем, что я «становлюсь единственным наследником замка Лунсух, знаменитого своей славной историей, тесно переплетающейся с историей нашей любимой Ирландии». «Некоторые авторитеты считают, — неожиданно словоохотливо писал дядюшка, — что именно у этого замка останавливался сам Кухулин (здесь он поставил четыре восклицательных знака) и кормил своего коня!». Слава Богу, что дядюшка хотя бы не приписал Кухулину обыкновение ночевать в замке Лунсух и пить тот самый виски, что по сию пору хранится в подвале, — это был бы уже явный перебор.
Положив письмо в ящик бюро, где желтели ежегодные дядюшкины рождественские излияния чувств, я тотчас забыл о нём. Дядюшка отличался завидным здоровьем, неуживчивым характером и постоянно подчёркивал то, что является гордым представителем уходящей во тьму веков династии ирландских долгожителей. При таком раскладе именно он, мой дядюшка, должен был получить приглашение на мои похороны, а уж никак не наоборот.
Выждав положенные полгода ожидания и «вступив в наследство», я тихо сидел в кресле у камина… и мне казалось, что я вскоре последую по стопам дядюшки.
Похоже, старый пень при жизни затаил на меня какую-то древнюю злобу, — думал я, — причины которой мне столь же неведомы, как и подробные обстоятельства жизни любого из прапрадедов.
Впрочем, речь дойдёт и до них.
Будучи существом романтическим и нелюдимым, я всегда отдавал должное мистике, в том числе и как чудесному литературному явлению. Я прочитал тонны книг о встречах с жителями того света. Я вертел тарелки в спиритических обществах Лондона, Дублина, Нью-Йорка и Санкт-Петербурга. Я поглощал всё, что хоть как-то подходило под определение «литература о потустороннем». Я мечтал о встречах с неведомым…
«Чёрт возьми, но не до такой же степени!» — воскликнул я на третий день пребывания в замке в качестве хозяина.
Впрочем, всё по порядку. Я приехал в замок ранним утром, что вопиюще противоречило всем рассказам о привидениях. В них усталый путник является в дом своих предков ближе к полуночи, где прислуга предоставляет ему нагретую ванну, попутно рассказывая всякие ужасы. Путник, естественно, в них не верит… и т. д.
Итак, я приехал ранним утром. Добрейший О`Брайан, похоже, ещё не протрезвел после вчерашних размышлений о том, что «времена меняются… вот и молодой вертопрах унаследовал старинное право владения Лунсухом». Поэтому мы битый час проторчали у запертых ворот замка, что совершенно вывело из себя старосту местной деревни, окружённого дюжими зевающими молодцами, нанятыми им для переноса моего багажа. К слову сказать, на каждый чемодан приходилось по три полусонных носильщика… что не удивило меня, поскольку я прекрасно понимал желание всего поселения познакомиться лично со мной — потомком древнейшего дворянского рода, владевшего когда-то этой ничтожной деревушкой… как, впрочем, и многими другими на шесть миль вокруг.
К чести его будь сказано, дядюшка, похоже, всё-таки вбил им в голову уважение к нашему родовому гнезду, поскольку, когда я предложил притащить бревно поувесистее и высадить к чёрту проклятые ворота, дружный ропот негодования прервал меня на полуслове. Староста в деликатных выражениях в какие-либо полчаса цветисто воспел род Лунсухов. Если вы никому не проговоритесь, то я честно признаюсь, что род этот был — разбойник на разбойнике и прославился изначально умением угонять скот у соседей, попутно грабя и сжигая их жалкие лачуги. В своей речи староста проговорился о том, что оплата этой небольшой толпы почасовая, а не сдельная. Это заставило меня удвоить усилия и с новой силой забарабанить в неприступные ворота.
Опустим мои последующие мытарства: долгая возня с нотариусом, откровенная тупость «носильщиков», норовящих убрести с чемоданом (по три человека на чемодан) куда угодно, только не в мои будущие апартаменты. Почему-то, неся сей непосильный груз, потомки моих бывших верноподданных стремились спуститься как можно ниже… топоча по лестнице, ведущей к винному погребу. К счастью, ревностный слуга О`Брайан носил на груди ключ от заветного подземелья, не доверяя его никому, а двери в ирландский рай были укреплены почище замковых ворот…
Опустим суету, волнение, знакомства, приручение почтенного О`Брайена, мои угрозы старосте повесить его на крепостных стенах, — что, кстати, сработало на удивление быстро, — и прочие житейские мелочи, интересные только их непосредственным участникам… главное во всей этой бестолковой истории то, я стал непосредственным и полным владельцем замка Лунсух.
Перейдём к самому главному — моей возне с привидениями.
К тому времени, моя жизнь в замке стала более или менее сносной. Жители поселения были довольны тем, что, помимо титула и родословной, я имел ещё и деньги. В местном трактире для меня выделили отдельный стол, уверяя, что ещё мои пращуры сиживали именно за ним и именно на возвышении, специально означенном для хозяев. Сидя за этим столом, я ощущал себя каким-то театральным королём, чей зад поднят на целых два дюйма выше, чем у простых смертных…
Прислуга навела относительный порядок в моих комнатах… и я начал жизнь вельможи.
О привидениях Лунсуха я слышал немало. А уж тем более я заинтересовался ими тогда, когда моё увлечение мистикой и спиритизмом переросло в манию (если верить моим друзьям и знакомым). К сожалению, мои отчаянные попытки выудить хоть какие-то сведения об образе жизни, воззрениях и привычках фамильных фантомов, наталкивались на дядюшкино ослиное упрямство, вполне соответствующее общему представлению о старых вдовцах — владельцев «замков с историей». Резонно заметить, что, с другой стороны, было по меньшей бы мере странно, если бы дядюшка рассыпал направо и налево сведения о быте привидений, приходящихся нам, как-никак, предками по самой прямой линии. Подобная скромность украшает не только старинные семейства! Представьте себе, что вы повествуете каждому желающему вас послушать о том, как ваша бабушка заимела три любовника, а прадед прирезал одного из них ножом для разделки мяса на трапезах и засолил тело в бочке, а впоследствии тайно закопал сразу же за нужником для замковой стражи.
А как мне мечталось! Мечталось о том, что, просиживая штаны долгими вечерами в замке, приучив своенравных фантомов к мысли о том, что я теперь полноправный и единственный владетель фамильных тайн, — а это засвидетельствовано неподдельным и законным желанием моего покойного дядюшки, ясно и недвусмысленно обозначенном в его завещании, — я буду неторопливо и чинно расспрашивать достопочтенных моих предков о былом, о давно канувшем в Лету.
Я узнаю подробности битвы при Гастингсе, я вызнаю привычки и особенности характера Ричарда Львиное Сердце, который когда-то прирезал своим повелением к нашим фамильным владениям не менее тысячи акров земли… которые, кстати, предкам пришлось отвоёвывать у их законных хозяев. Впрочем, те сами оттяпали эти территории у соседей лет этак за шесть до того, как мои родственники получили от Ричарда право на справедливый передел собственности…
Я смогу доподлинно узнать из первоисточников, существовали ли попытки сторонников Иоанна Безземельного переломить ход событий, перебить на островке всех мятежных баронов, наплевать на Хартию Вольностей и повернуть историю Англии поперёк её теперешнего течения?
Я могу…
Впрочем, я могу теперь всё!
Однако процесс привыкания привидений к моей персоне был долог и тернист. Первый месяц я только и делал, что бесперечь пил успокоительное, дополнительно накачиваясь на ночь спиртным. Ревнителям нравственности и трезвого образа жизни я от души желаю засыпать под подвывающие голоса, ноющие над самым ухом, слезать со старинного ложа по малой нужде, вытаскивая из-под него ночной горшок, из которого внезапно выскакивает чудовищно сквернословящая отрубленная голова. Я мог бы смириться со звяканьем цепей Старого Саксонца, изначально бывшего, как-никак, основателем боковой ветви нашего рода. Но его раздражающая манера внезапно выкрикивать что-то пронзительное и невнятное на давно забытом наречии, — прямо над ухом! — приводила меня в расстройство. Приводила до такой степени, что несколько раз я обнаруживал себя забившимся в чулан в самом конце коридора.
Впрочем, Маленькое Привидение идиотским хохотом и леденящими прикосновениями выгоняло меня обратно… где разряженные прапрадеды кружились в ночном хороводе анатомического театра.
Впрочем, лучше всего о моих мытарствах и обо всём, что связано с привидениями замка Лунсух, вам скажет мой дневник, отрывки из которого я предлагаю вашему вниманию:
186… г., апреля 6-го числа:
Сегодня, сидя в кресле у камина, внимательно наблюдал за Старой Дамой, безучастно висевшей в воздухе совсем рядом. По лицу её бродит раздражающая мечтательная улыбка. На мои попытки обратить на себя внимание она никак не реагировала. Даже, когда я, осмелившись, пустил струйку табачного дыма в её сторону, она лишь вздохнула в сотый раз и снова замерла. В руке она постоянно держит бутылку какого-то снадобья, первоначально принятого мною за флакон джина. Может, если бы это был джин, дама была бы повеселее.