— Станислав Юрьевич? — зав кафедрой бледнеет, и я уже предугадываю, что мой выпад не останется без внимания. Однако мне не до ее капризов. Я направляюсь к выходу, сжимая кулаки.
Не успела Ника выйти из моего дома, как к ней присосался клещ. И хоть она не впечатлилась цветами, все мое нутро воспротивилось самому факту — у Валевской могут быть поклонники. Неприятное чувство туманит мой разум. Я начинаю злиться. И непонятно: на себя, на нее или на обстоятельства. Надо поговорить, но о чем? Как будет выглядеть мое появление?
Сев в машину, я еще долго раздумываю, как поступить. Нормальный учитель не стал бы соваться не в свое дело. Но разве я — всего лишь преподаватель? Неужели все мои размышления были пустым времяпровождением? И чем же я занят? Сижу и ломаюсь, как девка. Который день!
Вскоре, машина выруливает на проезжую часть. В нашем городе только две школы танцев, где преподают стрип пластику и пол дэнс, если верить статьям в сети. И судя по тому, на какой автобус могла сесть Валевская, я нашел ее место работы.
Глава 26. По следу
Граф
Это похоже на сумасшествие. Кто бы мне сказал, что я буду караулить собственную студентку, в жизни не поверил бы. Однако, вот он я. Солнце уже давно перестало отражаться на стеклах, над городом повисли сумерки, а я продолжаю сидеть в машине и ждать, когда же Вероника покинет стены студии "Luv". На втором этаже танцуют тени, иногда мелькают девушки в спортивной одежде. Они же порой стоят и пьют воду, вглядываясь куда-то вдаль, и только Валевской все нет.
Наконец, появляется знакомая фигура. Девчонка с тряпкой в руках проходится по подоконнику, потом мелькает макушкой то в одном, то в другом окне. Идет уже десятый час, когда из дверей школы танцев вылетает Ника и прежде, чем я успеваю среагировать, бежит к подъехавшему неподалеку автобусу. Что ж. Со вздохом завожу мотор и следую за городским транспортом, в очередной раз коря себя за странное поведение. Без понятия, о чем буду говорить с ней, но внезапно хочу узнать, где она живет, все ли с ней хорошо и почему сегодня так отчаянно прятала глаза, давая понять, что не готова к разговору.
Мы въезжаем в приличный район города. Вероника вылетает из автобуса и забегает сразу в магазин. Немного подумав, ставлю машину на сигнализацию и следую за ней. Правда, тут же передумываю подходить — на выходе Ника сталкивается с двумя девушками. Они удивляются неожиданной встрече и громко хохочут. Я прислоняюсь к столбу с потухшим фонарем и невольно подслушиваю их разговор, радуясь наступившей ночи.
— Нику-у-уся, мне дали главную роль! — визжит девушка, кидаясь в объятия Валевской. — Ты даже не представляешь, какой это шанс!
— Ну почему же не представляю. Это мечта многих, — устало произносит та.
— Я даже не мечтала! Думала, опять эту старую грымзу возьмут, Шукшину. Или стерву белобрысую.
— Оль, стерва больше не устраивает Демского. Постарела, — не женским басом произносит третья.
— Не дай бог, он ко мне приставать начнет!
— И что ты сделаешь?!
— То же, что и соседу! Кста-а-ати, Ник, ты там осторожнее. Сосед напротив, из сто девятой, сегодня друзей собрал, пьянку развел. Козел, хренов. Короче, дверь никому не открывай.
— Хорошо. Спасибо, что предупредила. А я тут купила пирожных, думала, посидим.
— Прости, но нас мальчики позвали. Сама знаешь, некоторым невозможно отказать.
Подружки весело хохочут, теперь шушукаясь, а Ника с теплой улыбкой прячет взгляд. Я смотрю на ее профиль и сам начинаю улыбаться. Правда, вскоре настроение летит к чертям. Думаю, насколько правильно было бы связаться с той, которая моложе меня на восемнадцать лет? Снова смотрю. Ловлю ее жесты, в которых читается не столько скромность, сколько усталость. То, как убирает локон за ушко, как прикрывает ладонью рот, чтобы не смущать прохожих громким смехом, вызывает во мне восхищение. Скольжу взглядом по фигуре, вспоминаю, какая она на самом деле красивая, ведь я видел пусть не все, но многое, и запрокидываю голову назад. Где-то там в вышине есть звезды, но из-за городских огней их не видать. А так хотелось бы дотянуться взглядом хотя бы одной из них, воскресить в себе романтика и совершить отчаянный шаг. И опять я смотрю на профиль. Опять борюсь со своими желаниями, осознавая, что теперь зациклен на собственной студентке. И это так паршиво. Я не готов. Не готов, черт возьми, бороться!
Вот только едва она прощается с подругами, я отталкиваюсь от места и следую за ней, как окаянный. Все еще не знаю, о чем буду говорить, но иду. Шаг за шагом становлюсь ближе к девчонке, в чьих глазах видел бездонную пропасть. Понимаю, что утону в ней, и все равно иду.
Уже возле дома, к которому она направляется, подумываю ее окликнуть, но двое раздолбаев вываливаются на улицу и со свистом провожают мимо прошедшую Валевскую.
Стискиваю зубы и подхожу к уже закрытой двери. И как теперь быть?
— Эй, мужики, — кличу пьяную быдлоту, закурившую неподалеку сигарету. — Я ключи, кажется, потерял. Не откроете дверь.
Они оба прищуриваются, переглядываются и выдают:
— А ты точно из наших?
— Да, из сто восьмой.
— Опана! — Ржет один из них. — Олькин хахаль, что ли? Так твоя баба ушла только что с подругой. Андрюхе яйца помяла и сбежала.
Делаю удивленное лицо.
— За что помяла?
— Так он не знал, что Олька занята. Еще и интеллигентом.
— Ему не хватает только этого. Илюх, как там Сергей говорил?
— Портмоне!
— Точно!
Они пьяно гогочут, а я жду, когда насмеются вдоволь и снова спрашиваю:
— Кхм, так вы дверь откроете?
Мужики снова прищуриваются. Один цокает языком, закатывает глаза и подходит. Я настораживаюсь, в любой момент ожидая подвоха, — не ровен час и под дых получу, — но он великодушно прикладывает магнитный ключ к домофону и говорит:
— Смотри, рогами косяк не задень.
Если бы он знал, насколько его слова верны, то, вероятно, еще раз загоготал бы. Но он только плюется под ноги и снова закуривает сигарету.
Оказавшись внутри, я ищу сто восьмую квартиру. Немного задерживаюсь перед дверью, жалея, что тоже не закурил, — успокоил нервы стоило бы до того, как зашел, — но устав заниматься фигней и торчать на лестничной площадке, жму на звонок. Один раз. Второй. Третий. Уже переживаю, не ошибся ли дверью. Однако вскоре она приоткрывается, и оттуда выглядывает Валевская с полотенцем на голове.
— Станислав Юрьевич? — большие испуганные глаза застают меня врасплох.
Я втягиваю воздух в легкие, окидываю ее взглядом и замираю, заметив на Нике свою футболку с очень знакомой эмблемой нашей лаборатории на груди.
— Не понял, — произношу на выдохе.
Глава 27. Наваждение
Вероника
Меньше всего в это время я ожидаю увидеть Графа. Под конец вечера он и вовсе забывается. Но реальность такова, что мой куратор стоит перед дверью и не сводит с меня глаз. Точнее со своей футболки. Которую я взяла без спроса. За-ме-чательно!
Это именно то, что мне нужно было в одиннадцать ночи — провалиться сквозь землю от стыда и угрызения совести.
— Я все объясню, — жалобно произношу, все сильнее испытывая вину.
Станислав Юрьевич переводит взгляд на мое лицо и неожиданно улыбается: с насмешкой, но такой доброй, что меня вконец одолевает растерянность.
— Тебе идет. Поговорим?
Не зная, куда деть глаза, я приглашаю его войти. Тут же замечаю, что на мне нет штанов, охаю и, прежде чем уйти, снова ловлю на себе потемневший взгляд.
— Проходите. Я пока оденусь.
Спрятавшись в своей комнате, я опускаюсь на корточки и закрываю лицо ладонями. Как можно так попасться? Что он обо мне подумает? А если потребует футболку обратно? Наверное, так будет правильно. Все же она не моя. С другой стороны, я имею право отказать и предложить купить новую, ведь это единственная вещь, которая напоминает мне о нем.
Я натягиваю штаны, разматываю полотенце и, слегла осушив им волосы, выхожу в коридор. Станислав Юрьевич стоит здесь же, задумчиво смотря на ковер. Как только я появляюсь, он вновь изучает меня, ласкает взором фигуру, спрятанную под свободной одеждой, но для него нет преград. Он будто знает, что именно под ней спрятано, видит насквозь мои сокровенные желания, о которых никогда никому не рассказывают, храня их на задворках памяти до конца своих дней.
— Кажется, я стал привыкать к тому, что на тебе моя одежда. — Его губы снова растягиваются в полуулыбке, а в глазах мелькает искра. О, нет! Надо срочно сменить тему.
— Чай будете? Есть пирожные. Правда, с нормальным ужином вышел прокол. Я только вернулась, не успела…
— Вероника, не оправдывайся.
Он подходит ко мне и опять смотрит так, словно мечтает проникнуть в душу, узнать все мои тайны, обнажить их и использовать в коварных целях. Ощущение, будто передо мной вовсе не взрослый мужчина, а хулиган, которому только дай зеленый свет, и он натворит какую-то пакость.
— Вы голодны? — спрашиваю и тут же вспыхиваю от смущения. Он говорит: — Очень.
Произносит на выдохе, словно достает слова из глубин сердца.
— Станислав Юрьевич, вы меня пугаете.
Прячу взгляд, и уже через пару секунд слышу совершенно неожиданные слова.
— Извини, если напугал. Ты сегодня другая. Красивая. Особенная.
— Так вы голодны? — Вторая попытка оказывается более успешной, и наконец-то мне отвечают нормальным тоном. Не так, словно через пару мгновений прижмут к стене и лишат здравого головокружительным поцелуем, а спокойно. Впрочем, если бы между нами вспыхнули чувства, наверное, я была бы непротив. С другой стороны, на что тогда стали бы похожи наши отношения? Если мы их вообще обозначили бы.
Эти мысли немного отрезвляют, и я приглашаю его в кухню. В тишине ставлю чайник, достаю корзинку с печеньем, сразу решив прикупить завтра еще — стыдно истощать чужие запасы.
— Шоколадный или ягодный? — предлагаю, выудив из холодильника пирожные.
Мужчина, не думая, выбирает первый вариант и продолжает нагнетать обстановку своим молчанием. У меня уже спина горит от его взгляда и пробирает необъяснимая злость. Взгляд касается стрелки часов, висящих над кухонным столом, и я решаю, что хватит тянуть время.