— Я надеюсь, сэр Мэлори на меня не обидится, если я покину его дом не попрощавшись? Не хотелось бы его будить… Костюм? Пожалуй, его я пока оставлю себе. Местные жители очень напряженно относятся к проявлениям нудизма. Меня уже чуть не съели, довольно острых впечатлений.
— Подумаешь, читани им еще какой-нибудь взрывоопасный стишок.
— Увы, Фармазон, если я буду этим злоупотреблять, меня попросту перестанут приглашать в гости, а мы здесь в гостях.
— Тогда еще один штрих к твоему гневному образу. — Черт метнулся в соседнюю комнату и приволок оттуда здоровенный меч, общей длиной почти в мой рост. — Во! Ревнивый муж вернулся из командировки во всеоружии и начинает шарить по шкафам. Бери, бери, не отказывайся! Вспомни, куда идешь…
Я вспомнил о том, что мой противник — оборотень, и взялся за рукоять, меч оказался тяжеленным. Вот так, в костюме-тройке последней модели от не помню какого кутюрье, в домашних тапочках и с обнаженным мечом, я выбежал на улицу. На этот раз прохожие не уделяли мне особенного внимания. Фармазон шумно указывал дорогу и даже добровольно взялся помогать в переноске меча, теперь мы тащили его на плечах на манер Ленина с рабочими на субботнике. Анцифер скромно семенил рядом, молитвенно сложа руки, но не произнося ни слова. По-моему, все происходящее ему очень не нравилось, однако предложить в качестве альтернативы тоже было нечего, приходилось терпеть. Я же был полон решимости ворваться в дом и свято исполнить свой супружеский долг… Нет, нет, не то, что вы подумали! Оградить свою жену от посягательств коварных ухажеров, а собственный брак от опасности разрушения извне — тоже супружеский долг настоящего супруга. В том, что Наташа неповинна, я был готов поручиться головой. Не сочтите меня излишне самонадеянным, есть вещи, в которые просто веришь, не требуя доказательств. Я очень люблю свою жену, и если какому-то маньяку взбрело воспользоваться ее силой для достижения собственных целей, то ему следовало бы брать в расчет и меня. Может быть, я не столь крут в колдовстве, но быстро учусь. Раз уж мои стихи срабатывают здесь как магические заклинания, то будем бить врага его же оружием. Я уже умею призывать русские дружины, менять направление погони и вызывать природные катаклизмы. Пока это все, остальное наверстаем на практике…
— Прибыли, мой генерал! Четвертый подъезд, третий этаж, будем брать штурмом?
— Н-нет… — Непосредственно перед началом боевых действий мой пыл почему-то начал спадать. — Возможно, нам имеет смысл сначала просто поговорить? Век пещерного хамства канул в Лету, мы — цивилизованные люди. Ребята, возьмите этот дурацкий меч, а я схожу поговорю с Наташей. Вполне вероятно, что мне…
— Слабовольный трус! — припечатал Фармазон.
— Но я…
— Бесхребетный подкаблучник!
— Минуточку, я требую…
— Не мужчина, а тряпка!
— Да пошел ты знаешь куда… — обиженно взвился я, когда презрительные эпитеты черта все-таки задели меня за живое. — Довольно бессмысленных оскорблений! И… и… вообще, я уже говорил, что не намерен прислушиваться к советам нечистого. Правильно, Анцифер?
— Очень удобная формулировка, — сплюнул язвительный Фармазон. — А ты еще раз белобрысого позови, с молитвой и поклонами, глядишь, и откликнется. Поучит тебя истинно христианскому смирению, разучит с тобой очередной псалом или книжечку даст почитать бесплатную, от Гедеоновых братьев. Совершенно бесплатно, заметь! А твою жену в это время…
— Ложись!!! — не своим голосом заорал белый ангел, бросаясь на нас. Мы трое рухнули на асфальт, а над нами с ревом пронеслась направленная струя пламени.
— Анцифер! — шумно выдохнул я. — Что это было?
Он лежал на мне в полный рост, раскинув крылья в стороны, как при взрыве.
— Сереженька, по-моему, в подъезде прячется дракон!
— Да неужели?
— Если вы оба с меня слезете… — придушенно прошипел Фармазон, слабо дергаясь где-то в самом низу. Я невольно сравнил себя с сосиской, лежащей между двух половинок булочки. Ангел скатился с меня вправо, я, последовав его примеру, — влево. Мы трое встали на ноги, отряхнулись и огляделись. Из злополучного подъезда больше ничего не полыхало. Я сдвинул брови и решительно шагнул вперед.
— Сереженька, уверяю вас — там прячется огнедышащий дракон, не ходите туда.
— Нет уж, мы туда сходим! — незамедлительно влез Фармазон, демонстрируя перемазанный балахон. — Я страстно хочу посмотреть в глаза тому гаду, из-за которого меня заставили лечь всем пузом в мазутную лужу!
— Как ты мелочен, — поморщился ангел.
— Да?! Ты вон на себя посмотри? Улеглись на меня, безобидного, в два этажа и еще возмущаются на мое справедливое негодование… Серега, ну ты скажи, вот почему я должен вечно ходить чушка чушкой, а он — весь в белом?!
— Ребята, вы уж тут как-нибудь сами разбирайтесь, а у меня дела на третьем этаже. Если понадобится меч, я вас позову.
— Нет! — Анцифер вновь попытался загородить дорогу.
— Да! Мы пойдем вместе, встретим врага грудью, и если там действительно кто-то есть, то мы его такими иероглифами разукрасим, что любой Хокусай обзавидуется!
— Анцифер, пустите меня. — Героическая болтовня Фармазона и в самом деле действовала на меня несколько гипнотически. — Я намерен сию же минуту спасти свою любимую жену, и никакой огнемет меня не остановит. Держись, любимая, я уже иду!
— Там дракон!
— Глупости…
— Ах так… Вот, значит, как… Ему вы, значит, верите? — Светлый дух обиженно сощурился. — Ну что ж… у меня есть только один способ доказать… — Анцифер рванул дверь подъезда и шагнул внутрь. Раздался турбинный рев, и фигура ангела скрылась в оранжевом столбе пламени! Мы с Фармазоном отрепетированно бросились на землю, зажав уши руками.
— Вы… довольны?!
На фоне обугленных косяков стоял совершенно черный Анцифер в тлеющих обрывках чего-то очень похожего на ажурное кружевное белье приглушенных тонов. Все прочее словно ваксой вымазано, только глаза голубые кротостью и всепрощением сверкают. Нам стало стыдно…
— Циля, мы, того… извини. Ты был прав, это мы — козлы неблагодарные.
— Анцифер, простите нас, если можете. Надеюсь, вам не очень больно?
— Очень, — горько всхлипнул Анцифер и рухнул в полный рост. Из дверей подъезда дохнуло дымом, раздалось шипящее бульканье, а вслед за этим показалась огромная крокодилоподобная голова на длинной чешуйчатой шее. У чудовища были большие раскосые глаза, кривые зубы и крученые желтые усы.
— Тьфу, действительно, дракон… Надо выручать белобрысого. Бери меч и круши пламенную рептилию промеж глаз, а я буду изображать девушку-санитарку и вытащу раненого бойца из зоны обстрела.
— Но… — Я встал на ноги, кое-как поднял тяжелый меч и понял, что размахивать этой махиной абсолютно невозможно. Один раз еще замахнусь, куда ни шло, но если с первого удара ничего не выйдет, то на второй у меня элементарно не хватит сил. Не говоря уж о том, что фехтовальщик из меня — курам на смех. — Фармазон! Я так не могу. Я не умею! Давай вместе на него нападем.
— Серега, я же нечистый дух. В честном бою мне твою руку поддерживать — ну, никак нельзя! Извиняй, такое дело… Традиции, воспитание, моральные принципы, нравственные ценности и все такое. Я пополз, так что давай действуй сам.
— Ну… может, с ним поговорить?! Я читал, что многие драконы разговаривают. Что, если мы сумеем договориться по-хорошему?
— В европейских легендах драконы действительно любят поболтать, но этот — явный азиат. Китайского, корейского, тайваньского производства. А может, и настоящего японского качества, кто знает…
— Ты уверен?
— Да посмотри на расцветку! Он же словно с фарфоровой вазы династии Мин на наши головы свалился. Сверкает красками, словно радуга над Хуанхэ. Ты по-китайски чирикать умеешь?
— Нет… но я много читал, Пу Сунлин — «Рассказы Ляо Чжая о необычайном», «Нефритовая лестница» не помню кого и сборник стихов «Яшмовая флейта» и…
— Давно?
— Лет десять назад.
— А, ну тогда тебе и карты в руки. Побеседуйте о новых темах сочинений на экзаменах для молодых чиновников в провинции Тяньмянь, полиглот…
Вот так, только обхамив напоследок, Фармазон по-пластунски пополз к слабо зашевелившемуся Анциферу. Я набрал полную грудь воздуха и обратился к чудовищу с приветственной речью:
— О великий и прекрасный Сын Неба! Твой голос подобен реву боевых труб, твои глаза сверкают, как звезды над рисовым полем, твоя чешуя отсвечивает лунными бликами на мерцающей поверхности заводи, твои зубы острее шаолиньских кинжалов, а тело величественно, как Китайская стена. Позволь же скромному писателю стихов услышать мудрость твоих слов, восходящую к мудрости мира в его запредельных далях…
Возможно, я чересчур утрировал текст. Филология и лингвистика никогда не были моими сильными сторонами. Помню, что китайская манера речи несколько отличается от японских, индийских или персидских славословий, но дракону моя высокопарность, кажется, пришлась по душе.
— Осенно приятна встретитьса обрасованным человеком, — вежливо поклонился он. — Судя по вашей речи, хорошим манерама и платью — вы новый помосиник судьи Гао Мунь из Ценьского уезда провинсии Чжао Хо?
— Д-да, пожалуй, — поспешил согласиться я, дракон говорил по-русски очень прилично, слегка сбиваясь на склонении и падежах. — Не проявлю ли я, недостойный, излишнего любопытства, если спрошу — из каких краев прилетел мой многознающий собеседник?
— Нет, нета… Охотно поделюся сладкими воспоминаниями о далекой родине. Я из Чуэньских гор, провинция Линьняньшань, это там, где вырасивают наньский рис и пекут пирожки на пару.
— Ах, Линьняньшань! Что ж вы сразу не сказали?! — Я решился рискнуть, зверюга оказался словоохотливым, а мне нужно спасать супругу. — У меня же там родственники. Вы, случайно, не были знакомы со старым Пао Лунем из селения Чинь По? Или с торговцем тканями, одноглазым Сунь Чеем, у него еще младшая жена была лисой и помогала ему находить серебро под циновками?