политически корректных союзников (попутчиков) с "восставшими против родительского авторитета подростками" или "младотурками, выступившими против представителей старой гвардии". Шекспир олицетворяет «фалоцентризм» и навечно проклятую «патриархальность», и это, словно тайный грех против Святого Духа, ему никогда не простится — ни в нынешнем веке, ни в грядущих тысячелетиях. Для нас не существует пути ни назад, ни вперёд. Мы живём в политически корректной банке без входа и выхода.
Вот цитата из Тэйлора:
Но я, находясь здесь, в моём настоящем, мог бы рассмотреть все варианты моего мышления, которые представляют типичный образ мышления этого периода, лишь в том случае, если бы мне удалось каким-то образом вырваться за пределы нашей парадигмы, если бы мне удалось подняться над ней и взглянуть на неё сверху… Но если бы я мог подняться над нашей [политически корректной] парадигмой, я больше не находился бы в её плену.
Выражаясь проще, Тэйлор имеет в виду, что ему никуда не деться от парадигмы ПК, потому что он живёт в наше время. Это звучит настолько абсурдно, что даже не требует опровержения. Сегодня миллионы людей во всём мире — в Европе, Азии, Австралии, Африке и обеих Америках — по-прежнему любят Шекспира. Мне кажется, Тэйлор хочет сказать вот что: вам не удастся выйти из парадигмы ПК, если сегодня вы живёте в США и хотите не потерять работу в университете.
Кроме таких прагматических камер, любая парадигма, из которой вы "не можете вырваться" интеллектуально, напоминает ужасную Чёрную Железную Тюрьму из научно-фантастического романа Филипа Дика. Это место не существует нигде и существует повсюду, но вы остаётесь в этом месте до тех пор, пока система контроля убеждает вас, что Чёрная Железная Тюрьма существует и вы в ней живёте.
Но всё станет ещё понятнее, если мы скажем так: большинство критиков на протяжении почти трёх сотен лет утверждают, что Шекспир — "это" величайший писатель мира. Парадигма ПК утверждает, что Шекспир — "это" просто очередной патриархально настроенный белый мужчина, что все критерии в искусстве относительны и что загадочная душа Шекспира — "это" маска. Скрывающая имперский шовинизм белых мужчин.
Тэйлору возражает профессор Гарольд Блум, сумевший выжить в условиях академической школы, хотя он с большим беспокойством считает себя частью умирающей культуры (Он пишет: "Горькая правда заключается в том, что мы не в состоянии себе помочь. Мы можем сопротивляться до определённого момента… Я вспоминаю одного из нас, который. давая интервью репортёру из "Нью-Йорк Таймс", не без иронии заметил, что "все мы — критики феминизма". Это риторика, уместная в оккупированной стране, которая не рассчитывает на освобождение от свободы"). В книге "Западный канон" профессор Гарольд Блум защищает Шекспира пламенно и красноречиво.
Называя Тэйлора, Алису Уокер и группу ПК в целом "школой презрения", Блум смело выступает в защиту старомодной идеи. Он считает, что любую книгу имеет смысл характеризовать как эстетически "более ценную, менее ценную или равноценную", сравнивая её с другой книгой (эта мысль настолько архаична, что при её повторении здесь, в Америке, она неожиданно звучит настолько же революционной, насколько тэйлоровская догма ПК — самодовольно конформистской). Выходя за пределы этой иерархической ереси (так как определения "более, менее…" и пр.) противоречат аксиоме ПК, согласно которой не существует никакой разницы между кем бы то ни было), Блум даже пытается воскресить канон и помещает выскочку — белую ворону из мясной лавки в Стрэтфоде на вершину этой иерархии.
Шекспировская высота, я уверен, — это высота скалы, поднимаясь на которую "школа презрения" не может не сломать ногу… Если это случайность, что Шекспир был выбран столпом канона, то пусть они объяснят, почему господствующий общественный класс всё же выбрал его, а не, скажем, Бена Джонсона, на эту случайную роль… (Насколько проще признать, что есть качественная разница, существенное различие между Шекспиром и любым другим писателем, — даже Чосером, даже Толстым…).
О новоявленных марксоидах, или марксоидах Фуко, Блум пишет с крайним джонсоновским презрением:
"Если бы общественная энергия… английского ренессанса каким-то образом написала "Короля Лира", то уникальность Шекспира можно было бы поставить под сомнение".
Откровенно говоря, я бы предпочёл признать автором "Короля Лира" Бэкона, а не какие-то "общественные энергии", потому что у Бэкона, по крайней мере, есть имя, фамилия и адрес, а о том, где в пространстве и времени можно искать некие "общественные энергии", которые используют при письме ручку. У меня довольно смутное представление.
Позволю себе остановиться на этом вопросе поподробнее, поскольку мне кажется, что многие его не понимают. Применяя те же критерии к политическим шмеермейстерам, могу сказать, что считаю составленный сенатором Маккарти для государственного департамента "список из двухсот пяти коммунистов, не скрывающих своих убеждений", более полезным, чем заявления Ньютона Гингрича о "практически каждом четвёртом" тайном курильщике марихуаны в Белом Доме. Возможно, теорию Бэкона и так называемый "список 205" нельзя проверить на истинность, но, по крайней мере, они похожи на правду. Неопределённые и неопределяемые "общественные энергии", а также не включённый в список и безымянный "практически каждый четвёртый" звучит как шум, который создают люди, когда они даже не знают, как дать выход оскорблённым чувствам.
Но как однажды сказал Чарльз Форт, если писатели-невидимки начинают подниматься по служебной лестнице, им начинают служить другие писатели-невидимки. Великий поэт как-то сказал:
Роза — это роза — это роза.
Но ещё более великий семантик написал:
Всякий раз, когда ты говоришь, что какая-то вещь «является» чем-то, знай, что она этим "не является".
Обе позиции Тэйлора и Блума слабеют, утрачивают свой абсолютизм, становятся мнением, а не констатацией факта, как только мы задаём вопрос, какую функцию выполняет идентификационное «является» в наших суждениях. И что, если уж на то пошло, вообще следует понимать под этим идентификационным «является». Чуть дальше мы поговорим об этом подробнее.
Тем временем, уверяю вас, — и не смейтесь, — знаменитая учёная-феминистка доказала, что в "Philosophiea Naturalis Principia Mathematica" Ньютона содержится больше фантазий на тему насилия, чем в музыке Бетховена. Я даже утверждаю, что она назвала эту удивительную математическую поэму "Руководством Ньютона по изнасилованию". Что вы об этом думаете? Что это ещё один безвкусный элемент подростковой сатиры с моей стороны? Или утверждение феминистки, которое сегодня действительно опубликовано?
Я отвечу на этот вопрос тогда, когда сумею разгадать такого же рода загадку об этнической чистоте, которая требуется для преподавания в университете Санта-Круса.
Глава двадцать седьмаяБилл О'Двайер спасает королеву
В которой бывший мэр Нью-Йорка спасает жертву полицейских домогательств, за что получает щедрое вознаграждение
не обращай внимания на того человека за занавесом!
Судья, вы верите в правосудие?
Если вы внимательно читали "Путешествие в глубь Земли", то помните, в какой семье я воспитывался. Мои родители считали, что демократическая партия целиком, или почти целиком, состоит из одних ирландских католиков, которые присматривают за тем, чтобы богатые протестанты голландско-английского происхождения (все сплошь оранжисты), возглавляющие республиканскую партию, не притесняли других ирландских католиков.
В те палеолитичеслкие времена Билл О'Двайер был мэром Нью-Йорка и мог служить моделью политика-демократа. Его администрация была замешана в серии скандалов, связанных с коррупцией, но распределение «добычи» занимался лично он, как самый настоящий ирландский вождь в языческие времена. Я понял это, когда больше узнал о моих и его генетических корнях. Билл О'Двайер по стольким параметрам соответствует стереотипному представлению об "ирландском политике", что с ним не сможет тягаться даже сам Ричард Дейли из Чикаго. Лишь однажды я обнаружил духовного близнеца Билла, когда отправился в Ирландию и изучил речь, поскольку там Хохей вышел на уровень архетипа, но, увы, здесь о нём никто не знает…)
В конце концов, Биллу пришлось покинуть свой пост, попав под подозрение (видимо, удалось проследить, что часть взяток оседала в его кабинете), но вскоре он нашёл работу ещё лучше. Его сподвижники демократы помогли ему отправиться послом США в Мексику. Поскольку я и сам когда-то жил в Мексике, признаюсь, что был бы счастлив, если бы правительство США отправило меня в эту страну послом и выплачивало огромное жалованье за то, что я там нахожусь. В самом деле, лучше быть богатым и счастливым, чем бедным и несчастным.
В 1956 году истёк срок полномочий О'Двайера как посла, но он остался в Мехико и занялся юридической практикой. Его деятельность большей частью заключалась в том, чтобы улаживать проблемы, которые возникали у американцев с местными властями. Однажды его навестил венгерский аристократ барон Луи Рэйнал. Он сказал, что предварительно проконсультировался у английского и американского послов, и они рекомендовали Билла как "человека, который всё решает на месте".
Барон Рэйнал был похож на богатую старую королеву. Именно этот тип людей был неприятен Биллу, воспитанному в ирландско-католическом духе. Но, поднимаясь по международной лестнице политики и юриспруденции, Билл научился быть космополитом. Он ясно понимал, что барон богат: об этом свидетельствовали его дорогой костюм и изысканные аристократические манеры.