— Сукин… — проворчал Коул.
Мы оба ошалело сидели на полу, и он потирал голову, от боли сжав челюсти. Подняв взгляд и увидев рядом с собой меня, Коул покачал головой.
— Черт, подруга, ты мелкая, но как мини-бульдозер.
— Прости, — пролепетала я и поспешно встала. От резкого подъема меня слегка повело, и перед глазами заплясали черные точки, но я прошла мимо Коула, намереваясь удрать в свою комнату.
— Эй, Нью-Йорк! Постой! — позвал Коул.
Я чувствовала его за спиной, но не остановилась. Распахнутая со всей дури дверь ударилась о стену, отчего ближайшая к ней книжная полка зашаталась.
— Джеки, что случилось?
— Ничего, — солгала я, пытаясь закрыть дверь и не пустить Коула внутрь.
— Это… — Коул сунул ногу между косяком и дверью, — полнейшая чушь.
— Я не хочу сейчас об этом говорить, понятно? — практически взмолилась я. Мне нужно было остаться одной. Нельзя показать ему мои слезы. И не только ему.
— Я в чем-то виноват перед тобой? — растерялся он.
Готова поспорить: ни одна девушка еще не отказывалась поплакать на его плече. Я помотала головой.
— Подожди, — попросил Коул, и в его глазах появилось то самое выражение, которого я так боюсь: «бедняжка Джеки».
Я до хруста костяшек сжала кулаки, ожидая упоминания о моей семье. Однако Коул сказал другое:
— Дело в твоей ночевке с подругами?
От удивления я моргнула. Он спросил не то, что я ожидала услышать, и это принесло облегчение. Но если Коул все уже знал, значит, слухи в этом доме распространяются со скоростью лесного пожара.
— Я прав, да? — уточнил он, не дождавшись моего ответа.
«Не только в ней, — чуть не сорвалось с моих губ, — но и в моей семье, и в том, что вам все известно».
— Тебе Ли рассказал? — ответила я вопросом на вопрос. — Он меня терпеть не может, да? В любом случае ночевка с подругами — плохая идея. Я перешла черту.
В Нью-Йорке после долгого нервного срыва я научилась контролировать свои чувства. Это было жизненно необходимо, поскольку я больше не могла позволить себе растворяться в горе. И мысленно я построила внутри себя стену, удерживающую бурный поток эмоций. Но здесь справляться с ними было сложнее. В доме Уолтеров я столкнулась с тем, с чем прежде не приходилось: неорганизованностью, непредсказуемостью и неразберихой. Без стабильности и точки опоры я теряла себя в этом хаосе. Слова Ли пробили в моей стене брешь. Казалось, еще мгновение — и она рухнет.
— Не обращай внимания на Ли, Джеки, — произнес Коул спокойным и уверенным тоном, каким говорят, когда хотят тебя в чем-то убедить. — Он не понимает, что мелет. Просто игнорируй его.
Я машинально кивнула, уставившись в пространство за его плечом. Естественно, я понимала, что своей поддержкой Коул выражает сочувствие, но его слова не имели никакого значения. Так мне выражали соболезнования на похоронах: заученными словами, которые каждый считал себя обязанным произнести. Мне говорили «нам жаль», но на самом деле никто не осознавал, что именно я переживаю. Важно не то, что Ли ведет себя гадко, а то, что он говорит правду.
И тут Коул словно понял, о чем я думаю.
— Эй. — Он положил ладони мне на плечи и слегка встряхнул меня, чтобы я на него посмотрела. — Прости, что мой двоюродный брат ведет себя как придурок. Давай я тебя чуть-чуть взбодрю.
— Это наша конюшня, — сообщил Коул, придерживая для меня дверь.
Он предложил мне показать ранчо, и я согласилась. Мне нужно было, чтобы кто-то, кто угодно, отвлек меня от тягостных мыслей.
Конюшня была видна из окна моей спальни. Издали я приняла ее за сарай, но теперь, войдя внутрь, увидела, что это просторное помещение. В нос ударил запах животных и сена — сильный и резкий, настолько густой, что, казалось, я ощущала его в своих легких.
Мы стояли в начале длинного прохода, по обеим сторонам которого располагались стойла. Несколько из них пустовали, но остальные занимали огромные животные, фыркающие и бьющие хвостами. Они были разных цветов — от темно-коричневого до светло-серого, — но все устрашали меня одинаково. Я чувствовала за спиной присутствие Коула, и меня это почему-то успокаивало.
— Самое крутое тут, помимо лошадей, — расслабленно сказал он, — наш чердак.
Ладонь Коула легла мне на поясницу и мягко подтолкнула вперед. Пока мы шли в другой конец конюшни, Коул показывал мне лошадей и называл их имена. В одном стойле мужчина чистил щеткой черную кобылу по кличке Изюминка. Услышав нас, он вскинул взгляд и кивнул.
— Кто это? — шепнула я, возобновив путь.
— Один из конюхов, — ответил Коул. — У отца много работников. На ранчо требуется много рабочих рук, а мы с братьями не всегда можем ему помочь.
К тому времени, как мы дошли до конца конюшни, я насчитала двадцать четыре лошади. Коул остановился у деревянной лестницы, и я, задрав голову, попыталась разглядеть, что там, наверху. Коул начал взбираться. На середине лестницы он оглянулся на меня.
— Ты идешь?
Я забралась вслед за ним, что было не так-то просто сделать в юбке. Наверху Коул протянул руку и вытащил меня на чердак. Парни тут явно все переделали. Не знаю, чего я ожидала: тюков или горы сена, — но вместо них увидела на полу потрепанный синий ковер, два дивана, старый телевизор на кофейном столике и расписанные Кэтрин стены. В углу лежали настольные игры, которые, судя по слою пыли на них, давным-давно не доставали.
— Мы тут часто зависали, когда были помладше, — объяснил Коул.
Я кружила по чердаку, внимательно рассматривая его. Одну из балок, поддерживающих потолок, украшали ростовые отметки и даты, сделанные парнями по мере взросления.
Заметив, на что я смотрю, Коул провел пальцем по одной из черточек со своим именем.
— В этот день я сломал ногу. — Он качнул головой. — Давай добавим тебя.
Коул взял маркер, висевший на прибитой к балке веревке, и терпеливо подождал, пока я встану к опоре спиной. Я прислонилась к своеобразному деревянному ростомеру, и Коул поверх моей головы провел на балке новую черту, возле которой вписал мое имя. Шагнув в сторону, я осознала: эта короткая черная линия не только свидетельство того, какая я маленькая по сравнению с остальными Уолтерами, но и отметка на память.
— Ну вот, — оглядел дело своих рук Коул, убрав маркер, — теперь, когда ты принята в наше чердачное общество, я покажу тебе, чем это место так потрясно.
Он пересек чердак, потянулся за свисающим с потолка канатом и взобрался на перила.
— Коул, что ты делаешь? — встревожилась я.
— Смотри, — ухмыльнулся он. Шагнув с перил, он, как Тарзан, пролетел по воздуху на канате, оглашая конюшню криком, и спрыгнул в огромный стог сена.
Я метнулась к краю и вцепилась в перила. Он цел? Сено поглотило Коула, и я никак не могла его разглядеть. Я уже почти паниковала, когда голова Коула вынырнула из стога, разбросав по сторонам сухие травинки.
— Твоя очередь, Джеки, — крикнул он. — Хватайся за канат.
— Черта с два. — Я попятилась и повернула направо, к лестнице. — Спущусь как нормальный человек. Не хочу, знаешь ли, оказаться в травматологическом отделении.
— О нет, даже не думай, — отозвался Коул снизу.
Я не успела дойти до лестницы, как она покачнулась и исчезла из виду. Несколько секунд я непонимающе таращилась на опустевшее место, напоминавшее дырку от выпавшего зуба. Я в ловушке!
— Это не смешно, Коул, — наконец отреагировала я, глядя на него сверху вниз и пытаясь сохранять спокойствие. — Пожалуйста, верни лестницу.
— Не-а. — Он положил лестницу боком, чтобы я не могла до нее дотянуться.
— Если ты и правда думаешь, что я спрыгну, то ошибаешься, — проинформировала я его своим фирменным деловым тоном. Вот честно, чем он думал? Абсурдная идея.
— Да ладно тебе, Джеки. Тут низко. Обещаю, с тобой ничего не случится. Мы в детстве постоянно отсюда прыгали.
И не подумаю.
— Если ты сейчас же не вернешь лестницу на место…
— То что?.. — оборвал меня Коул. Скрестил руки на груди и запрокинул голову, чтобы видеть меня.
— Я могу сломать ногу, — разозлилась я, вспомнив, что Коул мне сказал всего пару минут назад у деревянного ростомера.
— Джеки, — простонал он, раздраженно тряхнул головой и закатил глаза, — я не так сломал себе ногу.
— Прости, Коул, — я встала, подбоченившись, — но я не из тех, кто подвергает себя ненужному риску.
— Ненужному риску? Не будь занудой. Ты не бизнесмен и не подписываешь многомиллионный контракт. Просто полетаешь на тарзанке. Будет весело.
— Мне не будет весело, если я сломаю ногу.
— Ты всегда такая упрямая? — пробормотал Коул больше себе, чем мне, покачал головой и демонстративно уселся по-турецки. — Неважно. Я тут целый день просидеть могу.
— Мне казалось, ты хотел меня взбодрить, а не мучить, — заметила я.
Коул помолчал, вздохнул.
— Я пытаюсь, но ты все усложняешь, — сказал он так, будто это я глупила, а не он. — Серьезно, Джеки, поживи хоть немного.
От его слов я задохнулась.
Я собиралась сиднем сидеть до онемения на обтрепанном синем ковре, но одно простое слово от Коула «поживи» изменило мое решение. Позже я поняла, что Коул не вкладывал в него особого смысла, он просто хотел, чтобы я прыгнула. Но слово повисло в воздухе, словно сигаретный дым, удушливый и нежеланный, и я им подавилась. Почему я все еще дышу, когда жизни моих близких несвоевременно оборвались? Родные тоже чувствовали бы себя виноватыми, выживи они, а не я? Волна злости прокатилась по телу. Я сдернула с головы синюю ленту, завязала ею волосы в хвост, как резинкой, и подошла к краю чердака. За канат я ухватилась с третьей попытки, вжавшись животом в перила и вытянув пальцы. Поймав его, осторожно перенесла ноги по другую сторону ограждения и сделала глубокий вдох.
— У тебя все получится, — подбадривал Коул, но я не видела его, поскольку крепко зажмурилась.
Это было глупо, невероятно глупо, но я это сделала. Рывком оттолкнулась от ограждения и взрезала собой воздух.