Естественно, меня мотало на канате туда-сюда, и крутившиеся на языке нехорошие слова я сократила до:
— Уолтер, я тебя ненавижу!
Наконец канат начал замедлять движение, но я уже не могла держаться и выпустила его из рук. Пол резко приблизился, и я ухнула в море сена.
— Видишь? — пробрался ко мне Коул, пока я вставала. — Не так и ужасно.
Он был явно доволен собой, у меня же в горле болтался желудок, а колючая сухая трава облепила все тело. По венам продолжала бежать злость, и я оттолкнула Коула от себя, ударив ладонями в грудь. Ну, попыталась оттолкнуть. Он почти не сдвинулся с места.
— Никогда так больше не делай! — вспылила я. Не получилось отпихнуть, так хоть тоном покажу, насколько я взбешена. — Никогда!
Пораженный моей вспышкой Коул вытаращился на меня с открытым ртом. Сузив глаза, я сверлила его злым взглядом в ожидании извинений. И тут он засмеялся. Хохотал во все горло, упершись руками в колени.
— Хватит! — рыкнула я.
— Боже, — простонал Коул, вытирая слезы, — это было бесценно.
— Я не нахожу в происходящем ничего смешного.
— Потому что не видишь своего лица. Вся такая «гр-р-р!». Просто прелесть.
Я поперхнулась едкими словами, вертевшимися на кончике языка.
«Прелесть»? Коул Уолтер назвал меня прелестью.
— Погоди.
Он шагнул ко мне. Я попятилась, но он снова шагнул, протянув к моим волосам руку. Потом чуть отстранился, держа в пальцах соломинку.
— Вынул, — шепнул Коул.
Мы стояли так близко, что я увидела крохотный шрам на его лбу, маленькую отметину в форме L над левой бровью. Коул смотрел на меня так пронзительно и с таким непонятным выражением, что я уцепилась взглядом за это его маленькое несовершенство. Было гораздо легче выдерживать его пристальный взгляд, зная, что и он не полностью безупречен.
Не считая тихих шорохов, доносившихся из стойл, в конюшне стояла тишина. Происходящее напоминало мне сцену из романтического фильма, где парень с девушкой стоят близко-близко, глядя друг другу в глаза. Воздух вокруг них электризуется. Он медленно наклоняется к ней и после секундных колебаний накрывает ее губы головокружительным поцелуем. Я чувствовала себя героиней подобного эпизода. Вот только поцелуя не случилось.
— Ай! — вскрикнула я, почувствовав боль в ноге. — Какого черта?
Почти коснувшийся моих губ Коул растерянно моргнул, когда я отпрыгнула в сторону. Затем увидел высунувшуюся из сена вислоухую собаку и опять засмеялся.
— Это Бруно. Страстный охотник за разномастными носками и вонючими кедами.
— Он меня цапнул. — Я посмотрела на пса. На самом деле укус был больше неожиданным, чем болезненным. Сердце до сих пор заходилось.
— Шутишь? — Коул присел на корточки почесать собаку за ухом. — Бруно и мухи не обидит. Наверное, принял твою ногу за старый кроссовок.
Бруно и правда выглядел безобидно. Коричневый пес с седой шерстью на морде. По собачьим меркам он, скорее всего, старичок.
— Я бы сказала, что он милашка, если бы не страдала аллергией, — отступила я от Бруно. Пес посмотрел на меня, высунув язык.
Коул поднялся и, взяв меня за руку, повел к стойлам, которые я не заметила: они прятались в дальнем углу конюшни.
— На лошадей у тебя есть аллергия? — поинтересовался он, остановившись у стойла с великолепной серой лошадью.
— Понятия не имею. — Коул открыл щеколду на дверце, и я отошла назад. — Как его зовут?
— Ее, — поправил он, входя в стойло. — Афина — девочка.
При звуке своего имени Афина потрясла гривой, а потом ткнулась губами в лоб Коула.
— Она такая… огромная, — украдкой попятилась я. Живя в городе, я практически не имела дела с животными, но признаваться в том, что Афина меня страшит, не хотела.
Коул не заметил моего маневра.
— Прокатишься? — радостно спросил он и, не дожидаясь ответа, снял со стены седло.
— Ни за что! — Я отпрянула к противоположной стене, подальше от лошади. Ничто на свете не заставит меня забраться на это животное… даже такой очаровательный парень.
— Джеки, — начал Коул, седлая Афину, — забыла, что я тебе сказал? Поживи хоть немного.
— Да, — рыкнула я. — А ты забыл мой ответ? Что я тебя ненавижу?
С уговорами, но Коулу удалось усадить меня на лошадь. Я так твердо стояла на своем, что он попытался сторговаться со мной: отдать мне пять минут своего утреннего времени в ванной. Я ответила, что не залезу на Афину ни за какие плюшки. И конечно же, ошиблась. Кое-что стоило неприятно потных ладоней и замирающего сердца. После того как Коул пообещал мне, что Джек с Джорданом перестанут преследовать меня с камерой, я позволила ему усадить меня в седло.
Первые десять минут я ехала зажмурившись. Вся на нервах, я зациклилась на двигающейся подо мной лошади. Но потом начала замечать другие вещи: прижавшегося ко мне сзади Коула, тепло греющего лицо весеннего солнца.
Коул не спешил. Он выгуливал Афину на лугу, а вокруг на ветру колыхалась волнами трава. Успокоившись, я наслаждалась ощущением рук Коула, прижатых ко мне и сжимающих поводья. Мы приблизились к лесу, и волнующаяся на ветру трава сменилась крепкими деревьями. Коул потянул за поводья и соскользнул с седла. Привязав Афину к ближайшему дереву, помог мне спуститься. Мы пошли в лес по хорошо утоптанной тропинке.
— Тебе понравится то, что увидишь, — пообещал Коул, обернувшись.
И оказался прав.
До поляны мы дошли за пять минут, но я сразу поняла, что он вел меня именно сюда. Мы словно попали в сказку. Лесная речка тут обрывалась маленьким водопадом, создавая внизу кристально чистый водоем. Вода блестела от пляшущих по воде солнечных бликов. Зелень по кромке водоема покрывали капельки воды, мерцающие как крохотные изумруды.
Уолтеры соорудили здесь своеобразный пляж с чистейшим белым песком, и вода плескала у берега, создавая ощущение, что мы у океана. Здесь стояли два шезлонга, а за ними в тени — столик для пикника. К дереву у воды были прибиты деревянные досочки, позволяющие забраться на висящую над водоемом толстую ветвь. Коул улыбнулся, стащил с себя футболку и полез на дерево, как мальчишка.
— А теперь-то ты что задумал? — крикнула я, прекрасно зная ответ.
Коул, издав победный крик, бухнулся в воду бомбочкой, подняв тучу брызг.
— Как получилось? — вынырнув, спросил он.
Я пожала плечами.
— На четыре с половиной.
— Из пяти?
— Из десяти, — ответила я, наблюдая за тем, как он гребет к берегу.
— Ладно, Саймон Коуэлл[7], — Коул с плеском приблизился к берегу, — посмотрим, какие результаты покажешь ты.
Я скинула босоножки, окунула ногу в воду, чтобы проверить температуру, и тут же отпрыгнула назад.
— Ты спятил?
Удивительно, что водоем не покрывал тонкий слой льда.
На лице Коула расплылась улыбка, вызвавшая во мне нехорошие предчувствия.
— Возможно, — признался он, прыгнул ко мне и стиснул руками за талию.
— Коул! Коул, нет! — заорала я, остервенело отбрыкиваясь.
Он подхватил меня и швырнул в воду.
Все случилось за какую-то пару-тройку секунд, но мое тело успело среагировать моментально напрягшимися мышцами. Сначала, ударившись о поверхность, я ничего не почувствовала, но мгновением позже, когда погрузилась в ледяную воду, все тело прошило ощущение впившихся в кожу игл. От неожиданности я глотнула воды и вынырнула, кашляя как ненормальная. Легкие, казалось, промерзли до основания.
— Погружение вышло так себе, — сообщил Коул. — Оцениваю его на двойку, и это еще очень щедро с моей стороны.
— Я н… ненавижу тебя! — Зубы так отбивали дробь, что я чуть не прикусила язык.
— Да, — кивнул он, — ты это сегодня уже говорила.
Если бы меня не колотило и не трясло, я бы не оставила безнаказанным его наглость, но сейчас меня волновало только одно:
— Вода ледяная!
— Ага. — Коул лежал на спине, двигая руками, чтобы оставаться на плаву. Как на Карибах, блин. — Но летом, когда солнце шпарит, тут здорово.
— Правда? — не поверила я. — А мне сейчас грозит переохлаждение.
— Не будь ребенком. — Коул занырнул, точно пингвин.
В Уолтерах, видно, течет кровь полярных медведей. Я медленно погребла к берегу. Уже вся, небось, посинела.
Лодыжку обхватили пальцы и дернули меня под воду. На поверхность я вынырнула, нахлебавшись воды.
— Ты как, Нью-Йорк? — смеялся Коул. — Дыхание рот в рот требуется?
— Это было не смешно, Колорадо.
Коул заломил бровь.
— Ух ты, с чего такая дерзкая стала?
— С того, что ты пытался меня утопить!
— Ничего подобного! — открестился он.
Вместо ответа я окатила его ледяной водой.
Коул, обтекая каплями, в шоке уставился на меня. Оправившись, вытер с глаз воду.
— О, это означает войну! — провозгласил он, плеснув в меня водой.
Мы долго дурачились, обрызгивая друг друга и смеясь.
— Скажи, если не считать моего двоюродного братца-засранца, как тебе Колорадо? — спросил Коул, пока мы переводили дыхание.
Мы лежали на воде, глядя в небеса, и мое тело занемело от холода. Я тяжело вздохнула.
— Нормально.
— Но?
— Что «но»?
— Обычно такие вздохи подразумевают какое-то «но».
— Наверное… — Я умолкла, не зная, как облечь в слова свои чувства. Коул молчал, давая мне собраться с мыслями. Повернув к нему голову, я сказала: — Понимаешь, здесь все по-другому.
— Никогда не был в Нью-Йорке, но могу представить.
— Да, я очень по нему скучаю.
Коул пристально смотрел на меня, ничего не говоря. Мы словно застыли, и природа, казалось, тоже затаила дыхание, но затем Коул ушел под воду, скрывшись из вида.
— Пора возвращаться, — сообщил он, вынырнув и глотнув воздуха. — Мама будет в ярости, что мы не поужинали. К тому же не хочу, чтобы ты пропустила закат.
— Закат? — переспросила я, плывя к берегу.
— Ага. — Коул помотал головой, стряхивая с волос воду. — В жизни здесь есть свои прелести. Красивый закат — одна из них. После долгого рабочего дня закатное солнце на лугу, наверное, самое умиротворяющее зрелище, какое я когда-либо видел.