С этой командировкой было связано еще одно событие, касающееся моей личной жизни. В начале декабря 1968 года, находясь в экспедиции, я вдруг получаю телеграмму от моей молодой жены (мы тогда совсем недавно поженились, жена на семь лет моложе меня). В телеграмме было написано «приезжаю к тебе, встречай». Я был ошеломлен и озабочен этим сообщением. Ведь моя жена Нина тогда была студенткой первого курса Института инженеров транспорта (МИИТа) и должна была сдавать зачеты и экзамены первой в ее жизни экзаменационной сессии. А она, сдав все зачеты и всего лишь один экзамен из четырех (она узнала, что с тремя «хвостами» в этом институте не выгоняют), поехала ко мне в горы. Мы провели с ней в горах Алма-Атинской экспедиции три недели и там, в горах, на территории астрономической обсерватории, подарили жизнь нашему первому ребенку, Танечке. Когда дочке исполнилось 4,5 года, я, чтобы разгрузить жену (она тогда готовила дипломный проект в институте), взял Танечку с собой в горы, и она несколько месяцев жила у меня в экспедиции, наблюдая, как живут астрономы. Так что моя дочка имеет «астрономическое» происхождение, хотя астрономом не стала – она окончила музыкальное училище и психологический факультет института. Также не могу удержаться от рассказа о появлении на свет моего сына. Летом 1975 года состоялась защита моей докторской диссертации. По ряду причин, которые будут изложены ниже, защита была не очень успешной – я набрал при тайном голосовании всего лишь две трети голосов членов ученого совета ГАИШ. Поэтому, хотя формально защита не была провалена, мою диссертационную работу ожидало длительное прохождение в ВАКе с участием одного или даже нескольких «черных» оппонентов. И гарантии, что диссертация не будет в ВАКе провалена, не было. Настроение у меня после защиты было паршивое. Но тут мне на шею бросилась жена и объявила: «Не огорчайся, дорогой, зато я тебе сына рожу». И действительно, 31 января 1976 года на свет появился мой второй ребенок – сын Миша. А в апреле 1976 года из ВАКа пришло уведомление о том, что мне присуждена ученая степень доктора физико-математических наук. Так что и рождение второго моего ребенка тоже в какой-то степени связано с астрономией. К сожалению, Миша тоже не пошел в астрономию, а связал свою судьбу с техникой, с компьютерными технологиями.
С моей женой Ниной мы живем вместе уже пятьдесят шестой год. У нас двое детей – сын и дочь, а также четверо внуков: два мальчика и две девочки. Причем у нас полная симметрия в семье: мы с Ниной имеем сына и дочь, дочка Танечка имеет сына и дочь, сын Миша также имеет сына и дочь.
После этого лирического отступления перехожу к дальнейшему изложению моего пребывания в Высокогорной Алма-Атинской экспедиции ГАИШ. Я проработал начальником этой экспедиции почти семь лет: с 1972 по 1979 год. Каждый год я бывал в экспедиции в среднем по шесть месяцев: попеременно два месяца в Москве и два месяца в экспедиции. Мое назначение начальником экспедиции стимулировало перевод меня на должность старшего научного сотрудника в 1973 году. В ГАИШ были очень высокие требования к претендентам на повышение в должности. Более того, мой шеф Д. Я. Мартынов был директором института, и мы, его ученики, от этого только страдали. Он представлял к повышению в должности своих учеников только в тех случаях, которые были бесспорными. И хотя у меня к концу 1972 года было уже около двух десятков научных работ, на которые я имел около пары сотен ссылок, думаю, что, если бы я не согласился стать начальником Высокогорной экспедиции ГАИШ, мне бы пришлось еще долго ходить в младших научных сотрудниках.
Илл. 17. В Высокогорной экспедиции ГАИШ около Алма-Аты (Казахстан). 1974 г.
Зимой 1972 года мы с Еленой Александровной Макаровой прибыли в Алма-Ату самолетом и поднялись в горы, в экспедицию ГАИШ. Здесь Елена Александровна представила меня коллективу экспедиции и познакомила со всем ее хозяйством. Первым делом я постарался организовать на телескопе АЗТ-14 фотоэлектрические UBV – наблюдения рентгеновских двойных систем Cyg X-1 и HZ Her. Мы с сотрудниками экспедиции А. В. Мироновым и супругами В. Коваленко и О. Коваленко получили детальные UBV кривые блеска этих систем и исследовали изменения показателей цвета с фазой орбитального периода. У системы HZ Her в максимуме блеска наблюдалось сильное поголубение, что окончательно подтвердило модель рентгеновского прогрева для этой системы. У системы Cyg X-1 показатели цвета U-B и B-V почти не менялись с фазой орбитального периода, что согласуется с моделью эффекта эллипсоидальности оптической звезды.
Наблюдая в экспедиции за работой сотрудников прикладной организации («почтового ящика»), с которой у нас были хоздоговорные отношения, я видел, как быстро и эффективно они обрабатывают свои наблюдения искусственных спутников Земли с помощью компьютера. У меня появилась идея оснастить нашу экспедицию своим компьютером и осуществлять прямой ввод наблюдательных данных с телескопа и фотометра в оперативную память компьютера. Тем самым можно было бы реализовать режим фотометрических наблюдений с высоким временным разрешением, порядка 1 миллисекунды. А с таким временным разрешением можно наблюдать покрытия звезд Луной и по дифракционной картине изменения блеска при покрытии определять угловые диаметры звезд. Такие программы измерений угловых диаметров звезд из наблюдений покрытий их Луной уже успешно велись в ряде зарубежных обсерваторий, но в нашей стране мы оказались первыми, кто реализовал такую программу. Время покрытия диска далекой звезды Луной очень короткое, порядка 50 миллисекунд. Именно поэтому наблюдения покрытий звезд Луной должны вестись с высоким временным разрешением, что возможно сделать только если напрямую, без участия человека, соединить телескоп и фотометр с компьютером. Я стал просить Д. Я. Мартынова выделить нам средства для закупки для нашей экспедиции компьютера «Наири-К», быстродействие которого было вполне достаточным для реализации нашей программы наблюдений покрытий звезд Луной. После нескольких дискуссий на эту тему Дмитрий Яковлевич согласился выделить деньги института, заработанные по хоздоговорной тематике, для закупки «Наири-К».
После защиты докторской диссертации у меня появились аспиранты. И я поручил одному из них, В. Г. Корнилову, заняться реализацией компьютерного метода регистрации фотометрических данных. Витя Корнилов успешно справился с этой задачей и защитил кандидатскую диссертацию, методической частью которой была разработка системы высокоскоростной регистрации. Второй мой аспирант, Е. М. Трунковский, выполнил измерения угловых диаметров звезд методом покрытий их Луной. Этот результат стал центральным в его кандидатской диссертации. Кроме того, В. Г. Корнилов и Е. М. Трунковский выполнили высокоскоростные наблюдения ряда рентгеновских двойных систем.
Звездный телескоп АЗТ-14 экспедиции использовался также для выполнения хоздоговорных работ по абсолютной координатной привязке советских космических аппаратов серии «Луноход» на поверхности Луны с помощью мощного лазера. Аппаратура этого лазера располагалась в отдельном павильоне, который мы условно называли установкой «луч лазера». Мой заместитель по хозяйственной части, полковник в отставке, в своих годовых отчетах всегда писал: «…выполнен ремонт помещения для установки „Луч Лазаря“». И как мы ни пытались его поправить, он в течение года забывал наши советы и опять писал «Луч Лазаря». Это нас, ученых, очень забавляло. Поскольку значительная часть наблюдательного времени на звездном телескопе АЗТ-14 тратилась на выполнение хоздоговорных работ, наша программа исследований рентгеновских двойных систем и наблюдений покрытий звезд Луной выполнялась не очень эффективно. Тем не менее на эти темы мы опубликовали ряд хороших работ в «Астрономическом журнале». Особенно гордились мы тем, что нам удалось впервые в СССР наладить фотоэлектрические наблюдения покрытий звезд Луной и реализовать очень высокое угловое разрешение в одну тысячную секунды дуги. Е. М. Трунковский освоил компьютерную программу предсказания моментов покрытий звезд Луной для любой точки земного шара и включился в соответствующую международную программу. Я, как начальник, отвечал за состояние всех приборов и павильонов экспедиции и обязан был обеспечить их нормальное функционирование. В мои обязанности входило также обеспечение нормальных бытовых условий на городской базе и в горах, как для постоянных сотрудников экспедиции, так и для приезжих сотрудников из ГАИШ и других организаций. Мы с моим заместителем по хозчасти Анатолием Константиновичем Кривошеиным добились выделения внебюджетных средств ГАИШ для расширения здания городской базы экспедиции и в течение двух лет, хозспособом, реализовали этот проект.
Также нам удалось выполнить ряд работ по улучшению условий для солнечных исследований в экспедиции. Рефрактор-куде фирмы «Оптон» с узкополосным фильтром Hα был поднят на высоту 6 метров над поверхностью грунта, что привело к заметному улучшению качества изображения диска Солнца. По договору с Чехословацкой академией наук в нашей экспедиции был установлен 60-сантиметровый горизонтальный солнечный телескоп фирмы «Цейс». Все это придало новые стимулы к развитию солнечных исследований в экспедиции. Душой этих исследований и главной движущей силой были Елена Александровна Макарова и Эдвард Владимирович Кононович. Благодаря большой высоте и низкой влажности воздуха в экспедиции проводились также исследования в субмиллиметровом радиодиапазоне. Эти исследования велись сотрудниками Горьковского НИРФИ, которые приезжали в экспедицию по договору между ГАИШ и НИРФИ. На 30-сантиметровом телескопе системы Шмидта Астрономической обсерватории имени Энгельгардта, установленном в экспедиции, выполняли свои наблюдения казанские астрономы. В экспедицию приезжали такие выдающиеся ученые, как член-корреспондент АН СССР Н. Н. Парийский и профессор Г. Ф. Ситник. Мы дружили также с коллективами Астрофизического института (АФИ) АН Казахской ССР и станции космических лучей ФИАН. Ходили друг к другу в гости по праздникам, особенно во время встреч Нового года. Когда была пасмурная погода, мы, в ожидании ясного неба, устраивали чаепития с игрой на гитаре, песнями и танцами. Жизнь в горах, в экспедиции очень интересна, в ней много романтики. Когда я перестал быть начальником и осел в Москве, меня долго тянуло в горы, я с ностальгическим чувством вспоминал наши ночные астрономические бдения, поездки в Медео, на Каменское плато в АФИ, прогулки к большому Алма-Атинскому озеру, горные туристические тропы. Все это было и навсегда осталось для меня очень дорогим.