щественных настроений был очень талантливый ученый, ученик Соломона Борисовича Пикельнера и прекрасный человек – кандидат, а затем доктор физико-математических наук Ростислав Савич Ирошников (Ростик, как все его любовно называли). Он всегда выступал с открытой прямотой по самым «спорным» и «запрещенным» темам. Это вызывало недовольство и раздражение партийных и административных руководителей физического факультета МГУ и института, поэтому Ростик всегда был в конфликте с руководством. Мы, рядовые сотрудники ГАИШ и Астрономического отделения физического факультета МГУ, его очень уважали и любили. Благоприятному морально-психологическому климату в ГАИШ способствовало то, что директор ГАИШ профессор Д. Я. Мартынов сумел сплотить в единый дружный коллектив ученых людей с самыми разными характерами и темпераментами. Обладая спокойным, ровным характером и особой мудростью, он умел руководить, не мешая людям работать. Пожалуй, единственным недостатком Д. Я. Мартынова было то, что он был обидчив и иногда слишком тяжело переживал резкие выпады в свой адрес со стороны И. С. Шкловского. Большинство ученых ГАИШ, зная вспыльчивый, но быстро отходчивый характер И. С. Шкловского, относились к его бурлящему темпераменту по-философски снисходительно. А Дмитрий Яковлевич всегда очень сильно переживал после стычек с Иосифом Самуиловичем. Впрочем, я, как ученик Дмитрия Яковлевича, считаю себя не вправе как-то оценивать его характер и его поступки. Скажу лишь, что я не только уважал своего шефа, но и искренне его любил. А к Иосифу Самуиловичу Шкловскому я всегда относился с безграничным уважением.
В 1980‑х годах И. С. Шкловский предостерегал ученых ГАИШ от чрезмерного увлечения релятивистской астрофизикой. Он подчеркивал, что, помимо этой важной и модной в то время области астрономии, имеется много других, не менее важных научных направлений, таких, например, как образование звезд, физика межзвездной среды, космические мазеры, физика галактик и т. п. В этой связи стоит привести характерное высказывание Иосифа Самуиловича по поводу черных дыр. На одной из международных конференций во время обеденного перерыва к столу Иосифа Самуиловича подсела красивая журналистка и спросила, как он относится к черным дырам. В ответ Иосиф Самуилович сказал, что проблема черных дыр очень сложна и он ею мало занимается.
«Вон за соседним столом сидит академик Яков Борисович Зельдович, спросите у него про черные дыры, он ими очень интересуется», – сказал Иосиф Самуилович. «Что касается меня, то я предпочитаю блондинок», – добавил он и прекратил разговор.
Особенно интересной была научная дискуссия, развернувшаяся в начале 1980‑х годов между двумя корифеями науки – академиком Яковом Борисовичем Зельдовичем, который, по совместительству, был профессором кафедры астрофизики физического факультета МГУ, и ректором МГУ академиком Анатолием Алексеевичем Логуновым. Дискуссия касалась основ теории гравитации. Яков Борисович совместно с молодым доктором физико-математических наук, старшим научным сотрудником ГАИШ МГУ Леонидом Петровичем Грищуком отстаивали справедливость общей теории относительности А. Эйнштейна, которая отождествляет гравитацию с кривизной пространства-времени. Анатолий Алексеевич построил свою релятивистскую теорию гравитации, трактующую гравитацию как проявление физического поля в плоском пространстве-времени. В случае слабых гравитационных полей и ОТО, и релятивистская теория гравитации Логунова дают совпадающие результаты, которые согласуются с наблюдаемыми релятивистскими эффектами в Солнечной системе (отклонение лучей света звезд в гравитационном поле Солнца, релятивистское смещение перигелия Меркурия и т. п.).
Однако для сильных гравитационных полей предсказания ОТО и релятивистской теории гравитации Логунова радикально различаются. ОТО предсказывает формирование черных дыр при коллапсах ядер массивных звезд, а теория Логунова отвергает возможность существования черных дыр. Я не буду вдаваться в тонкости различий между этими двумя теориями гравитации. Скажу лишь, что по мере накопления астрономических наблюдательных данных по многочисленным кандидатам в черные дыры у ученых в те времена появлялось все больше и больше уверенности в реальном существовании черных дыр во Вселенной. Важно то, как проходили эти дискуссии между двумя выдающимися учеными. Дискуссии развернулись как на страницах авторитетнейшего советского журнала «Успехи физических наук», так и в Центральной физической аудитории физического факультета МГУ, где проходило заседание научного семинара. На заседаниях этого семинара с А. А. Логуновым спорили авторитетнейшие ученые – Я. Б. Зельдович, И. М. Лифшиц, А. Л. Зельманов и, конечно, молодой ученый Л. П. Грищук. Анатолию Алексеевичу удавалось успешно парировать многие возражения своих оппонентов. Наблюдать это творческое соревнование было очень интересно. Я посещал эти семинары и неоднократно слышал реплики некоторых его участников: «Этот Грищук – он что, камикадзе? Ведь ректор А. А. Логунов – его непосредственный начальник и, скорее всего, Л. П. Грищуку ректор скоро покажет кузькину мать». Однако эти опасения были напрасны. Дискуссия между ректором МГУ и его оппонентами (в том числе и Л. П. Грищуком) велась в исключительно взаимно уважительном тоне. Таковы были (и есть) традиции в Московском университете имени М. В. Ломоносова. Более того, когда оппоненты ректора МГУ Я. Б. Зельдович и Л. П. Грищук предложили присудить степень почетного доктора МГУ профессору Кипу Торну из США, крупнейшему специалисту в области ОТО А. Эйнштейна, Анатолий Алексеевич поддержал эту идею, и Кип Торн стал почетным доктором МГУ. Анатолий Алексеевич также поддержал идею, высказанную Л. П. Грищуком, создать в ГАИШ для Я. Б. Зельдовича специальный научный отдел – отдел релятивистской астрофизики.
Мне посчастливилось испытать на себе благородство и научную объективность Анатолия Алексеевича Логунова. Когда в июне 2009 года я был удостоен Государственной премии РФ за наблюдательные исследования черных дыр (совместно с Д. А. Варшаловичем и А. М. Фридманом), Анатолий Алексеевич позвонил мне и поздравил с получением этой премии, что было для меня большой радостью и большой честью. Следует подчеркнуть, что А. А. Логунов – выдающийся ученый, внесший основополагающий вклад в физику элементарных частиц и удостоенный за эти работы ряда престижных наград, в том числе Ленинской премии.
С Леней Грищуком мы учились в одной группе на физическом факультете МГУ (группе студентов-астрономов). Леня Грищук и Боря Комберг были лидерами нашей группы и пользовались большим уважением среди студентов. Леня отличался тем, что часто спорил с преподавателями и задавал им трудные вопросы. Мы с ним вместе поступали в аспирантуру. Его научным руководителем был выдающийся космолог Абрам Леонидович Зельманов. После поступления Лени в аспирантуру мы имели возможность довольно часто наблюдать такую сцену: Леня и Абрам Леонидович не спеша прогуливаются по коридору на втором этаже ГАИШ и обсуждают свои научные проблемы. Такая у них была привычка – обсуждать трудные космологические проблемы в движении. Видимо, осознание того, что мы живем в расширяющейся, а не в статической Вселенной, накладывало определенные ограничения на характер их творчества: чтобы соответствовать предмету исследований, эти два выдающихся космолога старались решать свои проблемы в динамике, а не в статике. Мы с моим научным руководителем профессором Д. Я. Мартыновым обсуждали наши проблемы тесных двойных звезд, сидя в креслах либо в его рабочем директорском кабинете в ГАИШ, либо у него дома, в его профессорской квартире на четвертом этаже главного здания МГУ.
Моя научная работа после 1979 года – года ухода с должности начальника Высокогорной Алма-Атинской экспедиции ГАИШ – была связана с исследованием звезд Вольфа–Райе в тесных двойных системах и рентгеновских двойных систем. К тому времени стала ясна эволюционная связь между этими двумя типами тесных двойных систем. Теория эволюции тесных двойных систем с обменом масс начала активно развиваться с 1966–1967 годов, после основополагающих работ Пачинского (Польша), Киппенхана и Вайгерта (Германия) и Снежко (Россия). Л. И. Снежко был, как и я, аспирантом Д. Я. Мартынова, мы оба жили в общежитии МГУ, часто встречались и обсуждали проблему тесных двойных систем. Он занимался решением так называемого парадокса алголей. В классических затменных двойных звездах типа Алголя был выявлен удивительный факт: менее массивная звезда системы оказалась более продвинутой в своем развитии, чем более массивная. Возникает вопрос (и он составляет суть парадокса алголей): как менее массивная звезда пары успела обогнать в своем эволюционном развитии более массивную звезду? Ведь возраст обеих звезд системы одинаков, а время эволюции звезды меньшей массы гораздо больше, чем время эволюции более массивной звезды. Еще в 1955 году английский ученый Кроуфорд предложил чисто умозрительную модель перемены ролей компонент для тесной двойной системы. Предполагалось, что вначале та звезда системы, которая сейчас имеет меньшую массу, была более массивной звездой, она эволюционировала быстрее своей соседки, расширилась и потеряла значительную часть своей массы под действием гравитационного притяжения спутника. В итоге в двойной системе произошла перемена ролей компонент: та звезда, которая была более массивной, стала звездой меньшей массы по сравнению с массой второй компоненты. Работа Лени Снежко была нацелена на то, чтобы физически обосновать этот механизм перемены ролей. Он, практически одновременно с Пачинским, Киппенханом, Вайгертом и независимо от них, показал, что обмен веществом в тесной двойной системе, состоящей из невырожденных звезд, раз начавшись, становится самоподдерживающимся, поскольку расстояние между компонентами в данном случае убывает. Леня опубликовал эту работу в бюллетене «Переменные звезды» в 1967 году. Хотя этот бюллетень является русскоязычным, на работу Лени Снежко имеется много ссылок в международных журналах. Так что ученик Д. Я. Мартынова Л. И. Снежко является одним из основоположников нового направления в физике тесных двойных систем – исследования эволюции этих систем с обменом масс.