Трагедия усугубляется тем, что президент Узбекистана имел законное право провести национализацию нашей обсерватории, поскольку согласно Бишкекскому соглашению от 1992 года все объекты собственности организаций СССР, имеющих союзное подчинение, которые расположены на территориях бывших союзных республик, автоматически переходят в собственность этих республик. А Московский университет подчинялся союзному Министерству науки и образования. Передать словами ощущение отчаяния, которое я, как директор ГАИШ, испытал в то время, невозможно. Вот так политика сыграла роковую роль в развитии ГАИШ. На создание Майданакской обсерватории ГАИШ потратил в общей сложности около 10 миллионов долларов США, заработанных его сотрудниками, а также пятнадцать лет тяжелых организационных усилий. Вот уже много лет мы пытаемся добиться заключения Межправительственного соглашения для того, чтобы совместно с узбекскими коллегами использовать и развивать Майданакскую обсерваторию. Но ввиду отсутствия там российской собственности наши власти не поддерживают эту идею. Наблюдения сотрудников ГАИШ на Майданакской обсерватории проводятся лишь спорадически по договору о совместном научном сотрудничестве между ГАИШ и Институтом астрономии Академии наук Республики Узбекистан. Соответствующие командировки сотрудников ГАИШ оплачиваются из средств их грантов. Никаких капитальных вложений в развитие Майданакской обсерватории мы не имеем права делать. По программам совместных исследований группой сотрудников ГАИШ во главе с Б. П. Артамоновым на Майданакской обсерватории получены уникальные ряды наблюдений гравитационных линз с высоким угловым разрешением, а также других объектов – галактик, их ядер и т. п.
В 1994 году правительством Казахстана была национализирована Высокогорная Алма-Атинская экспедиция ГАИШ, в которую, в общей сложности, институт вложил примерно столько же средств, как и в Майданакскую обсерваторию в Узбекистане. Это было особенно сильным ударом для меня, поскольку я, как начальник этой экспедиции с 1972 по 1979 год, предпринял много усилий для ее развития. К моменту национализации в Высокогорной экспедиции, в горах, было завершено строительство лабораторно-жилищного комплекса с учетом возможной сейсмичности района силой до 9 баллов, а также смонтированы два 1‑метровых телескопа фирмы «Цейс». Вся эта дорогая техника отошла в собственность Казахстана, причем на законных основаниях. Все это мне, как директору ГАИШ, было очень горько осознавать. Я думаю, что еще более тяжело было в это время моему коллеге Рахману Халиуллину, который обеспечивал научные программы и финансирование Высокогорной Алма-Атинской экспедиции ГАИШ, а также начальнику экспедиции А. В. Миронову, которому приходилось брать на себя все тяготы строительных и организационных работ в экспедиции.
Думаю, что именно в этом месте моего повествования имеет смысл кратко рассказать об обстановке, которая царила среди астрономов нашей страны в период распада Советского Союза.
До распада СССР в 1991 году наши астрономы дружно работали под руководством Астросовета, организованного при Президиуме АН СССР. Председателем Астросовета был всеми уважаемый человек, член-корреспондент АН СССР Эвальд Рудольфович Мустель, известный специалист в области теории звездных атмосфер и солнечно-земных связей. Заместителем председателя Астросовета АН СССР была незабвенная Алла Генриховна Масевич, профессор, крупный специалист в области теории внутреннего строения звезд. Она была прекрасным организатором науки и смогла наладить четкую работу Астросовета и всех его комиссий. Под ее руководством Астросовет превратился не только в организационный, но и в научный центр астрономических исследований. Для меня особенно важными были исследования, ведущиеся под руководством Аллы Генриховны в Астросовете по проблемам эволюции тесных двойных звездных систем. В этой области научная группа А. Г. Масевич (А. В. Тутуков, Л. Р. Юнгельсон) получила всемирно признанные результаты. В дальнейшем председателем Астросовета стал академик А. А. Боярчук, который придал новый импульс научному развитию Астросовета. В частности, под его руководством здесь в конце 1990‑х годов начались ныне широко известные в мире исследования в области трехмерной газодинамики тесных двойных систем (Д. В. Бисикало, В. М. Чечеткин, О. А. Кузнецов и др.). В итоге на базе Астросовета был создан новый институт – Институт астрономии (ИНАСАН). Директором ИНАСАН после А. А. Боярчука стал член-корреспондент РАН Борис Михайлович Шустов. Институт ведет несколько космических проектов и является головным по проблеме астероидной опасности.
Помимо Астросовета и ГАИШ МГУ, астрономические исследования в Москве развивались в ИКИ – Институте космических исследований РАН (в начале 1990‑х годов Академия наук СССР была преобразована в Российскую академию наук), в Институте теоретической и экспериментальной физики (ИТЭФ), в Московском физтехе, в МИФИ. В Подмосковье работали ИЗМИРАН, Пущинский радиоастрономический центр ФИАН. На территории Российской Федерации астрономия была представлена прежде всего Ленинградской школой (Ленинградский университет, Пулковская обсерватория, Ленинградский физтех имени Иоффе). Астрономия успешно развивалась также в Казани (кафедра астрономии Казанского университета и Астрономическая обсерватория имени Энгельгардта (АОЭ), директором которой до 1951 года был мой шеф профессор Д. Я. Мартынов). Активно работали уральские, иркутские, ростовские, томские и нижегородские астрономы. После создания Специальной астрофизической обсерватории (САО) РАН в 1979 году она стала главным астрономическим центром страны.
В каждой из союзных республик бывшего СССР имелась своя Академия наук, и в большинстве союзных республик были астрономические институты и обсерватории: в Армении (Бюраканская астрономическая обсерватория, создатель и бессменный директор академик В. А. Амбарцумян), в Грузии (Абастуманская АО, создатель и бессменный директор академик Е. К. Харадзе), в Азербайджане (Шемахинская АО), в Казахстане (Астрофизический институт АН Казахской ССР на Каменском плато, директор доктор физико-математических наук Т. Омаров, впоследствии академик АН Казахской ССР), в Узбекистане (Астрономический институт АН Узбекской ССР, директор академик АН Узбекской ССР В. П. Щеглов), в Таджикистане (Астрономический институт АН Таджикской ССР, директор академик АН Таджикской ССР П. Бабаджанов), в Эстонии (Тартуская АО), в Литве, в Латвии. Особо следует сказать об Украине, на территории которой находилась Крымская астрофизическая обсерватория АН СССР, имеющая всесоюзный статус. До ввода в строй 6‑метрового телескопа САО КрАО была астрономическим центром СССР, так как в ней был установлен крупнейший в стране 2,6‑метровый телескоп. Помимо КрАО, на территории Украины было несколько национальных астрономических учреждений и, прежде всего, Главная астрономическая обсерватория АН Украины (директор – академик АН Украины Я. С. Яцкив).
Ученые ГАИШ МГУ имели тесные научные связи с большинством астрономических учреждений СССР. ГАИШ активно работал с учеными Бюраканской АО по программе исследований активных ядер галактик (Б. Маркарян, М. Аракелян, Э. Хачикян и др.). В этой связи следует особо отметить, что впервые на возможную активность галактических ядер указал В. А. Амбарцумян. В те годы (1970–1980) ученые ГАИШ дискутировали с Виктором Амазасповичем, лидером советских астрономов, по поводу его идеи о происхождении звезд и галактик из гипотетических сверхплотных Д-тел. Следует подчеркнуть, что эти дискуссии, как правило, проводились в весьма корректной форме с обеих сторон.
Для меня были особенно важны научные контакты с грузинскими и эстонскими астрономами по проблемам звезд Вольфа–Райе и тесных двойных звездных систем. Евгений Кириллович Харадзе, как директор Абастуманской обсерватории, всячески поддерживал наши совместные работы с Мзией Кумсиашвили по исследованию пекулярных тесных двойных систем, за что я ему очень благодарен. С тартускими астрономами у меня было много общих интересов. С Изольдом Пустыльником мы работали вместе по проблеме тесных двойных систем, я был официальным оппонентом на защите его докторской диссертации. С Тийтом Нугисом мы обсуждали проблемы звезд Вольфа–Райе и имеем совместную публикацию на эту тему. Много общались мы с Яном Эйнасто, ныне всемирно признанным специалистом по исследованию темной материи во Вселенной и ее крупномасштабной структуры, с Арведом Сапаром, крупным специалистом по проблемам переноса излучения. С профессором Вийком мы обсуждали проблемы протяженных звездных атмосфер, с Тыну Киппером обсуждали физику звездных атмосфер. О наших тесных научных контактах с украинскими, особенно одесскими астрономами я уже писал. С А. В. Харитоновым из АФИ АН Казахской ССР мы работали по проблемам абсолютной звездной спектрофотометрии. Несколько сотрудников Шемахинской АО из Азербайджана были моими аспирантами и успешно защитили кандидатские диссертации: А. Асланов, С. Асадуллаев, Д. Рустамов, Н. Исмаилов (двое последних стали докторами наук).
Таким образом, к началу 1990‑х годов, к периоду распада СССР и образования многочисленных независимых государств, у российских астрономов были наработаны тесные научные связи с астрономами бывших союзных республик. Эти связи координировались Астросоветом АН СССР. Важно и то, что на территориях многих из этих республик располагались высокогорные астрономические обсерватории, оснащенные весьма приличными по тем временам телескопами диаметром 1–2,6 метра, и российские астрономы на них активно наблюдали. Это служило хорошим дополнением к работе 6‑метрового телескопа САО, установленного на Северном Кавказе, на российской территории.
Распад СССР привел к потере этих обсерваторий для российских астрономов. Кроме того, как я уже писал, Московский университет и ГАИШ потеряли свои высокогорные обсерватории в Узбекистане и Казахстане. Пулковская обсерватория потеряла свою обсерваторию в Армении и, уже по другой причине, лишилась своих обсерваторий в Чили и Боливии. Ленинградский университет потерял свою обсерваторию с 1‑метровым телескопом в Узбекистане. В этой связи в начале 1990‑х годов настроение у многих российских астрономов было подавленным. Некоторые из них были настроены весьма агрессивно и ставили вопрос о том, чтобы подать в международный суд на руководства бывших союзных республик, осуществивших национализацию российских обсерваторий.