е перспективы.
Но вернемся к упомянутой выше проблеме финансирования в начале 1990‑х годов. Я пошел в ректорат МГУ с просьбой помочь нам в этом сложном вопросе. Там к нашей проблеме отнеслись с пониманием и выделили разовым образом средства на содержание Крымской станции ГАИШ, но предупредили, что мы должны сами искать дополнительные средства (началась эпоха рыночной экономики). И вот мы с моим недавно назначенным заместителем по науке и наблюдательным базам Е. К. Шеффером стали ломать голову, как быть. С предыдущим моим заместителем, С. А. Гладышевым, мы расстались, поскольку он попытался самовольно, без согласования со мной и ученым советом ГАИШ принять меры по превращению ГАИШ в совокупность модных в то время малых предприятий. Я был категорически против этого, поскольку было очевидно, что, даже если это и принесет какие-то деньги, ГАИШ как научно-учебное заведение просто перестанет существовать. Ученый совет ГАИШ поддержал меня в этом вопросе. Поддержал меня и мой первый заместитель по науке профессор Ю. П. Псковский – умнейший и глубоко порядочный человек, который работал заместителем еще при директоре Е. П. Аксенове. В дальнейшем Юрия Павловича на посту замдиректора ГАИШ по науке сменил профессор Игорь Анатольевич Герасимов, специалист в области небесной механики. Игорь Анатольевич всегда был мне верным помощником. К сожалению, он рано ушел из жизни (20 марта 2005 года).
После обсуждения различных вариантов дополнительного финансирования мы с Евгением Карловичем, принимая во внимание опыт Вычислительного центра МГУ, решили создать при ГАИШ на отреставрированных площадях Пресненской обсерватории малое предприятие. Учредителями этого предприятия выступили ГАИШ и фирма «Уникон», сформированная при ВЦ МГУ. Наш вклад в это малое предприятие – это производственные помещения на Пресне. Средства от этого малого предприятия должны были идти на две цели: дальнейшая реставрация помещений на Пресне с целью увеличения производственных площадей, а также финансирование содержания наблюдательных баз ГАИШ. Шел 1994 год. В стране свирепствовали рэкетиры. Создавая наше малое предприятие, мы с Евгением Карловичем вполне отдавали себе в этом отчет. Но мы все-таки решили рискнуть. И дело пошло. На первых порах все было прекрасно, мы начали зарабатывать дополнительные средства. Но вскоре стали замечать, что наша доля прибыли всегда равняется сумме, которая необходима для дальнейшей реставрации, а денег на содержание наблюдательных баз остается все меньше и меньше. Мы начали подозревать наших компаньонов-компьютерщиков в не совсем чистой игре – ведь мы были некомпетентны в коммерческих делах и нас легко было, что называется, провести. В конце концов нам это надоело, и, посоветовавшись с нашей профсоюзной организацией, мы решили выйти из малого предприятия и ограничиться сдачей в аренду площадей Пресненской обсерватории. Поскольку Пресненская обсерватория расположена в центре Москвы, стоимость аренды помещений здесь весьма высока. Поэтому вот уже почти тридцать лет аренда площадей Пресненской обсерватории позволяет нам получать дополнительные средства, которые дают нам возможность выживать в это непростое для науки время. На средства, полученные от аренды части помещений Пресненской обсерватории, мы провели реставрацию 30-сантиметрового телескопа, башни, круглого зала, где сейчас размещен Музей истории астрономии. Кроме того, на части отреставрированных площадей мы разместили сотрудников ряда научных подразделений института, в частности сотрудников лаборатории новых космических проектов (заведующий лабораторией доктор физико-математических наук, лауреат Шуваловской премии МГУ и Бредихинской премии РАН М. Е. Прохоров).
Считаю, что как директор я могу записать в свой актив два достижения, которые спасли институт от деградации в перестроечные и постперестроечные годы. Это сохранение Крымской станции ГАИШ, несмотря на опасность ее национализации украинскими властями, а также обеспечение стабильного дополнительного финансирования института и его наблюдательных баз за счет средств от аренды помещений Пресненской обсерватории.
В конце 1980‑х годов у нас сложились прекрасные отношения с первым проректором МГУ профессором Виктором Антоновичем Садовничим, который активно помогал нам в строительстве Майданакской обсерватории и Высокогорной Алма-Атинской экспедиции. С 1987 года, став директором ГАИШ, я имел возможность часто встречаться с Виктором Антоновичем и обсуждать с ним как административные, так и научные проблемы. Виктор Антонович, как математик, заинтересовался нашими новыми методами решения некорректных задач на компактных множествах специальной структуры. Когда я ему рассказал о том, что эти методы опубликованы в двух наших монографиях в 1978 и 1985 годах, он предложил нам с А. В. Гончарским и А. Г. Яголой выдвинуть цикл из этих двух монографий на соискание Ломоносовской премии МГУ. В итоге в 1988 году мы с моими друзьями-математиками стали лауреатами Ломоносовской премии МГУ. Получение этой премии было серьезной поддержкой меня как директора. Это было особенно важно для меня потому, что окончательное назначение меня на пост директора ГАИШ прошло не автоматически, а с «приключениями».
Перевод меня с должности исполняющего обязанности директора ГАИШ на должность директора должен был осуществляться в марте 1987 года в Министерстве науки и образования. Однако за месяц до этой процедуры в министерство поступило письмо от двух сотрудников ГАИШ, кандидатов наук (не буду, из деликатности, называть их фамилии). В этом письме утверждалось, что я не подхожу на должность директора ГАИШ. К чести этих двух сотрудников надо отметить, что они открыто подписались в своем письме и не сделали письмо анонимным. Я был приглашен в министерство, где со мной побеседовали. Кроме того, сотрудники министерства запросили мнение первого проректора МГУ В. А. Садовничего о моей работе на посту исполняющего обязанности директора с 1 сентября 1986 года. В итоге сотрудники министерства поступили очень мудро. Они собрали трудовой коллектив ГАИШ и спросили его мнение обо мне. На этом собрании открыто выступили и два моих оппонента. После обсуждения моего вопроса представителям министерства стало ясно, что подавляющая часть коллектива ГАИШ поддерживает мою кандидатуру на пост директора. Открытое голосование показало, что меня поддержало свыше 90% сотрудников ГАИШ. Таким образом, в марте 1987 года я был утвержден Министерством науки и образования в должности директора ГАИШ сроком на пять лет. С двумя моими оппонентами у меня в дальнейшем сложились нормальные деловые отношения.
Илл. 29. Конференция по космомикрофизике в ГАИШ. 1996 г. Слева направо: А. Д. Линде, А. М. Черепащук, И. Д. Новиков, Д. Г. Ломинадзе
Хочу вспомнить еще об одном событии, которое мне очень дорого. Осенью 1987 года на ступеньках главного входа в ГАИШ я повстречался с академиком Яковом Борисовичем Зельдовичем. Он сказал, что скоро выборы в Академию наук СССР и мне следует подать документы на избрание в члены-корреспонденты академии. Немедленного успеха он не гарантировал, но обещал поддержку. Я был окрылен таким вниманием ко мне со стороны этого великого ученого. Скажу прямо, если бы от Якова Борисовича мне не поступило такое предложение, я бы никогда не позволил себе выдвигаться в членкоры. Я стал готовить документы для академии, а через некоторое время Яков Борисович позвонил и попросил меня сделать обзорный доклад по моим работам на его семинаре ОАС. Я стал интенсивно готовиться к докладу, но не успел – спустя две недели Яков Борисович скончался. Свой доклад я сделал уже весной 1988 года на ОАС, который после кончины Якова Борисовича руководился коллективным оргкомитетом. С первой попытки я в членкоры, естественно, не прошел. Но эта попытка дала мне основания выдвигаться вторично и далее участвовать в академических выборах, которые проходят очень непросто.
Общественная жизнь в институте в 1990‑х годах била ключом. После путча в августе 1991 года роль партийной организации полностью нивелировалась. Большинство сотрудников ГАИШ, в том числе и я, были против путчистов и поддерживали Горбачева. Мы все переживали за его судьбу и были рады, что все обошлось благополучно. В то время слово «демократ» было в большом почете. Многие сотрудники ГАИШ ходили на площадь перед Белым домом и активно отстаивали достижения демократии в стране, обеспеченные горбачевской перестройкой. Все думали о политике, о свободе, но мало кто думал об экономике. А ведь уже тогда начался жестокий передел собственности в стране. Плодами демократической революции стремились воспользоваться ловкие реформаторы-номенклатурщики, а отнюдь не истинные демократы во главе с незабвенным Андреем Дмитриевичем Сахаровым. К чему все это привело, мы видим сейчас.
В те августовские дни коммунистического путча 1991 года, когда представители ГКЧП пытались сместить законно избранного президента страны, мне пришлось сделать трудный выбор. Поскольку я не хотел иметь отношения к этой противозаконной акции, я подал заявление о выходе из членов КПСС. И в дальнейшем ни в какие другие партии не вступал.
Партийную организацию в те годы заменила профсоюзная организация ГАИШ. Члены профсоюзного комитета ГАИШ активно участвовали в управлении институтом. В состав ученых советов ГАИШ, физического факультета и МГУ был введен значительный процент молодежи и студентов. Члены профкома контролировали работу бухгалтерии ГАИШ. По инициативе председателя профкома ГАИШ ежемесячно вывешивались списки всех сотрудников с указанием их заработков. Появилось много активистов-одиночек, которые вмешивались в работу дирекции и всегда резко ее критиковали. Как правило, это были не крупные ученые, а сотрудники второго и третьего эшелона. Они воинствовали в основном из‑за своего комплекса неполноценности. Характерный пример: одному из таких воинствующих активистов, работавшему в НИИЯФ МГУ, удалось защитить кандидатскую диссертацию. После этого он перестал выступать со своей критикой. В то же время, при всех издержках, работа профсоюзной организации в те годы помогала дирекции ГАИШ выполнять свою тяжелую миссию, поскольку профком обеспечивал обратную связь дирекции с коллективом, и деловые противоречия не нарастали, а имели возможность разрешаться в процессе дискуссий.