Тем не менее, как обычно, я бесстрастно наблюдал все, что происходило вокруг, и был внутри счастлив. Мой дух был спокоен и тверд, но мое тело и энергия были измождены. Я обратился внутри к тому бесконечному божественному, что всегда вело и вдохновляло меня в жизни. Это не был крик отчаявшейся души, нет, я уже давным-давно, еще в шесть лет, забыл, что такое отчаяние, но это был сильный молитвенный призыв, вопрос в пространство, в пустоту, без цели и надежды. Я хотел понять — нужно ли все это? Каков мой путь во внешнем мире? Какова роль? Долго ли еще мне ее играть?
Лежа на койке второго яруса в переполненном жарком кубрике на нижней палубе корабля, засыпая, я послал сильный импульс в окружающее пространство, попросив о духовной помощи и наставлении.
Я не успел уснуть, как у меня возникло удивительное видение наяву. В нем я беседовал с мудрецом, которого, как мне казалось, давно, очень давно знаю. У мудреца были сияющие глаза, и весь он как бы пылал неземной энергией. Он сказал мне, что услышал мой призыв и ответил на него. Также добавил, что давно знает меня и постоянно наблюдает за мной, так как мы связаны с ним не одну жизнь. Мудрец сказал, что я и он — одно, и чтобы я не беспокоился, что скоро мы встретимся, и моя жизнь скоро изменится...
Я уснул и проснулся утром очень вдохновленным и озадаченным одновременно.
Кто он? Откуда он мог меня знать? Не игра ли это моего воображения от усталости?
На следующую ночь видение повторилось. Это было полноценное осознанное видение наяву, в котором я снова имел реальную беседу с мудрецом. Он сказал, что скоро мне предстоит стать Учителем других людей, поэтому я сам должен много учиться, в том числе и у него. Он сказал, что это предопределено моей судьбой, прошлой кармой и открыто ему. Самое главное: скоро мы встретимся наяву.
Я довольно много расспрашивал мудреца о своем будущем пути, а он много и подробно рассказывал мне об этом. Я сказал, что хочу вести образ жизни садху, но пока нахожусь здесь, так как связан обещаниями. Он ответил:
— Не переживай, ты уверенно идешь к своей цели. Ты еще немного послужишь, а потом уйдешь со службы, чтобы жить как садху. А потом будешь учить, станешь Духовным учителем, Гуру.
Я слушал, не веря своим ушам. У меня не было этого в планах, я просто мечтал стать отшельником.
Еще мудрец сказал, что я уже многое знаю с детства, это знание есть у меня благодаря тапасу, который я делал в прошлом. Хоть сейчас внешне я выгляжу как светский человек, у меня нет желаний, и я знаю истину. Но мне предстоит продолжить свой путь дальше.
Далее он говорил, что скоро Советский Союз исчезнет, и социализм исчезнет, и вообще все в мире поменяется, Россия будет другой.
— А ты, — он кивнул на меня, — скоро уйдешь от мира далеко и станешь настоящим йогом, монахом-садху. Ты долго будешь жить в одиночестве как отшельник, много медитировать, чтобы затем учить людей в России пути Просветления.
Он продолжал:
— У тебя будет много учеников, и ты должен будешь выполнить миссию, для которой рожден, — учить Дхарме, открывать путь для людей в России и во всем мире.
Он добавил, что благословляет меня на эту миссию.
Мудрец сказал, что будет всегда помогать мне, поскольку между нами есть особая связь, но говорить об этом пока рано. Об этом лучше не говорить до поры до времени.
— Это будет позже, — продолжил он, — сейчас ты еще не готов, ты должен будешь очистить свою карму. Тебе предстоит стать офицером, много учиться, познать мирскую жизнь, пройти через игру в надежды и разочарования, страдания и поиски истины. Тебе это не нужно, ведь ты хочешь стать отшельником, и ничто земное тебя не интересует, не так ли?
Он, словно видя мои мысленные возражения, шутливо копировал мои выражения.
— Это нужно будет другим. Ты должен пройти через это ради других, твоих будущих учеников. Иначе твоего опыта не будет достаточно, чтобы вести их, и изменить этот мир.
Если ты сейчас все бросишь, то станешь хорошим йогом, но ты не будешь понимать этот мир и мышление людей запада. Ты не сможешь проявить себя так, как это необходимо для твоей миссии. Мир ждут большие изменения, и тебе уготована своя роль в этой божественной игре. Ты должен принять свою миссию и терпеливо набираться жизненного опыта.
Затем мудрец сказал, что моя служба закончится именно тогда, когда я наберусь достаточно опыта, но не ранее. Лишь после этого я стану йогом. Когда же я стану йогом, у меня больше не будет такой возможности, так как я буду очень далек от мира и обычных людей.
Далее он сказал, что мой путь — путь монаха (санньяси), но так как я не могу пока приехать в Индию, он благословляет меня здесь и сейчас на этот путь. Он сказал, что я скоро начну жить согласно идеалам санньясы, и мое полное имя в санньясе будет Свами Вишнудевананда Махарадж. Оно придет ко мне гораздо позже, а до принятия обета санньясы я буду жить как отшельник-авадхута, монах, и буду известен как Свами Вишну Дэв, что он благословляет меня жить как садху, и говорит, чтобы я ничего не боялся и не сомневался.
Еще мудрец сказал, что скоро мы встретимся в физической реальности. Но пока об этом не надо говорить ни с кем, следует держать свой путь в тайне, иначе возникнут препятствия, и благословение не проявит свою силу.
Я слушал, и какая-то часть моего разума отказывалась верить в происходящее, ведь «так не бывает», но другая часть воспринимала это совершенно спокойно.
Что когда-то меня могло удивить и смутить, после опытов медитации? Видения? Разговоры со сверхсуществами? Разве уже с детства я не выбрал бесповоротно свой путь?
Я смущенно раздумывал, что бы мне сказать в ответ, но, так и не придумав, просто спросил:
— Когда это произойдет?
Он ответил:
— Скоро, очень скоро.
Затем мудрец, наклонившись, назвал меня по имени, подул мне в ухо, протяжно произнес мне в ухо мантру: «О-о-м», и коснулся моей макушки. Макушка завибрировала, налилась энергией, снизу с уровня копчика поднялась тугая волна энергии и пронзила позвоночник, а затем голову. Вспыхнул яркий внутренний свет внутри головы, в горле запершило, из глаз хлынули слезы. Я погрузился в глубокое самадхи вне мыслей. Энергия Кундалини сильно поднялась к макушке, так что остановилось дыхание и вышло тонкое тело. Он похлопал меня по спине:
— Тебе пора идти.
Видение исчезло.
Я, окрыленный и смущенный одновременно, мысленно поблагодарил святого. Все это вдохновило, но не ошеломило меня, я как бесстрастный наблюдатель был, как обычно, в состоянии игры и в своем наблюдении «Я-есмь» — источника Реальности.
Утром я, разумеется, в силу своего характера, ничего никому об этом не рассказал.
Хотя в коллективе мы и жили открыто, дружно, делясь всем — снами, успехами в общении с девушками, обидами на начальников, мечтами, с детства я твердо усвоил правило: мои внутренние переживания, моя духовная практика, опыты, истинные взгляды на жизнь, мое мировоззрение — табу для других, тайна тайн за семью печатями. Так было, есть и всегда будет. Что поделать, люди — это люди, садху — это садху. Я четко провел грань между своим миром и тем, что меня окружало. Каждый живет в своем мире.
А нарушать границы между мирами — нехорошо, это вызывает нарушение баланса в мироздании. На это имеет право только великий святой или божество, которое хорошо знает, что делает, и берет за это ответственность.
Вокруг меня двадцать четыре часа в сутки был военно-коммунистический, материалистический, атеистически и скептически настроенный светский мир, культура, в которых не было места ни духовным поискам, ни Богу, ни мистике, ни духовной жизни, ни йоге, ни учителям — святым мудрецам из сновидений. Рассказ о чем-либо подобном, как минимум, вызвал бы насмешки и издевки, а как максимум — вполне можно было вылететь из партии, из училища, а оттуда — прямиком дослуживать на Черноморский Флот в качестве рядового матроса. В других случаях и похуже — можно было попасть на прием к психиатру, со всеми вытекающими последствиями. А это совсем не входило в мои планы, ведь я был связан обещанием родителям стать офицером, получить высшее образование. Я поклялся, что стану им. А обещания надо выполнять, какими бы они ни были. Надо отвечать за свои слова — это я хорошо усвоил с детства.
Второй день подряд... Это не могло быть игрой воображения или совпадением. Хоть я на протяжении полутора месяцев мало спал, мой ум был трезв и ясен как никогда. У меня не было ничего подобного ранее.
Наш корабль и курс завершили свою задачу, напряжение спало, учебные ночные вахты закончились, морская практика почти завершилась. Судно зашло в порт Варна, и нам дали немного расслабиться — выдали немного местных денег (левов), разрешили погулять по городу и даже зайти на знаменитый пляж Златны пясцы (Золотые пески), чтобы немного развеяться, пофотографироваться и купить сувениры. Нас отпускали в увольнение маленькими группами, в каждой из которых был старший, но мне хотелось помолчать, побыть одному.
Встреча с мудрецом не выходила у меня из головы. Я был равнодушен к пляжным радостям, заграничным сувенирам и прочему, хотя мои друзья были очень увлечены всем этим. Я оторвался на некоторое время от группы, чтобы погулять по берегу. Я бродил, с наслаждением созерцая единство «Я», пляжа и людей вокруг. Это единство усилилось после вчерашней ночи. Меня покачивало, голову приятно ломило, в копчике жгло и распирало, рот был полон слюны и какого-то металлического привкуса. Я был в легком и радостном шоке после той ночи, если сказать просто.
Наша группа курсантов отдыхала на пляже, покупала сувениры, каталась с американских горок, фотографировалась и пила «Швепс» — диковинный заморский напиток. Моего отсутствия никто не заметил. А я гулял по набережной Варны. Впереди были еще сутки стоянки.
Мы покидали Болгарию, но что-то мне подсказывало, что я еще вернусь сюда.
Через пару дней мы благополучно добрались до Севастополя, и прямо на причале я и еще несколько курсантов батальона, живущих в Севастополе, получили из рук мичмана — старшины роты вожделенный отпускной билет. На рукаве белоснежной фланелевки сверкал только вчера пришитый золотой галун — четыре галочки, знак четверокурсника…