Экспедиция на Шиша-Пангму прошла успешно, потому что вся наша группа, вдохновленная восхождением Букреева, поднялась на вершину за двадцать семь часов.
С высоты 7400 метров из-за глубокого снега мы встали на лыжи и, как Анатолий, добрались до вершины Шиша-Пангмы Центральной. Идти на главную вершину не имело смысла – гребень был непроходим, а играть в русскую рулетку на высоте более восьми километров не очень разумное занятие.
Эту экспедицию я запомнил на всю жизнь. Не только потому, что она прошла в альпийском стиле, которым я восхищался и которому старался следовать, но и потому, на этом восхождении я встретил Анатолия. Эта встреча переросла в большую крепкую дружбу.
От передового базового лагеря до основного, откуда нас должны были забрать джипы, порядка тридцати километров. И все эти тридцать километров, идя с караваном яков, мы с Анатолием разговаривали.
Букреев не был болтуном, да и его английский оставлял желать лучшего. Но, по всей видимости, мы испытывали друг к другу такую симпатию, что даже лингвистические трудности не стали помехой. Мы говорили обо всем. О себе, о своем видении альпинизма, о прошлом и будущем. Делились идеями и планами. Спустя сутки начали обсуждать следующие восхождения, горы, на которые могли бы подняться вместе. В итоге договорились, что через несколько месяцев, весной 1997 года, совершим совместную экспедицию.
В промежутке между этими двумя экспедициями я решил навестить Анатолия в Санта-Фе, где он жил со своей подругой Линдой Уайли.
Я поехал к нему в гости, потому что соскучился. Хотелось многому у него научиться, хотелось продолжения замечательных бесед, которые мы вели на Шиша-Пангме. Поэтому, проведя некоторое время с друзьями в Аспене, штат Колорадо, и позанимавшись ски-альпинизмом, я приехал к Букрееву. Я впервые увидел Анатолия на отдыхе, однако чувствовалось при этом, что он в любую минуту готов отправиться к новой вершине. Он был просто неудержим в своих стремлениях.
Достаточно было посмотреть на распорядок дня Букреева, чтобы понять, насколько он отличался от всех. Анатолий вставал рано утром, выходил нагишом во двор, шел босиком по снегу к большой кастрюле с водой, которую оставлял на улице накануне вечером, и, пробив слой льда, выливал воду на себя. Затем растирался снегом и принимался рубить дрова. После чего следовал быстрый завтрак, и вот мы уже вместе шли тренироваться.
Он был человеком другой эпохи. И я понимал, что с ним можно сделать очень интересные восхождения. Думаю, моя техника и скалолазно-ледолазные навыки были лучше, но Букреев был гораздо целеустремленнее, обладал несгибаемой волей и огромной выносливостью. Сочетание всех наших качеств могло стать основой непревзойденной связки. Поэтому мы спланировали амбициозную экспедицию, о которой уже давно думало и говорило все альпинистское сообщество.
Мы решили попробовать траверс Лхоцзе – Эверест без искусственного кислорода. Нужно было взойти на Лхоцзе, затем спуститься вдоль хребта, который отделяет эту гору от Эвереста, а затем подняться на Эверест и спуститься с другой стороны. В общем, план фантастический, никому еще не удавалось осуществить такое.
Но здесь требовались не только выдающиеся альпинистские навыки, но и серьезные финансовые вложения. Экспедиция на Эверест тогда стоила порядка семидесяти тысяч долларов, на Лхоцзе – десять тысяч. Лишь на одни разрешения ушли бы сумасшедшие деньги, хоть мы планировали разделить стоимость разрешения с другими альпинистами, а еще предстояло много других расходов.
Чтобы собрать необходимую сумму, Анатолий согласился год спустя после трагедии 1996 года возглавить новую экспедицию на Эверест. На высочайшую гору хотели взойти представители вооруженных сил Индонезии. Вместе с Букреевым за эту работу взялись Евгений Виноградский и Владимир Башкиров, два сильнейших русских альпиниста, с которыми я уже был знаком. С первым мы встретились на Шиша-Пангме, а второй был известен тем, что принимал участие в советской экспедиции 1989 года, участники которой поднялись на все восьмитысячные вершины массива Канченджанги, третьей по высоте горы в мире.
Русские спланировали индонезийскую экспедицию очень четко и жестко, тренировки с потенциальными восходителями, многие из которых вообще не видели снега, начались еще до того, как участники приехали в Непал. В итоге восхождение прошло успешно.
Весной 1997 года настало время для нашей экспедиции. Анатолий уже находился в Непале, ведь он только что «поднял» индонезийцев на вершину. Мы встретились в поселке Намче-Базар после того, как Букреев ненадолго спустился в Катманду, чтобы отдохнуть, и отправились к базовому лагерю.
Финансовая проблема восхождения на Лхоцзе решилась благодаря совместной покупке разрешения вместе с итальянской научной экспедицией EAST (Extreme Altitude Survival Test). EAST-97 занималась изучением влияния большой высоты на человеческий организм, в частности, исследовалось, сколько времени человек может пребывать на горе без последствий для здоровья, какие происходят физиологические изменения и так далее. Средства на экспедицию выделил итальянский Национальный исследовательский институт, нас включили в состав участников, требовалось лишь внести небольшие суммы, а не покупать отдельное разрешение на восхождение.
Мы также могли пользоваться инфраструктурой экспедиции – базовым лагерем, кухней, но планировалось, что на восхождении будем действовать самостоятельно, не теряя при этом связи с остальными участниками, среди которых, кстати, были мои друзья.
Не вдаваясь в подробности экспедиции, о которой я рассказал в своей книге про Эверест, скажу лишь, что она дала возможность убедиться, насколько мы с Анатолием близки. Нам было очень комфортно на восхождении. На горе не нужны слова, хорошие напарники чувствуют и понимают друг друга с полуслова.
Профессиональные высотники очень уважали Букреева, а он был очень харизматичным, при этом совершенно не кичился своими достижениями.
На восхождении я также впервые увидел, сколь раним и человечен Анатолий. В Катманду он, видимо, подхватил какой-то вирус вместе с Башкировым и Виноградским, который очень ослабил всех троих.
Несмотря на то что Лхоцзе была лишь частью плана, это оказался единственный восьмитысячник, на который мы поднялись вместе с Анатолием. А для Башкирова это восхождение стало последним. К сожалению, он остался на горе навсегда.
Добравшись до вершины Лхоцзе, я сначала удивился, но потом понял, что с моим напарником что-то не так. Я никогда не видел, чтобы Анатолий плелся в хвосте. Обычно он шел первым. Он никогда, если только его не просили специально, не отказывался лидировать. Но по мере подъема я заметил, как он слабел: в движениях не было энергии, и отсутствовал устремленный вперед сосредоточенный взгляд, который был мне так хорошо знаком.
Несмотря на это, а также на то, что мы вышли на штурм позднее Башкирова и Виноградского, также штурмовавших гору в составе русской экспедиции, мы нагнали их в самом узком месте кулуара, ведущего к вершине Лхоцзе. Я помню, как Башкиров воткнул ледоруб в снег, оперся на него предплечьями и положил голову на руки, пытаясь отдышаться. Было видно, что он выдохся. Мы спросили, как он себя чувствует, и Анатолий на русском языке предложил ему спускаться, поскольку подъем будет долгим и трудным. Но Башкиров, полагаясь на опыт и, возможно, еще из чувства гордости, успокоил нас, сказав, что все в порядке и что он взойдет на Лхоцзе. И он действительно поднялся на вершину, однако умер от изнеможения на спуске, несмотря на все усилия друзей спасти его.
Анатолий рисковал кончить тем же. Он вышел на вершину Лхоцзе сразу после меня. Когда я спросил его о самочувствии, он сказал: «Где мы? Что мы здесь делаем?» Он был на грани – настолько обессилел, что почти не осознавал, где находится. Погода меж тем испортилась, сгустился туман, и начал идти снег, но, учитывая состояние Анатолия, я решил (и он согласился с этим) не продолжать траверс, а спускаться.
Выбор был очевиден вследствие плохого состояния Букреева и ухудшающейся погоды. Анатолий понимал, что с ним происходит, и в моменты проблесков сознания, которые случались благодаря тому, что мы активно сбрасывали высоту, он сказал, что мы поступили правильно. Но он был страшно огорчен. Я уверил его, что, даже если б он прекрасно себя чувствовал, с такой погодой и видимостью нам все равно пришлось бы вернуться.
Отказ от дальнейшего траверса еще раз показал, что Анатолий был не просто чемпионом, но и человеком, принимавшим правильные решения. Я знал это, знали это и другие альпинисты, которые занимались с ним восхождениями, и международное альпинистское сообщество тоже это знало. Это и был настоящий Анатолий Букреев, а не тот человек, что описан в книге Кракауэра.
Разъехавшись по домам, мы поддерживали связь, созваниваясь или переписываясь. И вскоре наметили новую цель – Аннапурну. Мы решили первыми взойти на нее с юга зимой. Южная стена Аннапурны считается одной из самых трудных в мире. Кроме того, восхождение планировалось в самое холодное время года без кислорода и без помощи высотных носильщиков.
После Аконкагуа в 1993 году мне хотелось продолжить зимние восхождения. И на этот раз я собирался в экспедицию с особенным напарником, лучшим из всех, кого можно было представить. Мой друг Лоренцо Маццолени, с которым мы поднялись на Аконкагуа зимой, к сожалению, погиб летом 1996 года на спуске с К2. На Аннапурну мы изначально планировали идти вдвоем с Анатолием, но часть маршрута с нами решил пройти Дмитрий Соболев, прекрасный оператор-высотник.
После заброски в базовый лагерь Аннапурны у нас не было никакой поддержки извне. На протяжении всей экспедиции мы рассчитывали на свои силы и решили не брать с собой никаких средств связи. Хотелось взойти налегке, в чистом стиле. Но, как я уже писал в книге «Комета над Аннапурной», из этой проклятой экспедиции живым вернулся только я.
Это самая большая трагедия моей жизни. И огромная потеря для мирового альпинизма. Анатолия и Дмитрия накрыла лавина, я спасся чудом.