Мы были на крутом участке склона Аннапурны Фанг, я лез первым, когда оторвавшийся выше ледяной карниз спровоцировал сход лавины, которая снесла нас. Я пролетел около восьмисот метров и пришел в себя на высоте около 5500 метров, а мои друзья исчезли бесследно. Их тела не удалось найти даже весной, когда я организовал специальную поисковую экспедицию.
Восстановиться после этой трагедии оказалось непросто. Продолжить восхождения без Анатолия стало огромным тяжелым испытанием, и я не был уверен, что справлюсь.
Гибель учителя и дорогого друга (несмотря на то что дружба наша продлилась меньше двух лет) стала одной из самых тяжелых утрат. Анатолий погиб у меня на глазах, а мне позволили выжить.
Дальнейшая жизнь легко могла бы превратиться в бесконечный кошмар, и я бы просыпался по ночам, уверенный, что по-прежнему погребен под лавиной, слыша свой крик и крик Анатолия. Эта экспедиция могла разрушить мою жизнь, но в какой-то момент я осознал, что единственный способ справиться с трагедией – вернуться в горы. И воплотить в жизнь то, что мы с Анатолием так любили, и то, что подарило нам возможность встретиться.
Конечно, многие вопросы оставались без ответа. Я спрашивал себя, стоит ли продолжать занятия альпинизмом или лучше остановиться и радикально изменить жизнь? Понял ли я преподанный урок?
Ответ нашелся, лишь когда получилось добраться до самой сути. Я задался вопросом, зачем хожу в горы. Ответ написан на обложке книги, в которой рассказывается об экспедиции на Аннапурну: «Я хожу в горы, потому что это делает меня счастливым». А от счастья нельзя отказываться. Потому что, как правило, счастье – это смысл существования. Все мы хотим его, но не всегда, точнее, даже очень редко его получаем. Счастье – не просто улыбка, выражение лица, но нечто гораздо более глубокое. Свое счастье я обрел в горах.
У меня была мечта, и получилось сделать так, чтобы она стала реальностью. Преодолев множество трудностей, я превратил мечту в дело всей жизни. И произошедшее с Анатолием было не только горем для многих, но моим личным испытанием. Я потерял счастье, но знал, что единственное место, где можно обрести его вновь, – это горы.
Поэтому я вернулся. К тому же у нас с Анатолием было столько планов… Если бы я все бросил, то это означало бы, что лавина погубила не только моего друга, но и меня.
Возобновление тренировок было мучительным. Сперва не удавалось сдержать слезы от боли – из-за ожогов на руках от веревки, в которую я вцепился, пока летел по склону Аннапурны, и которая перерезала сухожилия двух пальцев, содрав кожу до кости. Как только сняли повязки и раны зарубцевались, я сразу пошел на восхождение и, несмотря на боль, не сдавался. Было очевидно, что нужно стерпеть физические и душевные страдания, потому что, только преодолев трудности, удастся вновь обрести себя.
И, возможно, стать счастливым.
1999«Снежный Барс»
Не прошло и года после трагедии на Аннапурне, как я снова отправился в экспедицию, летом 1998 года впервые оказавшись в Пакистане. Целью было сольное восхождение на Броуд-Пик (8047 метров) в Каракоруме.
Желание подняться на эту вершину в одиночку было обусловлено многими причинами: во-первых, пока не удалось найти нового напарника, возможно, потому что я не хотел искать замену Анатолию Букрееву, а во-вторых, Броуд-Пик – низкий восьмитысячник и поэтому не самый опасный для восхождения. По сравнению с другими восьмитысячниками, например, опасность угодить в трещину здесь была невелика.
На высочайших горах одной из основных причин несчастных случаев является подъем по снежно-ледовой поверхности. Но Броуд-Пик – исключение. Он постоянно обдуваем ветрами, снега здесь меньше, трещин немного, и они хорошо заметны.
Однако, несмотря на планы, я даже не увидел гору. Ничто не предвещало беды, мы шли вместе с группой носильщиков и альпинистов, которые собирались взойти на разные горы региона: К2, Гашербрум I и Гашербрум II, а некоторые, как я, намеревались подняться на Броуд-Пик.
Оставив позади последний населенный пункт, деревню Асколе, мы двинулись в сторону восьмитысячников. Носильщиков было около сотни. На второй день пути предстояло пересечь вброд горный поток.
Один из носильщиков, переходя реку, поскользнулся и, чтобы спастись, сбросил груз и смог целым и невредимым добраться до берега. Как оказалось впоследствии, именно этот пакистанец нес все мои вещи. Я лишился не только альпинистского снаряжения, но и теплой одежды, которая понадобилась тем же вечером. В итоге пришлось провести ночь, свернувшись калачиком в палатке и укутавшись в единственную теплую кофту. На следующий день я позвонил по спутниковому телефону агенту и сообщил, что вынужден вернуться.
Организацией экспедиции занималось итальянское агентство, оказавшееся крайне отзывчивым. Собеседник на другом конце провода сказал, что им очень жаль, что восхождение сорвалось из-за непредвиденных обстоятельств, и что они готовы компенсировать расходы на следующую экспедицию по моему выбору. Я сообщил, что в конце лета собираюсь снова отправиться в Гималаи, и мне посоветовали рассмотреть вопрос участия в экспедиции, которая планировала взойти на Эверест с севера, то есть из Тибета.
Так, выбираясь из Каракорума в единственных брюках и ботинках, я обдумывал, как через несколько месяцев отправлюсь на Эверест.
Вспоминая об этом происшествии, чувствую, что тогда, наверное, просто не пришло время отправляться в экспедицию после гибели Анатолия. Я находился в смешанных чувствах, а утерянный багаж, видимо, стал знаком судьбы, не позволившим мне в одиночку идти на Броуд-Пик.
Следующая экспедиция на Эверест тоже пошла не совсем по плану. На гору отправилась команда Sector No limits итальянской марки часов, которая специализировалась на спонсорстве экстремальных видов спорта. В состав команды входили три французских альпиниста и сноубордиста Джером Руби, Деде Рэм и Сам Богу, сильный альпинист из Тренто Серджо Мартини, итальянец Диего Казанова, испанка по имени Махесус Лагорей и сумасшедший американец Крейг Калоника, тот самый, который будто бы видел йети и о котором я уже рассказывал в книге «Эверест».
Несмотря на навыки и опыт всех участников команды, мы не смогли подняться выше восьми километров. Той осенью погодные условия на Эвересте были неплохими, но обильные снегопады за несколько недель до нашего прибытия в разы увеличили риск схода лавин, и когда мы добрались до отметки 8 тысяч метров, то буквально почувствовали, насколько нестабилен снежный покров.
Мы держались вместе, поочередно лидировали, тропя по глубокому снегу, и постоянно обсуждали свои ощущения, поскольку чувствовали, что в любой момент склон может поехать. В какой-то момент все сошлись на том, что становится слишком опасно и что до вершины получится добраться, только если поставить на карту жизнь. Было решено уходить с горы.
Так закончились первые двенадцать месяцев жизни без Анатолия. Целый год, отмеченный попыткой взойти на Броуд-Пик, которая по факту даже не началась, и восхождением на Эверест, которое завершилось в 848 метрах от вершины. И все же нельзя назвать этот год неудачным.
Я все еще пытался справиться с потерей друга, и горы меня спасли. И эти экспедиции были не для того, чтобы забыться. Напротив, цель была совсем другая – я хотел отметить нашу с Анатолием дружбу, обретенное в горах счастье и почтить его память. Попытки восхождения, а также новые встречи, новое окружение – все это помогло преодолеть и принять случившееся зимой 1997 года.
С 1992 года я иногда проводил по несколько экспедиций в год. Однако после попытки восхождения на Эверест в 1998-ом стало понятно, что мне нужны не столько горы, сколько дружба с Анатолием. Я все еще в нем нуждался, но более не было возможности поговорить по телефону, отправиться вместе на тренировку или в горы. Требовался иной способ ощутить его присутствие.
Я много размышлял и наконец понял, что стоит побывать на родине Анатолия. Захотелось узнать горы его страны, друзей, увидеть квартиру, в которой он жил и на которую потратил все сбережения.
И тогда созрела мысль, которую мы обсуждали с Анатолием, говоря о возможных совместных восхождениях: стать «Снежным барсом». Что означает этот титул? Он присваивался в советское время альпинистам, которые сумели взойти на семитысячники СССР. Речь идет о горах Памира и Тянь-Шаня.
«Снежный барс» сродни награде за достижения, признанию спортивных и альпинистских заслуг в восхождении на эти вершины, а они в некоторых аспектах по сложности не уступают восьмитысячникам. Как правило, у альпинистов на получение этого титула уходили годы. Анатолий хотел попробовать взойти на все пять семитысячников за сезон, как можно быстрее добираясь от одной горы к другой. Мы обсуждали это за несколько дней до трагедии на Аннапурне, и вот в 1999 году я решил попробовать.
Эта история заслуживает отдельной книги (и скорей всего, я ее напишу), так что здесь не стоит сильно вдаваться в подробности. Скажу лишь, что экспедиция послужила началом многих моих последующих проектов.
Но прежде всего я получил возможность найти ответы на вопросы, которыми задавался относительно Анатолия, его жизни, влияния советского альпинизма на его спортивное мышление. Одним словом, экспедиция оказалась невероятным сочетанием альпинизма, культуры, истории и антропологии. Она позволила близко познакомиться с советским альпинизмом, понять правила и традиции, превратившие его в уникальное мировое явление.
Этот проект также дал возможность попасть в горы Марио Курнису (он родился в 1936 году и не слишком известен среди альпинистов, по крайней мере, моего поколения)[10]. Мысль пригласить в команду пожилого альпиниста может показаться сумасшествием, но одна из вещей, которым я научился у Анатолия и у моего отца, – почтение к предшественникам, как к людям, так и к их достижениям.
К сожалению, такое мышление чуждо западной ментальности. Особенно сейчас, двадцать лет спустя после той экспедиции, культура уважения к предшественникам, знание истории, признание заслуг почти сошли на нет. Многие нынешние альпинисты рассказывают о своих достижениях и даже не предполагают, что уже кто-то побывал на горе до них или воплотил их идею двадцать или тридцать лет назад.