Моя жизнь в горах. О дружбе с Анатолием Букреевым и трагедии на Аннапурне. От спортивного скалолазания до профессионального альпинизма — страница 21 из 32

Случается, однако, что, когда игра почти закончена, кто-то пытается изменить правила под себя. С некоторых пор стал наблюдаться натуральный саботаж фундаментальных правил, существовавших десятки лет, в попытке пересмотреть временны́е рамки зимнего сезона: некоторые считают, что следует учитывать не астрономическую, а метеорологическую зиму. Разница в том, что астрономическая зима зависит от положения Земли относительно Солнца (с общечеловеческой точки зрения этот цикл неизменен), в то время как метеорологическая зима зависит, например, от переменчивой погоды. Такая мелочь может показаться несущественной, но на самом деле имеет огромное значение.

Я всегда следую правилам хотя бы из чувства справедливости. Поэтому, например, в 2005 году, во время второй зимней экспедиции на Шиша-Пангму я не спешил с подготовкой и подъемом, чтобы опередить Жана-Кристофа Лафая, который приехал в ноябре, чтобы попытаться совершить такое же восхождение. Я к тому времени уже находился в Тибете, акклиматизируясь к высоте, но держался подальше от горы, потому что соблюдал правила, которые предусматривали, что до начала астрономической зимы нельзя находиться даже в базовом лагере. Чтобы экспедиция считалась зимней, она должна начинаться после 21 декабря.

Я никогда не ищу поблажек и не пытаюсь облегчить задачу в виде более подходящих погодных условий или ясного неба, которые обычно бывают в начале декабря, даже если речь идет просто об установке палатки. Поэтому в отличие от Лафая, который приехал 11 ноября 2004 года, то есть поздней осенью, мы с Моравским, дождавшись наступления астрономической зимы, взошли на Шиша-Пангму 24 января 2005 года.

Проблема возникла, когда Лафай, сделавший быстрое и красивое соло-восхождение, заявил, что это первый зимний подъем на Шиша-Пангму. Заявление было очевидно необоснованным. Жан-Кристоф прибыл в Китай 11 ноября и добрался до базового лагеря 14 ноября с разрешением на восхождение, в котором ни слова не было о зимнем периоде. Китайский правительственный чиновник, выдавший документ, рассказал мне, что Лафай настаивал, чтобы в разрешение вписали слово «зимний», но этого сделано не было, поскольку китаец прекрасно разбирался в сроках восхождений на горы Тибета.

Жан-Кристоф установил базовый и передовой базовый лагери в ноябре. Есть фотографии, на которых он стоит возле палатки во втором лагере в одной флиске, не говоря уже о снимках с вершины Шиша-Пангмы, на которых он одет совсем не по-зимнему. Все это свидетельствует о том, что он совершил восхождение поздней осенью. Первое зимнее восхождение на Шиша-Пангму состоялось 14 января 2005 года, и совершили его мы с Моравским. К счастью, все альпинистское общество, хоть и поздравило Лафая с успешным соло, не считает его зимним восхождением.

Не люблю вступать в споры, но мне не нравится, что кто-то пытается оспорить первенство, не имея доказательств. Соло Лафая само по себе сложное и красивое, и не было никакой нужды пытаться менять правила, чтобы присвоить заслугу зимнего первовосхождения.

Также возникает путаница в правилах, которые устанавливают разные страны на свои горы. Например, существует «бюрократическая» зима – чтобы заставить альпинистов покупать двойное разрешение на восхождение. Например, еще совсем недавно зимние разрешения заканчивались 15 февраля, а в случае задержки экспедиции нужно было оплачивать новое – весеннее – разрешение. Или, к примеру, в Тибете зима начиналась 1 декабря (а раньше и вовсе 15 ноября), чтобы осенние экспедиции, которые отправлялись в горы в октябре и ноябре, то есть в постмуссонный период, были вынуждены уже 15 ноября либо покинуть базовый лагерь, либо оформить новое, зимнее, разрешение, чтобы оставаться на горе.

В общем, все эти многочисленные стратегии зарабатывания денег ничего общего не имеют с астрономической зимой и альпинизмом. Это ясно и дураку, однако подобные поводы до сих пор используются теми, кто старается сбежать от реальности, хочет провести рождественские каникулы дома или не в силах отказаться от чудесных первых деньков декабря с прекрасной погодой. Люди упрощают себе жизнь!

Зима 2005 года положила начало новому всплеску интереса к зимнему альпинизму на восьмитысячниках. Зимнее восхождение на Шиша-Пангму и последующие такие экспедиции, безусловно, вернули «моду» на зимний высотный альпинизм. Настолько, что за десять последующих лет на все восьмитысячники, за исключением К2, поднялись зимой. К трем вершинам, на которые взошли Кшиштоф Велицкий и Ежи Кукучка, и еще двум вершинам, на которых также побывали поляки в 1980-е, Денис Урубко и Адам Белецкий добавили еще по две горы. Одним словом, к полякам добавились представители других стран, и появились новые герои. Мне чудесным образом удалось сравнять счет, а потом, к всеобщему удивлению, с четырьмя зимними первовосхождениями обогнать легендарных альпинистов Польши. В их числе также стоит упомянуть Мачея Бербеку, который взошел на Броуд-Пик 5 марта 2013 года. Это был его третий зимний восьмитысячник, но на спуске он погиб вместе со своим товарищем Томашем Ковальским.

Если кто-то считает, что 5 марта в высочайших горах – не зима, предлагаю найти в интернете фотографии Каракорума в это время, равно как и снимки первой зимней экспедиции на Гашербрум I 9 марта 2012 года, на который взошли Адам Белецкий и Януш Голомб. Тогда же из-за мороза и чудовищных погодных условий погибли три альпиниста: Герфрид Гёшль, Нисар Хуссейн и Сэдрик Хэлен.

Я знаю, что такое зимние восхождения, на собственном опыте и знаю, какую цену за них заплатили многие. Именно поэтому я не приемлю попытки изменить правила и сдвинуть времена года, тем самым переписав историю. Поздно, друзья мои, поезд ушел!

Начав в 2005 году с зимнего восхождения на Шиша-Пангму, я решил сосредоточиться на новом проекте, который родился из очень простого вопроса: «Какая самая высокая гора Земли, на которую еще никто не взошел?» Найти ответ на этот вопрос оказалось совсем не легко. И я обратился к работам немецкого исследователя Вольфганга Хайхеля, посвященным горам Пакистана. Хайхель указывает, на какие из пакистанских гор уже поднимались альпинисты, на какие нет, а также рассказывает об истории восхождений и о географии горных массивов.

Изучив всю собранную Хайхелем информацию, я наткнулся на название Батура II. Это пик в Пакистане высотой 7762 метра, считавшийся самой высокой горой, на которую не поднимался человек.

Я связался с Хайхелем, который прислал дополнительную информацию и подтвердил, что на Батуру II еще никто не совершил восхождения, хоть были предприняты четыре попытки, последняя – немецких альпинистов под руководством Маркуса Вальтера. Вальтер, в свою очередь, прислал мне фотографии, сделанные на горе, и рассказал, что этот гигантский пик находится в районе, куда мало кто ходит. После этого созрел план, точнее, появилась мечта. Батура II известна также как Пик-31 и как Хунза Кунджи, это почти восьмитысячник. Она расположена в хребте Батура-Музтаг к западу от реки Хунза среди множества других семитысячников.

Большинство альпинистов даже не слышали о Батуре, что говорит о том, как много еще возможностей в высотном альпинизме. По сей день в мире десятки семитысячников и сотни шеститысячников, которые все еще ждут своих первых альпинистов. Четыре неудачные попытки восхождения на Батуру говорили о том, что экспедиция будет не из легких.

Поскольку впереди ждала неизвестность, в спутники я выбрал своего друга, с которым свел знакомство в США, Джоби Огвина. Хотелось организовать максимально легкую экспедицию, поэтому кроме нас с Огвином в состав включили лишь Дидара Али, отличного повара, который всегда сопровождает меня в Пакистане, а организацию экспедиции доверили компании «Adventure Tour Pakistan», которой руководит Ашраф Аман.

10 июня 2005 года я вылетел из Италии. Джоби должен был присоединиться через несколько дней. Добравшись до Исламабада, я занялся бюрократическими делами – логистикой груза, его подготовкой и растаможиванием, а затем с помощью агентства Ашрафа спланировал маршрут до базового лагеря. До горы надо было добираться четыре дня на автомобиле и еще четыре дня пешком. Поездка на джипе проходит по Каракорумскому шоссе, по которому уже довелось ездить в 2003 году, когда поднялся на Броуд-Пик. Это очень опасная дорога, петляющая по ущельям, с высоким риском камнепадов и оползней. В итоге по дороге мы отправили машину со снаряжением, а сами решили полететь из Исламабада в Гилгит на самолете.

Перелет оказался фантастическим. Во-первых, потому что это был первый и один из очень немногих моих вылетов из Исламабада не сквозь дымку от сорокапятиградусной жары, а с чистым горизонтом, позволившим полюбоваться сверху столицей Пакистана. Более того, повезло, что небо оставалось безоблачным на протяжении всего полета, и Нанга-Парбат была видна во всей красе. Гилгит расположен недалеко от Нанга-Парбат, поэтому, пролетая рядом с горой, можно было рассмотреть Диамирский склон. Увидеть с воздуха один из величайших горных массивов, на котором двумя годами ранее мы с Жаном-Кристофом Лафаем прошли новый маршрут (и на вершину которого через одиннадцать лет я впервые взойду зимой вместе с Алексом Чиконом, Али Садпарой и Тамарой Лунгер), было очень волнительно. Гора оказалась настолько огромной, что не помещалась в иллюминаторе, к которому я прижался лбом не в силах отвести взгляд. И мысль о том, что именно здесь мы в 2003 году проложили многострадальный новый маршрут, поразила меня, как поражала и поражает история исследования и восхождений на Нанга-Парбат. Глядя с такой высоты и с новой точки зрения, я впервые смог понять размеры этого гиганта.

После ночевки в Гилгите мы отправились в Хунзу, где живет Дидар Али и другие друзья, которые сопровождали меня в различных экспедициях в качестве поваров, сирдаров или помощников. Не терпелось увидеть регион, о котором я только слышал, но никогда не имел возможности посетить. Регион, где живут удивительные люди, которые десятилетиями помогали целым поколениям альпинистов и о которых почти никто не знает. Мы также воспользовались возможностью посетить древнюю крепость Балтит, где жил мир Хунзы (так называли местного правителя), пока контроль над этой территорией не установил Пакистан. В архитектуре форта прослеживается ярко выраженное тибетское влияние – верный признак того, что, несмотря на нынешнее географическое деление, эти места более относятся к Тибету, чем к Индии. Каракорумское шоссе построили в 1970-е годы, раньше в Хунзу и окрестности попадали исключительно пешком либо верхом, а перевалы на север, то есть в Китай и Тибет, и расположены ближе, и менее круты, чем южные, ведущие в Пакистан и Индию.