– Можно. Давай.
Не зря же он оборудовал на заднем дворе именно кострище, будто попытался внести в благоустроенный комфорт цивилизации что-то дикое, природное, естественное. Пусть и получилось чуть более цивильно, чем предполагалось, не совсем уж по-природному. Но это в целях удобства и безопасности, чтобы случайно не подпалить весь газон.
Кострище по кругу было огорожено невысокой кирпичной кладкой, когда им не пользовались, закрывалось литой узорной крышкой, защищающей, например, от дождя. А ещё поверх кладки можно было положить решётку, а уже на неё поставить сковородку, казан или чайник, если вдруг захотелось бы что-то приготовить или вскипятить воду с дымком.
Дымов не стал особо заморачиваться с разведением огня, плеснул на дрова немного жидкости для розжига, чтобы быстрей занялись. Бэлла с минуту наблюдала, как разрасталось ярко-оранжевое пламя, потом заявила:
– Я сейчас. – И ринулась к дому.
Глава 26
Вернулась она в надетом поверх платья худи и зачем-то прихватила с собой ещё одно, в котором была в тот день, когда ввязалась в драку, и Дымов в благодарность и просто из-за беспокойства привёз её к себе, а заодно те самые брюки и футболку. Смяла одежду в комок, подступила ближе к костру.
– Ты чего придумала? – озадачился Дымов.
– Хочу это сжечь, – объяснила она.
– Зачем? – ещё больше озадачился он, предположил не слишком-то вероятное: – Будешь теперь только платья носить?
– Ещё чего! – фыркнула Бэлла. – Не буду. Ну… если только иногда. Просто… просто не хочу больше, чтобы как раньше.
– Типа начинаешь новую жизнь? А старая пусть горит.
Она вскинулась, воскликнула с вызовом:
– А что? Так смешно?
– Нет, Белка, нет, – торопливо заверил её Дымов, кивнул. – Всё правильно.
Бэлла швырнула вещи в огонь. Они целиком накрыли его, Дымов даже подумал, что сейчас костёр потухнет. Но ткань начала чернеть, прогорать, язычки пламени пробивались наружу, расползались, росли. Дым повалил темнее и гуще. А Бэлла стояла неподвижно, засунув руки в карманы, и смотрела с какой-то особой сосредоточенностью. И в голове возникла новая мысль.
– Подожди, – произнёс Дымов. – Я сейчас тоже.
И теперь уже он ринулся к дому. Нет, конечно, пиджаки и деловые костюмы он сжигать не собирался. А от бедового детства и юности почти ничего не сохранилось. Тем более он давно их оставил далеко позади. Но было другое – лежало в верхнем ящике рабочего стола в пластиковой папке. И ещё кое-что, попавшееся под руку совсем недавно.
Каждый раз собирался выкинуть и снова откладывал. Почему? Зачем?
– Что это? – спросила Бэлла, увидев папку в его руках.
– Документы на тендер, – пояснил Дымов, вынимая бумажные листы.
– Тендер? – задумчиво повторила она. – Это тот самый… из-за которого на тебя тогда напали.
– Тот самый.
– Решил отступить? Сдаться?
В её словах не прозвучало ни осуждения, ни снисходительности, она просто хотела понимать, и Дымов опять пояснил:
– Нет. Но я подумал – а на фига мне это действительно надо? Если что-то делать, то или для себя, или для других людей. – Он присел на корточки, разорвал листы пополам, кинул в самую середину костра. – А только ради того, чтобы утереть кому-то нос… Ну, так себе мотив, чтобы тратить на него время и силы.
На бумагу огонь набросился яростно и жадно, словно на лакомство, быстро превращая белые листы в чёрные полупрозрачные лохмотья, которые легко рассыпались в прах. Остался только один. Тоже формата А-четыре, но только из тонкого картона и сложенный пополам, как открытка. Точнее это и была открытка, украшенная аппликацией из цветной бумаги – тюльпанчики, продетые сквозь цифру «восемь». Бэлла уставилась на неё ещё более удивлённо.
– А это? Кто это делал?
Дымов усмехнулся.
– Я.
Она перевела недоумевающий взгляд с открытки на него и опять на открытку.
– Скорее всего, когда в началке учился, – продолжил он, не дожидаясь непременного вопроса. – Все делали, ну и мне пришлось.
– А у тебя тоже тогда мамы не было? – предположила Бэлла с пониманием.
– Да почему? Была, – возразил Дымов. – И сначала я ей правда собирался подарить, но потом решил, что не заслужила, что обойдётся. Выбросить хотел, да видно забыл. Просто засунул куда-то, а когда вещи в родительской квартире разбирал, нашёл.
– И опять не выбросил, – скорее, не спросила, а констатировала она, а услышав в ответ чуть пренебрежительное «Как видишь», поинтересовалась тихо и осторожно: – Всё ещё надеешься подарить?
– Нет, – он решительно отправил открытку в огонь. – Теперь уже точно некому. – И немного отодвинулся, уселся на низкую деревянную лавочку, сделанную из надёжно зафиксированной половины бревна.
– Она умерла?
Бэлла тоже устроилась рядом, не слишком близко, на небольшом расстоянии, одёрнула подол и, обняв коленки, наблюдала, как картон корёжится в пламени, теряет твёрдость, цвет и форму.
– Да.
– От чего?
– Органы начали отказывать. – Дымов качнул головой. – Она ведь пила, ширялась. Ещё и отца не стало. Замёрз на улице, не смог до дома дойти.
– Значит, он не миллионер?
– Нет, конечно. Алкаш и нарик. А мать, как ни странно, не смогла без него. Даже год не протянула. Ничего не помогло. Поздно уже было.
Бэлла на секунду закусила губы.
– Ты не знал?
– Знал. Но только мы к тому времени почти не общались. Я пытался, но… – он дёрнул плечами. – Так странно. Вроде бы родные, а выходило, будто совсем чужие.
– Они тебя бросили?
– Я сам ушёл. В пятнадцать. Хорошо было, куда.
– К бабушке? – она не просто расспрашивала, она выдавала готовые варианты, почти уверенная, что не ошибалась.
– Можно сказать и так, – согласился Дымов. – Она мне правда как бабушка была. Хоть и не родная. Вообще посторонняя. Случайно познакомились. Тётя Лена. Я сначала удивлялся, нафига я ей сдался? Почему она терпит, не выгоняет? Со мной же одни проблемы. Я ж тоже – пил, гулял, дрался. Как-то спросил, зачем ей такое наказание, а она ответила, что я для неё не наказание, а подарок. Как будто ей сына вернули. – Закончил самокритично, чисто от себя: – Пусть и не лучший вариант.
– А сын? Он… – Бэлла не договорила, замялась, скорее всего не хотела в очередной раз произносить что-то подобное «умер» или «погиб», и Дымов не стал дожидаться, кивнул.
– Его убили. В девяностые. Слышала про девяностые?
– Слышала. Немного, – призналась она. – Он бандитом был?
– Нет. – Даже близко нет. – Водителем на «Скорой».
Бэлла повернулась, глянула поражённо.
– А за что тогда?
– Ни за что. – Дымов дёрнул углом рта. – Они же когда на вызов едут, точно не знают, к кому. Да в любом случае не имели право отказаться. Оказалось, их вызвали к какому-то авторитету, не добитому на разборке. И, когда они его в больницу везли, те, другие, решили добить, обстреляли машину. Тётилениному сыну в голову попали. Хотя, может, и специально в водителя целились, с расчётом аварию устроить. Так вернее.
Она несколько мгновений молчала, просто смотрела растерянно и недоумённо, потом воскликнула:
– Ну он же вообще ни при чём. Почему?
– А им всё равно было, – вывел Дымов отстранённо.
Бэлла больше ни о чём спрашивать не стала, отвернулась, опустила голову, насупилась.
– Ну и чего ты надулась?
Она судорожно вздохнула, куснула нижнюю губу, проговорила свистящим шёпотом:
– Я же тоже так делала. – Коротко глянула исподлобья. – Не убивала, конечно, но… – И опять опустила голову. – Даже понимая, что я сильнее. Мне, наоборот, нравилось, если я знала, что точно побью.
Дымов не стал ни успокаивать её, ни оправдывать, ни говорить всякую назидательную высокомерную лабуду типа «Ну теперь-то ты осознала» и «Больше так не делай», тоже помолчал немного, потом предложил:
– Может, всё-таки помиришься с бабушкой? Она за тебя переживает.
– Мы помирились уже, – шмыгнув носом, сообщила Бэлла, отчиталась подробно: – Я ей звонила и несколько раз заходила. И сегодня утром после салона мы к ним заехали. Тёть Юль сказала, что это и бабушкин праздник тоже, и ей обязательно надо цветы подарить. Но я бы и сама зашла. Только завтра.
Всё-таки его помощница по хозяйству – удивительный человек. Дымову бы и в голову подобное не пришло, а ведь настолько естественно. Пусть Жанна Викторовна и не идеальная, как мать или бабушка, но ведь заботилась, беспокоилась и, пока разговаривали, у неё даже случайно не вырвалось, ни намёком, что ей в тягость двух внучек самой растить, что желала бы скинуть с себя это бремя.
– А совсем к ним возвращаться разве не собираешься?
Бэлла на секунду опустила глаза, потом посмотрела прямо.
– А здесь больше нельзя?
Можно. Но лучше… лучше не здесь, дома. Правда одну причину, почему, ей знать не обязательно, но ведь есть и другие.
– Вот если ты действительно учиться поедешь… – рассудительно начал Дымов, сделал короткую паузу, чтобы вдохнуть, но Бэлла успела вклиниться:
– Поеду, – заявила решительно. – Я уже и документы подала. Онлайн.
– О! – воскликнул он одобряюще, хотя новость почему-то оказалась неожиданной. – Молодец! – ввернул, не удержавшись. – Только вот с твоим средним баллом…
– А у меня льготы, – опять перебила Бэлла. – Как у сироты. Могу вне конкурса. Если мест хватит.
– Вот именно, если хватит, – согласился Дымов. Эта тема была куда безобидней, не настолько неоднозначной, но зато весьма актуальной. Можно даже немного позанудствовать в воспитательных целях, опять по полной ощутить, что между ними совсем другой уровень отношений, которого и следовало держаться. – А училась бы хорошо, и льготы бы не понадобились. И, кстати, а почему ты после девятого в колледж не пошла? Хотя бы стипендию получала.
– Я не знала, в какой, – честно призналась Бэлла. – Не выбрала, куда хочется. Вот и пошла в десятый.
– И тебя взяли?
От него-то школа с радостью избавилась.
– А почему нет-то? – возмутилась она. – Не настолько плохо я и училась. Нормально. Как многие. А ещё я во всяких соревнованиях от школы участвовала, – добавила гордо, хмыкнула. – А са