Ну не могло же это совсем ничего не значить?
И как же тяжело ждать. Вот вроде ничего не делаешь, а тяжело, даже больше, чем на тренировке. И чем меньше остаётся до того самого момента, тем тяжелее, тем невыносимее. А разве не должно быть наоборот? И даже заняться нечем, потому что всё равно ничего не получается, просто валится из рук.
Дымов позвонил и сказал, что приедет где-то через полчасика, если не попадёт в пробку, и Бэлла сначала как дурочка просто слонялась по квартире, потом, как ещё большая дура, торчала у окна. Ещё немного и начала бы считать минуты, чтобы не сойти с ума. А когда увидела въезжавшую во двор знакомую машину…
Да не могла она усидеть на месте – мгновенно сорвалась, выскочила из квартиры, не закрыв за собой дверь, заскакала вниз по лестнице, с налёта вдавила кнопку электронного замка. Дымов как раз вышел из машины, распрямился, замер, глядя как распахивается дверь.
Бэлла не остановилась, ни на мгновенье, и даже не заметила, как преодолела эти последние метры. Может, просто пролетела, даже не касаясь ногами земли – ей именно так и показалось – и с разбега повисла у него на шее, обхватила ногами. Дымов покачнулся, но устоял, тоже обхватил, только, конечно, руками, сжал покрепче. То ли самому так было легче, то ли чтобы Бэлла не упала, то ли… Да не важно!
Она с жадным вниманием заглянула ему в лицо и… не удержалась.
Она же пообещала себе выяснить точно. Правда даже не задумывалась про подобный способ. И в любой другой момент она бы точно не решилась поступить именно так, но тут получилось само собой – судорожно вздохнула и приникла к его губам.
Дымов, конечно, отстранился, но не сразу, всё-таки ответил на поцелуй, может, просто растерялся, застигнутый врасплох, вот и вышло на автомате. А может и нет. Потому что после не сразу решился посмотреть прямо в глаза и слишком уж нарочито возмутился:
– Белка, ну что ты как мартышка? Слезай.
Он разжал руки, и Бэлле волей-неволей пришлось соскользнуть вниз, отцепиться, чтобы не выглядеть глупо.
– Я не мартышка. И не белка. Хватит меня так называть! Я не ребёнок!
– Вот именно, – подхватил он. – А ведёшь себя, как маленькая. – Вскинул голову, посмотрел на окна и решительно распорядился: – Идём в дом. А то замёрзнешь. Не лето всё-таки.
Глава 29
Это выглядело реальной подставой, когда они оказались в пустой квартире вдвоём. А он-то рассчитывал, что, наоборот, станет проще, что сложнее просто невозможно после того, как Бэлла вылетела из подъезда в шортиках и наспех накинутой поверх рубашки куртке – хорошо, хоть не босиком – и показалась такой невероятно красивой.
Стремительная, лёгкая, длинноногая. Волосы по-прежнему короткие, но длиннее, чем обычно, и никаких до ёжика выбритых висков. Светлые, чуть кучерявящиеся пышные прядки разметались от бега. И Дымов просто впал в ступор и ощутил гораздо-гораздо острее, чем получалось на расстоянии, как он по ней соскучился – невероятно соскучился. А она внезапно оказалась слишком близко, запредельно близко. Их перестали разделять даже миллиметры.
Будь Бэлла ребёнком – без проблем. Но в том-то и дело. Она – не ребёнок, а девушка, взрослая девушка, к которой он неравнодушен, всё так же неравнодушен. Её доступная близость не просто волновала – возбуждала, сводила с ума. И Дымов поначалу воспринял, как самое естественное, как должное, почувствовав её губы своими. Поймал их, сжал, но, спустя несколько секунд опомнился, взял себя в руки. Ему даже удалось сделать вид, будто ничего особенного не произошло или оказалось всего лишь игрой, ещё и убедить в этом себя.
– Белка, ну что ты как мартышка? Слезай.
Она обиделась: и на «мартышку», и на «Белку», и даже заранее на «ребёнка», будто ещё раз подтвердив его мысли. А Дымов, с надеждой глянув на горящее тёплым жёлтым окно, распорядился:
– Идём в дом.
Не только беспокоясь о том, что Бэлла может замёрзнуть – у неё коленки голые, а на дворе тридцать первое декабря, пусть даже особое, питерское. А ещё и потому, что там Марьяна, а её присутствие, как гарантия – больше не случится никаких глупостей.
Но вот как раз хозяйки-то дома и не оказалось. Дымов понял это, наверное, спустя всего лишь минуту, войдя в прихожую, пристроив сумку с вещами на тумбе для обуви, а куртку на вешалке.
В квартире было слишком темно и тихо, в обеих комнатах не горел свет, только на кухне. Но даже находясь там, нельзя не услышать стук закрывшейся двери, их шаги и голоса, шорох переставляемых вещей.
– А-а… Марьяна где?
Дымов надеялся, до последнего надеялся, что она просто слишком занята, поэтому и не смогла сразу выйти. Но Бэлла тут же в пух и прах расколотила все его надежды.
– А зачем она тебе? – поинтересовалась чуть насупленно, а потом добила весьма откровенным и прямолинейным: – Ты ехал к ней, не ко мне?
– К вам, – поправил Дымов с напором. – Так где она? – Может, он зря загонялся, и Марьяна просто куда-то отправилась ненадолго, например, в магазин или прогуляться. – Когда вернётся?
Бэлла дёрнула плечами и заявила:
– Приблизительно через неделю. Или чуть раньше.
Чё-орт! И вырвалось, непозволительное и неоднозначное:
– Ты что, специально её спровадила?
– Нет. Совсем нет, – возмутилась Бэлла. – Я тут вообще ни при чём. – Сообщила многозначительно: – Между прочим, у неё сейчас судьба решается.
Они так и торчали в прихожей возле вешалки. Наверное, Дымов просто желал оставаться поближе к двери, ведь делать вид, будто он совершенно невозмутим и спокоен, становилось всё труднее. И всё-таки он держался – усмехнулся, произнёс иронично:
– Вот чего ты городишь? Какая судьба?
– Её собственная. Дальнейшая, – поучительно выдала Бэлла, а у него в который раз слов не хватило, только и получилось привычно воскликнуть:
– Белка! – Он тут же осёкся, попытался исправиться: – То есть, Бэ…
Но она перебила на полуслове.
– Ладно, Белкой можно, – разрешила благосклонно.
Вот же… заноза. Ещё и крутилась совсем рядом, словно нарочно дразнила.
О чём он вообще думал, когда решил приехать? Что будет легко? Находиться поблизости и даже не прикоснуться, когда больше всего хотелось обхватить, притянуть, прижать, ощутить наконец-то по-настоящему, что вот она, здесь, с ним, а не просто в мыслях. Живая, беспокойная, вредная, непохожая ни на кого. И Дымов опять вернулся к спасительной нейтральной теме.
– Так что там с Марьяной? Почему она вдруг куда-то сорвалась, когда я пообещал приехать?
– Да я же сказала, – со значением напомнила Бэлла. Почему у него возникало впечатление, что сейчас она делает всё расчётливо и нарочно? – У неё судьба решается. Она, может, скоро замуж выйдет. Если сейчас всё срастётся, и она сумеет наладить отношения.
– С кем? С женихом?
– Нет, – возразила она с такими интонациями, будто Дымов совсем глупенький и элементарных вещей не понимает, пояснила подробно: – С ним она давно наладила. С его сыном. Они поехали втроём встречать новый год и кататься на горных лыжах.
– И сколько ему?
– Кому? Если жениху, то где-то тридцать восемь. А если его сыну, то десять.
Ну спасибо, Марьянка! Вот уж Дымов не ожидал, что она так его кинет. А ещё верил, будто она ему как сестра. И вот же – променяла. Словно другого времени не нашлось бы контакты налаживать.
А ему-то теперь чего делать? Разворачивать и убегать, пока ещё способен держать себя в руках?
– Пойду тогда, – мрачно вывел Дымов, подхватил с тумбы сумку, – вещи в Марьянину комнату отнесу. Раз её всё равно нет.
С дверью он точно не ошибся, а вот про выключатель даже не вспомнил, ни где тот находился, ни что на него следовало нажать при входе. Хотя и без этого было достаточно светло.
В больших городах совсем темно редко бывает, а уж тем более перед новым годом. Большинство окон ярко горят, а ещё фонари, гирлянды и прочая иллюминация. Но всё равно – к чему этот интимный сумрак? Особенно сейчас, когда и без него всё слишком проблематично.
Дымов шагнул к креслу, чтобы поставить на него сумку, на ходу бросил Бэлле, которая наверняка двинулась следом и теперь торчала в дверном проёме:
– Свет включи.
– И так всё видно, – отозвалась она.
– Белка, ну что опять за странности? – воскликнул Дымов с упрёком, развернулся и едва не вздрогнул, потому что она оказалась вовсе не возле двери, а рядом, уставилась ему в лицо, повторила вопросительно:
– Странности? Опять? Ты… – сделала совсем короткую паузу и закончила: – про поцелуй? – Но не стала дожидаться ответа, сразу выложила с вызовом: – На самом деле Марьяна не знала, что ты приедешь. Я ей не сказала.
– Это ещё почему?
– Потому что, – выдохнула Бэлла, совершенно уверенная в том, что делала. – Потому что хочу, чтобы было, как на дне рождения. Мы вдвоём, и больше никого. – Наклонила голову к плечу и гораздо тише, но весьма уверенно предположила: – Боишься со мной оставаться?
Дымов не ошибался – она и правда прекрасно понимала, что он чувствовал. Вот и не стал выкручиваться, отрицать, прятаться за большим количеством слов, тоже честно признался:
– Да. – Потом добавил или даже, скорее, распорядился: – Поэтому, Белка, больше не провоцируй.
Но она опять спросила:
– На что?
Да почему она так себя вела? Чего добивалась?
– А то ты не понимаешь? Раз мы сейчас одни…
Он не договорил, остановился на середине фразы. Да что тут объяснять? Но Бэлла потребовала продолжения:
– И что тогда?
– Ничего, – отрезал Дымов. – Ни к чему это. Я для тебя слишком взрослый. Мне уже тридцатник, а тебе…
– А мне двадцать будет, – вклинилась она. – Уже скоро. Через полгода.
– А мне тридцать один через пару месяцев.
– Ну и что? – заявила Бэлла упрямо. – Всего-то десять лет! Нормальная разница.
А сама всё-таки сбросила годик.
– Одиннадцать, – поправил Дымов.
– Ну пусть одиннадцать, – согласилась она. – Тоже нормальная. И мне всё равно.
– А мне – нет.