— Я не хочу быть королевой, — выдохнула я. — Я не умею. Я не хочу…
— Катрин, ты выходишь замуж за наследного принца, — проведя большим пальцем по моей щеке, улыбнулся Эд. — Ты не можешь не быть королевой. Но ещё не сейчас, не бойся. В конце концов, я ещё не король.
— Я не хочу быть принцессой, — шепнула ему в плечо. — Принцессы — самые бесправные существа в вашем мире. Я не хочу.
— Шш-ш-ш, Катрин, — успокаивал Эдвард. — Почему ты так решила?
— А разве нет? — вскинулась я. В комнате горел только камин, а мы задёрнули полог, но я прекрасно различала его лицо даже в сумраке. — Джоан…
Эд прижал палец к моим губам.
— Не говори о ней. Не всему, что ты видишь, можно верить, Катрин. К тому же, ты не Джоан.
— Да, я не родилась принцессой, — усмехнулась я.
— Это не важно, — мягко глядя на меня, возразил Эд. — И ты не Джоан. Меня всегда будет волновать, что ты думаешь. Я никогда не стану обращаться с тобой…
— То есть если я сейчас скажу, что не хочу за тебя замуж, всё отменится? — усаживаясь на подушках, спросила я.
Эд долго смотрел на меня.
— Нет. И те не хочешь этого, не так ли, Катрин?
— Эдвард, я боюсь, — шепнула я, схватив его за руку.
Он улыбнулся и поцеловал мои пальцы.
— Чего, моя любовь, моя леди, моя королева? Ты будешь в безопасности, клянусь…
— Я боюсь за тебя.
Он посмотрел на меня, не отпуская руку. Потянулся, прижал палец к моему лбу.
— Не думай об этом, Катрин. Я могу о себе позаботиться. Доверься мне. Всё будет хорошо.
Я легла и уткнулась лицом в подушку, чтобы он не видел, как кусаю губу, сдерживая слёзы.
Я не верю тебе. Разве ты не видишь? Да, я тебя не верю. Что ты можешь, один против всех? Я же не настолько дура, чтобы не понимать.
Я боюсь.
Он целовал мою руку — нежно, палец за пальцем, выцеловывая дорожку к локтю, к плечу, шее.
Я смотрела на потолок и мне хотелось кричать.
***
Следующие два дня прошли в снегу, тумане, в клетке.
Мне по-прежнему никуда не разрешалось выходить. Эдвард подарил с десяток украшений, которые тоже были амулетами, а я почему-то не сказала ему про медальон Джоан. Я не снимала его, даже когда ложилась спать — как и браслеты-кольца Эдварда. Я спала под дорогущими мехами в дорогущей сорочке, в дорогущих украшениях и чувствовала себя настолько не на своём месте, что хотелось выть.
Компанию мне составляли служанки и их “Высочество” — по утрам и вечерам, когда они были мне нужны, чтобы привести меня в порядок. Больше я их вынести не могла.
Проклятые легко могли сойти за памятники — как и всегда. Разговаривать с ними — то же, что и со стеной. Я пару раз пыталась, помня Чёрного. Бесполезно. Они меня не видели.
Бес с утра надирался вином, которое приносили к завтраку, и весь день дрых, разве что давая мне себя гладить и чесать.
Эдвард в конце концов позволил мне выходить из дворца, но только под охраной Проклятых. И очень просил пока повременить с прогулками. Он не говорил, но я и так чувствовала, что происходит нечто нехорошее.
На дворцовой площади казнили троицу бедолаг — из криков глашатая я поняла, что это те, с арбалетами, напавшие на меня возле церкви.
Примерно тогда же в моём завтраке Проклятые, дисциплинированно пробовавшие всё, что я собиралась есть, нашли яд.
Я боялась за Беса, присосавшегося к вину ещё до этого — но котёнку всё было трын-трава. Наверное, этот яд на животных не действовал.
Тем же вечером на площади сожгли женщину и двух мужчин. Вроде тоже за покушение на королевскую невесту.
Я завесила окно мехами, закрыла дверь и заткнула уши, чтобы не слышать их криков.
Даже если приказ отдавал не Эдвард, а король-колдун, которому потребовались жертвы для заклинаний, я не могла понять, как Эд позволил. Он дорожил человеческой жизнью, всегда. Да, даже если они пытались меня убить, я, чёрт возьми, понимала, почему. И я жива. За что их?
Я была одна, совсем одна среди теней-Проклятых, среди куриц-служанок. Даже с Эдвардом я чувствовал себя одинокой. Он не хотел меня слышать. Он твердил, что обо всём позаботится. Говорил, что я не должна думать. Он дарил мне красивые, дорогие наряды и украшения. В ответ я не должна была спрашивать ни о чём, что творится за пределами дворца. Я не должна была думать. Хрустальная хрупкая кукла в дорогой упаковке.
Вечером после казни я сидела на шкуре у камина и грела руки. На мне была сорочка и обязательная меховая накидка. Убранные в косу волосы. Всё это складывалось в гротескную тень, скачущую по стене, потолку… Я не заметила, когда в тень вплелась ещё одна, тонкая, чужая.
— Здравствуй, Твоё Высочество, — произнёс незнакомый голос, а рука в шёлковой дорогой перчатке закрыла мне рот. Я чувствовала запах мороза, дыма и конского пота. И забавно — не боялась. Я устала бояться. Совсем. Ещё краем сознания отметила, что Проклятые почему-то даже не шевельнулись, хотя стоят в двух шагах. — Или мне лучше сказать — королевская шлюха?
Меня рывком развернули, схватили за плечи.
Я рассматривала его лицо — тоже незнакомое. Мужчина, около сорока. Шрам на левой щеке. А так, может, был бы симпатичным. Не знаю. Меня никогда не привлекали мужчины настолько старше меня. С седыми волосами. С сеточками морщин на лбу и вокруг глаз.
И так остро пахнущие конским потом. Сколько дней он провёл в седле?
Меня опрокинули на пол и нависли сверху. Достаточно, чтобы, наконец, испугаться. И рассматривали — жадно, с нездоровым любопытством.
— Что, даже на помощь не позовёшь, девочка? — почти нежно поинтересовался незнакомец, наклоняясь, и я замерла, не в силах отвести от него глаз. — Давай, милочка. Кричи.
Щас. А то я не знаю, что даже если сорву голос, на помощь никто не придёт — кроме Эдварда. Но вероятность того, что наследный принц случайно проходит сейчас по коридору к моим комнатам, близка к нулю.
Что-то холодное коснулось моей шеи. Я скосила глаза — перстень. Странный. Светящийся. А незнакомец наклонился совсем уж близко ко мне и шепнул:
— Ну-ну, девочка, не дрожи. Я всего лишь хочу оставить послание от моего господина принцу-наследнику. Он побрезговал нашей принцессой ради какой-то простушки. Но тебе нечего бояться, крошка. Ты ведь даже можешь получить удовольствие. Или ты не любишь, когда с тобой грубо обходятся? — и впился в мои губы.
Вот этого уж точно оказалось достаточно, чтобы скинуть оцепенение.
Я закричала, точнее, замычала, забилась, паникуя уже по-настоящему.
Мужчина засмеялся, прижимая светящееся кольцо к моей щеке. Не знаю, какого эффекта он ждал. Но, кажется, не того, что его отбросит к кровати.
Медальон Джоан мягко пульсировал у меня на шее и грел — я чувствовала сквозь сорочку.
— Не может быть, — пробормотал незнакомец во все глаза смотря на меня. — Откуда у тебя…
Я нащупала рядом кинжал — минуту назад его не было, но я помнила, что что-то такое блестело у меня перед глазами, когда этот мерзавец меня целовал.
Мужчина поднялся и, не спуская с меня глаз, шагнул ближе, потянулся к моей шее.
Я замахнулась.
***
Моя сорочка промокла от крови. Руки болели от напряжения, а на груди наверняка остался жуткий ожог, но я пока его даже не чувствовала.
Я сидела на заляпанном кровью полу и методично давила на подушку, прижатую к груди, но в опасной близости от шеи мужчины-альбионца. Я ничего не чувствовала, кроме лёгкой вибрации медальона — всякий раз, когда мужчина пытался меня сбросить и подняться.
Когда дверь распахнулась, и в спальню влетел Эдвард, я даже не сразу осознала, что всё закончилось. Альбионца скрутили, а Эдвард держал меня, а потом суетился, осматривая, не ранена ли я, отпаивая меня какими-то настоями. Помню, он с трудом отобрал у меня нож.
— Ты обещал, что всё будет хорошо, — шепнула я, когда он, сорвавшись на крик, в очередной раз попросил меня “сказать хоть что-нибудь”.
Он уткнулся лицом в мою грудь, заставив вздрогнуть от боли и шептал, что это больше никогда-никогда не повторится, что никто никогда…
— Я не верю тебе, — шепнула я, и он вздрогнул так, будто я его ударила.
— Катрин, хорошая моя, пожалуйста, не говори так, я всё сделаю, чтобы ты была счастлива…
— Отпусти меня, — попросила я, повернувшись к нему. — Эдвард, пожалуйста. Я больше не хочу. Я не могу. Не могу быть твоей куклой. Отпусти меня и прекрати это.
Он попытался поцеловать меня, но я отпрянула. Мне было больно, когда я увидела отражение такой же боли в его глазах.
— Нет, Катрин. Никогда.
Я отвернулась. Я думала, что он уйдёт.
Но он остался. И всю ночь обнимал меня.
Всю ночь он был рядом — жуть как много, по сравнению с теми крохами за последние дни, когда мы приводили время вместе.
Если бы он ушёл, я бы точно свихнулась.
Утром он по-прежнему был рядом и гладил меня по голове.
Я приподнялась, поймала его грустную улыбку и сказала:
— Сегодня я поеду за город. На весь день. Я не могу больше сидеть взаперти. Можешь приставить ко мне Проклятых или мертвецов, мне всё равно. Но я поеду.
Он долго смотрел на меня, потом кивнул.
— Хорошо, моя королева.
— И не называй меня так.
— Я люблю тебя, Котёнок.
Я промолчала.
***
Меня одели как королеву. Меня посадили в карету и везли по странно пустынному городу. Я с жадность выглядывала в окно, но Проклятые старательно заслоняли весь обзор.
Забавно, что мне не дали сопровождающих-людей. Наверное, Эдвард совсем никому здесь не верил. В том числе и колдовству отца, иначе со мной поехали бы и зомби. Вряд он стал бы думать, что меня смущает вид мертвецов.
В лесу, куда меня привезли, было тихо и спокойно. Шёл снег, я бродила между деверьями пока не замёрзла. Вспоминала, как Эд вёз меня обратно во дворец. Рядом с ним было очень тепло.
Обедать пришлось в карете, зато там нашёлся заботливо завёрнутый глинтвейн. Я отогрелась, снова выбралась наружу, увязла в снегу, но дошагала до скрытого кустарниками озера.