— Она азвонка, — продолжал Роберт, всё ближе и ближе наклоняясь. — Она подцепила принца, когда он стал наследником Азвонии, а после, в угоду дьяволу заставила нашего добрейшего принца страдать — ради неё он даже отказался от азвонского престола! Зато, — выдохнул Роберт мне в лицо, и я титаническим усилием не поморщилась от запаха перегара, — что творилось у них в алькове… Леди, мне не стоит смущать ваш слух подробностями, но принц совсем потерял голову и только и мог, что мечтать об этой Катрин. Она была сильной ведьмой, и она хотела власти. Но, однажды ей надоело ждать, и она попыталась убить короля, — (я ошеломлённо распахнула глаза). — Но Его Величество победил в схватке с ней, Катрин обессилила, и её заклятье спало с принца. С тех пор, как видите, Его Высочество сторонится женщин, — и Роберт многозначительно уставился на меня.
Я отстранилась, покосилась на Эда — тот продолжал читать — и тихо спросила:
— А что же стало с ведьмой?
— О, ей удалось сбежать, — протянул Роберт, очередной раз хватая меня за коленку. — Но когда её поймают… Принц поклялся сжечь её лично. Она будет корчиться на костре, а он смотреть… с наслаждением, — говорил граф это тоже с наслаждением, да так, что у меня кровь стыла в жилах.
— А если, — шепнула я, — если не поймают?
Роберт усмехнулся.
— Она сама вернётся. Принц проклял её, а колдуньи не любят, когда на них висит проклятье. Его Высочество проклял её при всём дворе, сказал, что она будет мучиться так же, как страдал он… будучи её игрушкой…
Я вскочила. Сил слушать этот бред больше не было.
— Леди? — удивился Роберт. — Куда вы?
— Что-то мне нехорошо, — заплетающимся языком пробормотала я. — Мне нужно отдохнуть.
Проснувшийся Ален шипел мне на ухо клише, которые тут обычно говорят в таких ситуациях — что-то про гостеприимство и прекрасный пир, но я не обратила на него внимание. Достаточно я этого борова, графа, развлекала.
Помню, слышала, как Роберт у меня за спиной ревёт, требуя ещё вина, ему вторит чей-то игривый смех. Но что действительно врезалось в память — глаза Эдварда, когда я пробегала мимо. Нет, он не смотрел на меня — по-прежнему глядел на свиток. Но вряд ли он в нём что-то видел. Пустой был взгляд, стеклянный.
Если бы не Ален, вцепившийся мне в плечо когтями (слава богу, на мне было несколько слоёв сорочек и блио) я не знаю, что бы делала. Эд никогда не любил такие вот пирушки. Он явно с трудом терпел и эту. И охота наверняка была просто очередным средством в каких-нибудь переговорах. И в довершение всего он точно слышал болтовню пьяного Роберта.
А рядом с моим хрупким, мужественным принцем не было никого, кто бы его поддержал. Ни одного человека, ради которого он послал бы всю эту дворцовую чепуху к чёрту. Рыцарю, как бы увлечен подвигами он ни был, нужно место, куда хочется возвращаться. Рыцарю жизненно необходимо знать, что где-то (пусть и далеко) есть дама, которая скучает в башне и ждёт. Его ждёт.
Одиночество. Я обрекла Эдварда на одиночество.
Ален прав. Я действительно его бросила. Господи, как там дальше в молитве… в общем, помоги! Кто-нибудь…
***
В довершении ко всему меня поселили с какой-то мымрой. Вроде как комнаты свободной не нашлось, слишком много прелестниц явилось по эдвордову душу. Гадины.
Мы одинаково недружелюбно пялились друг на друга из разных углов. Девушка была темноволоса, красива, изящна и вся из себя такая вылитая мистрис, на меня смотрела оценивающе и любовно поглаживала висящий на поясе мешочек — якобы с рукоделием. Ага, такая отравит, потом только разводить руками останется. Мда, а нам ведь предстояло спать в одной, пусть и громадной постели. Точно отравит. Или прирежет — эта может кинжал под подушкой спрятать, вполне. Вон как зыркает.
“Успокойся, сейчас я её нейтрализую”, - шепнул Ален. Не знаю, что он сделал, но спустя пять минут брюнетка дрыхла, посапывая в подушку.
Я хмыкнула.
— А она точно не претворятся? Может, она ведьма?
Кот спрыгнул с моего плеча, с кряхтением размял лапы и целенаправленно направился к кувшину с вином.
— Не, обычная охотница за положением и богатством, — а, глотнув вина, добавил. — Ты смотри, точно отравить тебя пыталась. Сильное слабительное, — и ничто сумняшеся снова окунулся в вино.
Я обессиленно опустилась на свою сторону кровати.
— Господи…
— Не дрейфь, Катька, — булькнул кот. — Я ещё сделаю тебя королевой. Слушай, ты с тем толстяком в чёрном — помнишь, около твоего Эдварда увивался — поосторожнее, в общем. Он маг, и к тому же, альбионский посол.
— Блеск, — вздохнула я.
Кот согласно булькнул.
— Ален, — позвала я минуту спустя. — Что мне делать? Эдвард меня не замечает. Моя внешность его не впечатлила…
— Да ты спасибо скажи, что я её так чудесно изменил, — взвился кот. — Слышала — твой любимый поклялся тебя лично на костёр отправить. Качественно ему папаша, наверное, мозги промыл. Так что, Кать, наберись терпения, освойся…
Я встала.
— Ты куда? — удивился Ален, когда я подошла к двери.
— Осваиваться, — буркнула я.
Оставаться в комнате с пьяницей-котом и дрыхнущей соперницей было невыносимо. Я чувствовала себя, как загнанный в клетку зверь.
— Дверь потом не перепутай, — усмехнулся кот, снова присасываясь к вину. — Или башню.
Я промолчала. Сил не было даже воспитывать это чудо бесовского контракта.
Зима не лучшее время для прогулок. Зато морозный воздух прекрасно отрезвляет. А ещё он не свербит в носу курильницами с пряным сеном, которое тут так любят, и не воняет конским и человеческим потом — не редкость в этом мире, к сожалению.
Я забрела в сад — он был как раз у “женской” башни, я так и так к нему вышла бы. Замерла под заснеженным деревом, запрокинув голову и вдыхая полной грудью. Плевать, если меня потом свалит бронхит. Мне сейчас на всё плевать.
Не сразу, чуть погодя я различила в относительной тишине ночи (пьяные крики из донжона, бормотанье слуг, перекличка часовых, отдалённые шаги — и всё в этом духе; очень “тихая” ночь) голос флейты.
Эдвард, тоже не обращая внимания на холод, играл, взобравшись на широкие перила беседки и запахнувшись в меховой плащ. Я замерла в двух шагах от беседки, глядя на него, впитывая в себя его — он безумно красиво смотрелся на фоне серебристо-синей лунной ночи. Музыка, его силуэт, мерцающий алмазами снег, — всё казалось таким гармоничным, таким правильным, что я на мгновение забыла, почему я здесь — наверное, и о себе тоже забыла. Опомнилась только, когда музыка вдруг прекратилась, а вместо неё раздалось:
— Леди Аделина?
А. Да. Это я.
Я изобразила подобие реверансе, чудом не запутавшись в подоле и не ухнув в сугроб.
— Простите, Ваше Высочество, я не хотела вам мешать.
Эд устало смотрел на меня и молчал. Я секунду размышляла, не стоит ли и впрямь развернуться и уйти, уже даже поворачиваться начала, но передумала.
— Ваша музыка, — робко пробормотала я, — вы не… продолжите? Играть.
Эд отвёл взгляд и покачал головой.
— Простите, леди. Руки замёрзли, — и убрал флейту куда-то в плащ.
— Тогда вам лучше вернуться в общий зал. Или в ваши покои, — отозвалась я. — Там наверняка тепло.
Эд легко соскочил с перил на землю и остановился передо мной.
— Сперва я провожу вас, миледи. Здесь действительно холодно и не след вам стоять одной, ночью, на морозе.
Я вытаращилась на него. Да, леди, особенно высокого происхождения, гуляют стаями, и уж точно не по ночам, но… Тебя, блин, не спросила!
Фраза “хочу и стою, не твоё дело” путём жутких умственных усилий преобразовалась в:
— Благодарю, Ваше Высочество, но я хотела бы остаться. События этого дня великим грузом легли на сердце, и я никак не могу забыть, этих… о, — я жалобно всхлипнула, но Эд и бровью не повёл. Впрочем, я и так знала, что на него этот фарс не подействует, — поэтому мне показалась, что недолгая прогулка на открытом воздухе пойдёт мне на пользу. И молитва в уединённом, спокойном месте… — на этом моё воображение угасло, и я сконфуженно замолчала.
— Что ж, тогда — спокойной ночи, миледи, — с лёгким поклоном отозвался принц и пошёл мимо меня по дорожке, кажется, к донжону.
Я смотрела, как он уходит и неожиданно выпалила:
— Простите, Ваше Высочество.
Он обернулся, недоумённо взглянул на меня.
— Леди?
— За тот… разговор у камина. Уверена, граф Роберт не знал, не видел, что вы… — я мямлила, прекрасно понимая, что горожу бред, но мне очень хотелось показать, что я рядом, я его понимаю. Он не один.
Эдвард сделал несколько шагов мне навстречу и неожиданно произнёс:
— У вас интересный акцент, леди Аделина. Даже для северянки.
Я запнулась. А Эд, с нездоровым вниманием вглядываясь мне в лицо, добавил:
— Граф был прав, когда рассказывал вам про эту ведьму. Я лично прослежу, чтобы она мучилась хотя бы в пыточной — так же долго, как терзала меня, — и наконец-то глядя мне в глаза, ледяным голосом добавил. — Никто не смеет обращаться с принцем Фрэсны подобным образом. Никто.
Я отшатнулась, а Эдвард неожиданно улыбнулся — точно натянул соскользнувшую маску — и сказал со вздохом:
— Я напугал вас, леди? Прошу прощения. Пойдёмте, вам пора возвращаться. Вы бледны, как смерть.
Я отступила, всё-таки поскользнулась и вскрикнула, когда он схватил меня за руку, поддерживая.
— Мне говорили, принц Фрэсны благороден и великодушен даже к врагам, — выдохнула я, вырывая руку. — Как вижу, молва ошиблась. Спокойной ночи, Ваше Высочество.
Он не сделал попытки меня остановить. И не пошёл следом, как я думала.
И только сейчас я начинала понимать, что иметь дело придётся с совершенно незнакомым, возможно даже, враждебно настроенным человеком, который вполне может не захотеть в меня влюбляться.
И впервые же в голову пришло, что я могу так промаячить в поле его зрения оставшиеся месяцы, и он никогда, никогда меня не вспомнит. И добро в моём лице не победит зло в виде клеветы. И справедливость не восторжествует.