— Идём, — повторил Эд. — И выпрямись.
Я взяла себя в руки и догнала их через минуту. Торопливо стянула парадную накидку-шлейф, отделанную мехом — ту, что была под нормальной тёплой накидкой-плащом, оставшейся в спальне альбионского принца. Подёргала шнуровку, и набросила на отшатнувшегося Алена. Мальчишка замер — хорошо, я спокойно отрегулировала завязки.
— Катрин, ты с ума сошла, ты замёрзнешь! — выдохнул Эдвард.
— Вряд ли — в этих-то капустных слоях, — буркнула я.
— Капустных, — повторил Эд, и слабая улыбка мелькнула на лице. Потянулся к своему камзолу, зашипел от боли — я только сейчас заметила, что плечо и грудь у него заляпаны кровью.
— Ты ранен?!
Эд, поняв, что камзол от него отдерётся разве что с мясом, бросил попытки и снова потянул Алена за цепочку.
— Катрин, кончай суетиться, — и, неодобрительно посмотрев на меня, задумчиво пробормотал. — Ладно, тут недалеко.
Что “недалеко”?
Мы шли по берегу, и, да, действительно было холодно. Ален, скукожившись под накидкой, дрожал — непонятно, то ли так замёрз, то ли боится. Эд как-то странно держал правую руку и тоже ёжился время от времени — на ветру. Я с трудом сдерживала кашель.
А с неба на нас смотрела, подёрнутая дымкой облаков, луна, и море совсем рядом вздыхало, спокойно и совсем как в том же Египте. Интересно, если представить, что одежда на мне — маскарадная, получится, будто я как бы дома…
Минут через десять, увязая уже в грязи, мы поднялись на склон, оказавшись среди огромных, скользких валунов. Свистел ветер, внизу уже не вздыхали, а рычали волны, разбиваясь о камни. И было холодно. Очень — на пронизывающем ветру. Я закашлялась.
— Почти пришли, — тихо произнёс Эд, и я, посмотрев на него, тоже подняла голову.
Над нами высился замок — громадный, ощетинившийся стенами и совсем не выглядящий дружелюбным или гостеприимным.
— Что это? — испуганно выдохнула я. — Где мы?
— Ни-де-мер, — отозвался Эд. — Один из наших южных фортов.
— И чей… — начала я, представляя, как сейчас вломимся к очередному фрэснийскому аристократу, который, конечно же, меня не любит, а тут ещё Ален…
Эдвард устало улыбнулся, точно прочитав мои мысли.
— Мой.
***
Спальня была залита солнцем — оно даже сквозь занавески балдахина просачивалось. От ярких лучей или от тихих шагов и шелеста, кажется, одежды, я и проснулась. Зевнув и уже привычно не обратив внимания на ноющую боль в груди, я перекатилась по кровати, поняла, что на этот раз на ней одна, и сонно позвала:
— Эдвард?
Шаги замерли.
Я приподнялась и, откинув занавески, уставилась на двух служанок, раскладывающих одежду в сундук. Девушки, в свою очередь, уставились на меня, причём с явно нездоровым интересом.
Я поёжилась и залезла обратно под одеяло.
— Где Эдвард?
Девицы переглянулись.
— Принц отбыл в столицу утром, — отозвалась одна. — Госпожа, вам что-нибудь нужно?
Я хмуро оглядывалась. Комната была мне незнакома, но, судя по всему, Эдварду не принадлежала — явно женская. Все эти гобелены с цветочными узорами, прообраз трюмо с мини-зеркалом — это больше для женщин.
И я совершенно не помнила, как здесь оказалась.
Глухой ночью, когда мы подняли на уши чуть не весь гарнизон замка известием: “Принц вернулся!”, Эдвард, поддерживал меня, попутно отдавая какие-то приказы. Я то ли пыталась заснуть у него на плече, то ли упасть в обморок от усталости. Помню, около меня суетился какой-то старичок — наверное, врач. Я ещё пыталась отправить его к принцу, говоря, что он ранен, а я в порядке, только оставьте меня, наконец, в покое. У старичка на этот счёт было другое мнение — или приказ. Эд появился позже, когда я уже засыпала. Кажется, сидел рядом (или мне это приснилось?), а я просила его позаботиться об Алене. Он обещал, и я заснула.
Ален!
— Госпожа, что вы хотите одеть сегодня? — поинтересовалась одна из служанок, указывая на блио — четыре или пять штук. — Для вас готовы…
Я не слушала, пытаясь понять, что означает “позаботиться” в понимании фрэснийского принца, учитывая, что метаморфов он, мягко говоря, недолюбливает.
Если Алена запихнули в местное подземелье, то там наверняка холодно (о, уж я знаю, как бывает холодно в подземельях!) и как бы он не…
Испугаться я не успела, услышав тихое позвякивание совсем рядом — только снизу. И на глазах у изумлённых служанок моментально нырнула под кровать.
Ален обнаружился там, привязанный цепью за ножку. И всё ещё в моей накидке.
— Эм… Привет, — выдавила я. — Ты как?
Мальчик, спрятав лицо в ладонях, торопливо отполз от меня подальше.
Блин. Не приснилось. А я уже надеялась.
— Госпожа! — повысила голос одна из служанок. — Вам что-нибудь нужно? Сейчас принесут воду для купания…
Я вылезла, смахивая пыль и траву со лба.
— Да. Вода — это хорошо. Принесите много горячей воды — для купания. И горячее вино с травами. И бульончик какой-нибудь. И мясное — я голодная, жуть! Бульон обязательно. И врача приведите.
— Госпожа, вы плохо себя чувствуете? — раздалось в ответ.
— Я — замечательно. А вот он — плохо, — отозвалась я. — И одежду какую-нибудь тоже… ну, для десятилетнего мальчишки. Потеплее.
Одна из служанок — помоложе — уставилась на меня, открыв рот. Вторая, наоборот, поджала губы.
— Госпожа, будет ли разумно…
— Будет, — отчеканила я. — Вперёд. Исполняйте.
Понятия не имею, как меня представил Эдвард и что сказал, но явно приказал слушаться, потому что девушки, изобразив что-то, отдалённо напоминающее поклоны, исчезли за дверью.
Я села рядом с кроватью на колени.
— Ален. Ну ты…э-э-э… вылезай?
Под кроватью зашуршали, зазвенели.
— И это… Цепь по дороге открути, — не хочу опять залазить. Вся в пыли буду и…а-апчхи! Блин, опять аллергия… Очень вовремя.
Мальчик вылез, держа кончик цепи в руках, увидел меня рядом с кроватью, чуть не залез обратно. Скукожился, уткнулся лбом в пол, едва ли не ниц распластавшись, и протянул мне цепочку.
— Э-э-э, — глядя на неё и кусая губы, протянула я. — Слушай… а ты… ну, не знаешь, как она от твоего ошейника отцепляется? И как вообще ошейник снимается?
Мальчик задрожал сильнее, но головы так и не поднял. И молчал.
Ой. А если вспомнить — я не слышала, чтобы Ален что-то говорил, ну, после того, как таким стал. Ни разу.
— Ален. Скажи… ну… ну скажи хоть что-нибудь!
Мальчик в ответ тихонько заскулил.
Бли-и-ин.
Я возилась с цепочкой, плюнув на ногти — всё равно сломаны, когда в комнату втащили лохань и уже другие служанки встали наизготовку — наливать воду. Я, пыхтя и ковыряя цепь ножичком для бумаги, отослала их, сказав, что сама разберусь. Меня предупредили, что будут рядом и, слава богу, спорить не стали.
Цепь поддалась. Я бросила её в дальний угол — под очень изумлённым взглядом Алена.
Хм, Эд вчера что-то говорил про то, что у кого цепь, тот и хозяин. Это он в фигуральном смысле? Или цепь — артефакт? Тогда как-то слишком легко она снялась…
Ощупывая ошейник, Ален наблюдал, как я набираю лохань — точнее, развожу в холодной воде кипяточек. Я пыталась с мальчиком разговаривать, но быстро бросила — в лучшем случае Ален в ответ испуганно скулил, кажется, реагируя на малейшие изменения тона.
У них действительно есть заклинания, превращающие человека в это?! Господи, я не хочу жить в таком мире…
От лохани исходил пар, и я была уже вся мокрая, когда вода стала, наконец, нужной температуры, и я повернулась к мальчику.
— Ален, иди сюда.
Господи, представляю, как ему кошмарно будет мыться с такими шрамами и кое-где чуть зажившими ранами, но это лучше, чем…
Я вздохнула, посмотрела на испуганно трясущегося мальчишку.
— Ален!
Мальчик подошёл. Маленький, сейчас даже свои десять не напоминающий. У меня сердце сжалось, когда он на меня глаза поднял. И ещё хуже стало, когда перевёл их на ванну и заскулил, а потом и застонал, похоже, от отчаяния, когда я мягко попросила: “Залезай”. И не шелохнулся.
— Ален, ну ты чего? — не выдержала я. — Давай. Ну?
Он, так и стоял, не двигаясь — пока я, не выдержав, не шагнула к нему. Тогда, вскрикнув и упав на пол, на четвереньках бросился прочь — сначала под кровать, потом — по всей комнате.
Мда, кот, хоть и царапался, но его поймать было легче. Алена я тронуть боялась, а он, даром что избитый, резво от меня убегал. И уговоры не помогали, а угрожать… этому?
С полчаса спустя в спальню заглянули, привлечённые шумом, стражники. Эти мальчишку поймали быстро.
— Госпожа? — поинтересовался один, держа Алена за волосы. — Что вы хотели с ним делать?
Я дрожащей рукой указала на лохань.
— Мыть.
Второй стражник хмыкнул. А первый поинтересовался:
— Зачем?
Щас я… щас я буду злиться…
— Затем! Суйте его в воду, раз уж пришли!
Стражник пожал плечами и, подтащив упирающегося и скулящего Алена к лохани, кинул в воду. Ален забарахтался, лохань чуть не перевернулась, но я вовремя успела подбежать и схватить мальчика за плечи, заодно и вытаскивая, уговаривая и успокаивая. А, когда он, наконец, перестал отбиваться, и я смогла оглядеться, ища, чем его мыть, стражников уже не было.
В корзинке рядом с лоханью обнаружилась куча всяких баночек, явно предназначенных для меня, если судить по запаху. Ладно, я всё равно не знала, какие для чего, и вылила их на Алена по очереди. Мальчишка сразу стал пахнуть, как цветущий весенний сад — и расчихался вслед за мной.
Но всё равно, лучше, чем было.
А потом я отмывала его плетёной мочалкой, стараясь не сильно скрести и при этом ещё и грязь смыть. Ален плакал, я, стиснув зубы, пыталась не замечать.
Где-то в процессе нам принесли одежду и еду. Оставили и ушли — хотя это я, кажется, не дослушав, их отправила.
Превращаюсь в леди потихоньку. Вон, уже и приказы раздавать начала.
Завернув Алена в прообраз полотенца, я отнесла его на кровать и принялась вытирать, а мальчишка всё смотрел на меня изумлённым, испуганным взглядом, но хотя бы больше не отбивался. А когда закутала в одеяло и попыталась уже не нужным полотенцем стереть лужи на полу, мальчик уставился на еду у камина как зачарованный.