Рыча и сплёвывая кровь, я из последних сил потянулась к лежащему неподалёку от постамента с чашей мечу. Клинок маячил и расплывался перед глазами, я тянулась, плача от боли и досады.
У меня не было сил его взять. Да даже если бы и были — это всё равно ничего бы не изменило. Я очень чётко это понимала, но всё равно тянулась. Перед глазами стоял умирающий Эдвард. А, когда я смаргивала, видела лежащую в центре схемы Джоан и скулящего от ужаса Алена над ней.
Отчаянной попыткой, прокусив губу, я дёрнулась, но меч не приблизился ни на сантиметр.
Там, сбоку от постамента, Ален вскинул над бледной, как смерть, Джоан маленький кинжальчик.
Я, зарычав и захлёбываясь кровью, в последней попытке протянула дрожащие пальцы к клинку, уже зная, каким будет результат, но всё равно продолжая тянуться, не двигаясь ни на миллиметр…
Вместо меча пальцы коснулись каменного постамента, и я застонала от досады, зная, что продолжу пытаться, пока не умру, потому что просто не могу больше видеть мёртвого Эда и безмолвного, подчиняющегося приказам альбионского мерзавца Алена…
Постамент вздрогнул. Чаша, стоящая на нём, накренилась… и полетела вниз — медленно, ненормально медленно. Будто в замедленной съёмке я видела, как из неё плеснула алая, горячая кровь, щедро заливая мою протянутую руку. Почерневшая, потерявшая своё очарование, чаша упала рядом, гулко покатившись по полу.
Не понимая, что творю, я подскочила — легко, совершенно не чувствуя боли — и рукой, заляпанной кровью — чужой и своей — указала на опускающего кинжал Алена.
Гробницу затопил золотой свет, а относительная тишина наполнилась прекрасной, неземной музыкой и отголоском хорового пения.
Я ещё успела понять, что светится именно моя рука, прежде чем всё-таки потеряла сознание.
***
— Этого не может быть, — бормотал принц Эрик, склонившись над почерневшей чашей. — Этого… просто… не может… быть!
Я отползла от него подальше и наткнулась на изумлённый взгляд Джоан, скорчившейся у гроба. Только принцесса смотрела не на чашу. На мою руку.
Я скосила глаза и, взвизгнув, подскочила.
Рука уже не чёрная от синяков, и не заляпанная кровью, была в порядке — если не считать синеватых линий, точно повторяющих рисунок, который до этого красовался на чаше. Какие-то листики-веточки-цветочки. Непонятные символы. И всё это — от кончиков пальцев до локтя, как очень странная, но красивая татуировка. У меня. На моей руке.
— Что это? — тряся рукой, как будто могла это стряхнуть, пролепетала я. — Что… что это?!
Альбионский принц поднял голову и тоже уставился на мою руку, повторяя:
— Не может быть!..
А у замершего позади него Алена вдруг треснул, раскалываясь, ошейник, и с шумом упал на пол. Альбионец не обратил внимание, зато Ален вперился в него болезненно-яростным взглядом и медленно поднял кинжальчик.
Я судорожно отвернулась, когда раздался первый крик.
***
Замерев у пустого постамента, я смотрела, как Ален, методично тычет в затихшего альбионца клинком. Кусая губы, вытирая лицо, если на него попадали брызги крови, опускает кинжал снова и снова, и снова…
— Ален, — позвала я, когда ко мне вернулась способность говорить — а заодно к горлу подобралась тошнота. — Ален!
Мальчик вздрогнул. Перевёл взгляд на меня. Осмысленный, гневный взгляд. Прищурился.
— Ален, — дрожащим голосом пролепетала я. — Ален, не надо… он мёртв, Ален. Хватит. По… Пожалуйста.
Мальчик перевёл взгляд на распластавшегося под ним альбионца — я на него старалась не смотреть. И, медленно, встав, пошёл ко мне.
С его кинжала стекала кровь, и рука была в ней по локоть, и на сорочке алели кровавые пятна, и я отшатнулась, прижимаясь спиной к постаменту.
— Ален…
Бросив на меня странный взгляд, задержавшийся на “татуировке”, юный колдун вдруг опустился на колено. Не на колени, как раньше — дрожа и поскуливая. На одно колено. Как рыцарь.
Склонил голову, прижав кулак правой руки к груди.
Я непонимающе нагнулась над ним — поднять или спросить, в чём дело.
И услышала тихое, дрожащее:
— Спасибо.
***
Схема на полу снова замерцала, и Ален вскочил, отводя назад руку с кинжалом, закрывая меня.
Ровно в центре появился изрядно помятый, связанный, с кляпом во рту, король-колдун. А над ним довольный, лучащийся улыбкой отец Джоан.
Правда, улыбка быстро исчезла, когда альбионский король, осмотревшись, увидел раскинувшегося в луже крови принца Эрика.
Осиротевший отец замер, безмолвно открывая и закрывая рот. Потом резво выскочил из схемы и бросился к Джоан.
— Дрянная девчонка! Твоих рук дело?! Что ты навторила?!
Джоан, прижавшись к стене, только молча смотрела на отца. А Ален тем временем перехватил удобнее кинжал и, наклонившись вперёд, радостно, счастливо улыбнулся.
И мгновение спустя бросился к бушующему альбионцу.
Гробница засияла от магии.
— Ален, — попыталась позвать я, видя, как мальчик заносит кинжал над лежащим без сознания королём. В глазах юного колдуна светилась такая болезненная ненависть, что меня передёрнуло от страха. — Ал..!
Мне зажали рот рукой.
— Тише, Катрин. Не надо, — шепнула на ухо Джоан, подавшись вперёд, глядя, как убивают её отца — с нескрываемым удовольствием.
Да вы тут все ненормальные!
Вытащив кинжал и выпрямившись, Ален медленно повернулся. И двинулся к стоящему на коленях в центре схемы фрэснийскому королю. С лица мальчишки не сходила безумная улыбка, Дерик смотрел на него с обречённым спокойствием.
Я забилась, вырываясь из рук Джоан.
— Ал..! Ален! Стой! Ален!
Мальчишка, уже занеся руку, замер.
Медленно повернулся ко мне.
— Ты… хочешь… чтобы он жил?
Джоан глянула на меня и отодвинулась. Подошла к отцу, наклонилась и спокойно принялась снимать с тела перстни — выборочно — медальон…
Я смотрела на Дерика.
Ален ждал.
— Это из-за него ты здесь, — напомнил он. — Из-за него ты сидела в темнице, из-за него твой принц тебя забыл. И он тебе жизни не даст, если ты ещё надеешься на “долго и счастливо”, Катрин, — и перехватил кинжал поудобнее.
Я покачала головой и посмотрела Дерику в глаза. Фрэснийский король вскинул брови, насмешливо глядя на меня.
— Он отец Эдварда, — тихо произнесла я, подходя к Алену. — И ты его не убьёшь. Мы любим с ним одного принца. Одинаково.
Глаза короля-колдуна расширились, когда я осторожно забрала кинжал из рук мальчика, и отбросила в сторону.
— К тому же ты убивал уже достаточно, — шепнула я Алену. — Хватит. Лучше освободи его, — и, повернувшись к королю, коротко поклонилась. — Ваше Величество. Проклятые — вы сможете снова их обуздать?
Дерик потёр свободные от верёвок руки и, кивнув, вскрыл так и не зажившую рану на запястье. Я отвернулась от него к Джоан, методично обыскивающей альбионского короля. К замершему Алену. Подняла руку с татуировкой и как можно спокойней поинтересовалась:
— Ну что, кто-нибудь мне объяснит, что всё-таки происходит?
***
Портал сжался и выплюнул нас где-то посреди заснеженного леса. Ален, не давая коню передохнуть, пришпорил его, крепко держа поводья. Я, в свою очередь, крепко держалась за Алена.
Король Дерик переместился к себе во дворец — доделывать схему. Джоан осталась в гробнице.
“Она теперь королева Альбиона, — улыбнувшись, сообщил Ален, когда мы добрались до конюшни и он подсаживая меня в седло. — Ей на руку была моя ненависть”.
Я поёжилась, пытаясь отогнать полные крови воспоминания. И, вдохнув морозный, колючий воздух, тихо произнесла:
— Ален… То есть… я теперь… ну… у меня есть магия?
Прижимаясь к шее коня, Ален, не оборачиваясь, отозвался:
— Вроде того.
— Вроде? То есть я теперь… ну… колдунья?
Метаморф рассмеялся.
— Нет, Катрин. Я же объяснял. Магия Грааля каким-то образом перешла в тебя. Его символы на твоей руке. Вроде как знак.
Я покосилась на руку.
— То есть я теперь могу колдовать?
— Ограничено, — отозвался Ален, дёргая поводья и сворачивая влево на развилке. — Я бы сказал, очень ограничено. Магия Грааля — магия чистоты и света. То есть ты не можешь никого ею убить. Но ты можешь защищаться. Точнее она будет тебя защищать. Это… ну… как очень сильный амулет, но действующий всегда. Только исполняющего не все желания, а лишь те, что ведут к свету и добру.
— У-у-у, — протянула я. — То есть списать французский на экзамене мне эта фигня не поможет?
— Нет, — смеясь, отозвался Ален. — Зато ты можешь отменять любую магию — в зависимости от желания… Ты освободила меня.
Я прижалась к нему покрепче.
— О, то есть ты теперь не будешь бухаться в ноги и смотреть на меня щенячьими глазами? Круто.
— Круто, — повторил Ален. — Я ведь всё осознавал, Катрин. Всё, что со мной делали. Всё, что мне приказывали. И не мог помешать… Почему ты тогда сняла с меня цепь?
— Потому что ты мой друг, — удивлённо отозвалась я. — Тебе не кажется, что это неправильно — водить друзей на цепочке?
Ален усмехнулся.
— Правда? Ты странная, Катя. Ты очень странная, — и, помолчав, добавил, ошеломив меня до глубины души. — Отныне я буду служить тебе.
— Эй! — вскинулась я. — Не надо мне служить! Меня и так всё устра…
— Дура ты, Катька, — фыркнул колдун. — Я уже поклялся. И принёс тебе клятву верности. Отныне и навсегда. Метаморфы всегда кому-то служат — это нормально. Я хочу служить тебе.
Я не успела возразить — мы выехали на какой-то холм, с которого открывался отличный вид на гремящую колоколами столицу и поле битвы внизу. Мешанину рыцарей, вспыхивающие кое-где огоньки заклинаний, летящие стрелы.
И надвигающихся со всех сторон каменных громадин от шага, которых дрожала земля.
— На големов не действует магия, даже моя, — спокойно сообщил Ален, помогая мне спешиться. — Но твоя, Катрин, должна.
— И что мне делать? — опешила я, глядя вниз.
— Вытяни руку и пожелай, — отозвался мальчик. — Попробуй.