От слов эромайца меня затошнило. Стандартное наказание? Что же тогда является строгим? Это же невообразимое зверство! Было больно смотреть на несчастных, от жалости сжималось сердце. В этот момент я искренне ненавидела толпу, которая подбадривала насильников. Презирала всем своим существом тварей в человеческом обличии, которые наслаждались чужими страданиями и мечтали стать временными палачами. Мерзко! Чудовищно! Невыносимо! Сама не поняла, в какой момент меня начало трясти от отвращения и гнева.
— У меня на родине за воровство отправляют на самые неприятные общественные работы, — прошептал Эслан, на лице которого застыла смесь ужаса, брезгливости и жалости.
— У нас просто изолируют от общества на определённый срок, сажая в тюрьму, — отозвалась я так же тихо.
Друг определённо испытывал эмоции, схожие с моими. В его понимании происходящее сейчас было совершенно неприемлемо. Потом с удивлением осознала, что всё же и в этом городе есть нормальные люди. Осмотревшись, увидела немало лиц, на которых застыло неприятие. Хотя до моего ужаса им было далеко. И под конец с опаской покосилась на Лурена, боясь там увидеть удовольствие.
И едва слышно выдохнула с облегчением. Парень явно не ловил кайфа, как некоторые из его соплеменников. Губы были плотно сжаты, в глазах плескалось недовольство. Увы, до моих чувств или ощущений Эслана ему явно было далеко. Скорее, он был немного раздосадован и только. Но хоть не радовался, уже хорошо.
— Что? — не выдержал Лурен, заметив, что кроме меня и Эслан кидает на него настороженные взгляды. — Может, я не разделяю вашей хромой морали, но даже по мне это перебор. Не люблю публичные развлечения подобного плана.
Тем временем шестерых насильников сменили другие шестеро. Один из мразей громко возмущался и кричал «Я не успел кончить!», на что окружающие лишь весело смеялись. Парень болезненно вскрикнул, принимая нового мучителя, а спустя секунд десять одна из девушек, на спину которой коротким кинжалом наносил порезы какой-то законченный псих, потеряла сознание. Больше смотреть на подобное зверство душевных сил у меня не было. Расталкивая окружающих локтями, стала пробираться к выходу, так как воздуха мне отчаянно не хватало в этой толпе.
— Что же это, — зашептала я выбравшись на открытое пространство и хватая ртом воздух. — Они же люди. Как так можно?
— Тише, успокойся, — забормотал Эслан, стараясь привести меня в чувство.
— И этот мир я должна спасать? Постоянно лезть из кожи вон, стараясь выучить как можно больше. Зачем? Чтобы такие вот твари и дальше могли издеваться над себе подобными? — от пережитого потрясения звучно постукивали зубы.
— Ани, мир жесток, и в нём полно различных уродов, но это не значит, что все такие, — неожиданно произнёс Лурен, заставив меня удивлённо воззриться на него.
— Лурен прав, — теперь Эслан поддерживал эромайца. Просто какой-то день единства! — Жестокость неотъемлемая часть этого мира. Но есть ещё добро, верность, дружба, любовь. Есть хорошие люди, которые стоят того, чтобы их спасать. Нельзя из-за кучки мразей опускать руки.
Любовь… О, да! Любовь определённо принесла мне много «счастья»! Перед глазами тут же всплыл образ брюнета с сине-фиолетовыми глазами, который я поспешила отогнать. Парни правы, должно быть что-то, за что стоит бороться. И если мне не повезло в личной жизни, это не повод раскисать и проклинать светлое чувство.
В угнетающем молчании мы добрались до дома Эслана. Вопреки привычке, сиэрнар сходу отправился не в бассейн, восстановить силы, а на кухню. Через пять минут парень вручил мне кружку травяного успокоительного чая.
— А мне? — возмутился сидящий рядом Лурен.
— А с тобой всё в порядке, — буркнул Эслан. — Сам сделаешь, если надо.
Друг ушёл принимать водные процедуры, а эромаец готовить себе чай. Я же сидела и, прихлёбывая горячий напиток, размышляла. Увиденное сегодня в очередной раз пошатнуло мой настрой. Но впервые за последние дни мне удалось противостоять депрессивным мыслям. И пусть душа по-прежнему напоминает рваную тряпку, а разбитое сердце продолжает кровоточить, я больше не сдамся. Не позволю себе утонуть в отчаянии и жалости к себе. Мне есть за что бороться и сражаться. За Эслана, который определённо должен дожить до старости, за Лурена, пусть он местами и засранец, но не так он и плох. За саму себя и шанс вернуть обратно свою жизнь. И даже за Кая, который хоть и предал меня, разбив сердце, но я всё равно хочу, чтобы он жил и был счастлив.
Глава 42. Новые открытия
КАЙЛЕН
У дома меня поджидала Илнета. Наглость некоторых людей такова, что остаётся лишь невольно восхититься. Сказал же, не приближаться, но видимо бывшая возлюбленная как обычно наплевала на мои слова.
— Я полночи тебя жду, — залепетала Илнета, — где ты был, Кай?
— Это тебя не касается, — отозвался холодно. — Лучше скажи, я что тебе говорил, а?
— Не приближаться к твоему дому, — прошептала девушка. — Но ты же не серьёзно?
— Более чем серьёзно, — нехорошо усмехнулся я, принимая частичную трансформацию.
Нет, калечить или убивать Илнету я не собирался. Вот ещё, руки марать. А вот припугнуть её очень даже не лишним будет.
— Ты мне ничего не сделаешь, — убеждённо произнесла она, — ты меня любишь, как и я тебя.
Не дав мне ответить на очередной поток лжи, девушка подскочила ко мне вплотную и, вцепившись в мою рубашку, впилась в мои губы. И меня накрыло. Нет, в этот раз равнодушием и не пахло. Мне было мерзко до тошноты. Даже когда во время учёбы в Академии на спор поцеловал девушку, такого отторжения не было. Сейчас же гадливость дрожью пробежала по телу. Каждая моя частица взбунтовалась против этого поцелуя. Илнета говорила, будто быть со мной ей было противно, только вот я теперь сам брезговал ею. У меня не было выбора, и вся грязь, в которой меня вываляли, — насилие, она же сама с радостью пошла по рукам. Она предала всё светлое, что между нами было, да и что было-то? Моя глупая одержимость и её подлый расчёт? Так что сейчас во мне её близость и мягкие губы, касающиеся моих, вызывали лишь горечь и отвращение. Как же много значит отношение! Недавно я считал её невестой, и пусть и ушло наслаждение от её присутствия, но и отторжения не было. Сейчас же…
Все эти мысли и ощущения пронеслись в моей голове в считанные мгновения. Следом, не желая больше терпеть нежеланный физический контакт, буквально отшвырнул от себя Илнету. Изумление на красивом лице быстро сменилось бледностью, в глазах появился страх. Мне остаётся только гадать, как я выглядел, если даже эту стерву пробрало.
— Только попробуй выкинуть ещё что-то подобное, — прорычал я в лицо бывшей невесты, — и тебя никто и никогда больше не найдёт. За всю твою мерзость, о которой я и не подозревал, тебя следовало бы зашвырнуть прямиком в Бездну, да пачкать руки о тебя не хочется. Пошла вон отсюда и никогда, слышишь, никогда не возвращайся! Поняла меня?
— Да-а, — закивала Илнета.
После девчонка бросилась бежать и быстро скрылась в густой тени. Надеюсь, она всё же поняла, что я на полном серьёзе не желаю больше иметь с ней что-то общее. У меня нет моральных сил для выяснения отношений с ней, да и желания тоже. Для себя я уже всё понял и решил касательно Илнеты.
Родные уже не спали. Досадно. Мне сейчас не хотелось отвечать на их вопросы. Не готов я к этому. Поэтому я тихо, стараясь не издавать ни единого звука, стал пробираться к своей комнате. Но, услышав собственное имя, остановился.
— Даже не думай, Лингред! — голос мамы звучал напряженно. — Если решишь отлучить Кая от рода, я уйду с ним! Он же твой сын! Как ты можешь даже думать о подобном?
Отец думает отречься от меня? Ноги резко стали ватными. Во рту загорчило. Стало больно. Всё во мне противилось такой истине. Он не может так поступить со мной! Увы, я знал, может, и легко. От тех, кто побывал в плену у эромайцев, часто отрекались семьи, дабы избавиться от необходимости испытывать перед окружающими стыд за родственников.
— Я не собираюсь отрекаться от него, — послышался усталый голос отца, — но я не знаю, как быть. Ты пойми меня правильно, Келла, Кай — мой ребёнок, и как родитель я люблю его несмотря ни на что, но как глава рода я сознаю, что он после пребывания у эромайцев стал позорным пятном на фамилии. Сколько народу уже видели его клеймо? Многие! Скоро на каждом углу будут шептаться, что один из эл Эсклиотти был постельным рабом другого мужика. И мне стыдно людям в глаза смотреть.
Что и требовалось доказать. Всего несколько слов небезразличного человека могут перевернуть весь мир. Отец, как и многие, не хотел краснеть из-за меня перед людьми. И это стало таким ударом, что стало тяжело дышать. Я до последнего надеялся, что это не так.
— Не смей! — зашипела мама. — Наш сын живой и здоровый вернулся домой, а ты и не рад! Стыдно, видите ли! А ты о нём подумал? Каково Каю? Как он всё это пережил…
Больше слушать не было никаких сил. Было так тошно, что хотелось кричать, срывая голос. Столько времени я мечтал о том, как вернусь на родину. Снова увижу родных и близких, а на деле… Моя невеста оказалась расчётливой лживой тварью, собственный отец стыдится порченого сына. Брат предал, и мне страшно связываться с сестрой. Если и в её глазах увижу брезгливость, то, наверное, просто сойду с ума. Только мама и лучший друг оказались мне рады. Даже родной империи я не особенно и нужен, иначе почему мне даже профессиональных рекомендаций не дали?
В унылых и откровенно пессимистических мыслях прошёл день. Родители, особенно мама, которая была убеждена, что я впал в уныние из-за Илнеты, старалась подбадривать, убеждала, что в моей жизни ещё будет достойная девушка. Рассказывать, что бывшая невеста это последнее, о чём думаю, не стал. Не рассказал, что слышал разговор родителей, из которого узнал, как ко мне относится родной отец. И уж тем более не стал просвещать маму, что внутри всё ноет от горечи и лютой тоски, стоит только подумать об Элле. Как невыносимо хочется увидеть её хоть краешком глаза, как остро мне не хватает её. И хочется головой о стену биться от собственной глупости и бесконечного чувства вины. И что я, кажется, всё же влюблён в неё, иначе не знаю, как ещё объяснить, что чем больше проходит времени вдали от неё, тем хуже мне становится. И сам не мог оправдать себя, не понимал, как я мог быть настолько слеп, как мог внушать себе, будто люблю Илнету.