Лера, держи себя в руках!
Или..
Черт.
Его приоткрытые губы и аромат мятной жвачки так и влекут, чтобы я до них прикоснулась.
Сглатываю тягучую клейкую слюну, удерживая в себе желание поцеловать его.
И это дается мне с гигантским трудом.
— Лера… — его тембр голоса ослабляет меня, вынуждая усомнится в своем решении. — Прошу… выслушай меня.
— Пусти, — через силу заявляю ему. — Потому что нам не о чем разговаривать, — и отталкиваю его от себя.
Это мое самое сложное решение в жизни.
Ощущаю, словно только что выдернула себе сердце.
Голыми руками.
Просто выдрала его из своей груди.
— Лера…
— Нет, Матвей, — одёргиваю его. — Я не разрешу тебе управлять мной, как ты вздумал! Я не дозволю тебе полагать, что мной можно распоряжаться и уж тем более, — кое-как не задохнувшись от нехватки воздуха, набираю побольше его в легкие снова, и говорю, — тем более, когда я видела тебя с другой!
— Да ничего не было между мной и Аксиньей! — вторит тот. — Я тебе докажу!
Не успею одумаеться, как…
Его необычно теплые губы укрывают мои.
Пламя его тела, ощущаю через материю нашей формы.
Он меня поцеловал.
Немедля.
Когда я расшибла своё сердце, видя, что он меня предал.
Эта боль... которая ощущается при соприкосновении его губ с моими, режет ножом по коже.
Господи, я такая дура!
И мне, черт возьми, не хочется отрываться от него.
Но поддаваться ему не буду.
Никак нет.
Лера, опомнись!
Отталкиваю Матвея от себя, а тот, дерзко снова цапает меня за запястье.
— Да что с тобой такое?
— Отпусти, бабник! — колочу его кулаками по плечам. — Отпусти!
— Что тут происходит?
Это Тарас.
Мы в унисон глядим на парня, который стоит в двух шагах от нас.
Он все видел.
Боже.
Прошу, только не начинай.
Тарас смотрит на меня своими зелеными глазами так, словно, я что-то сделала не то. Улавливаю этот опечаленный взгляд, абсолютно не похожий на тот, которым он смотрит вечно на меня. Его некогда темно-русые волосы немножко взлохмаченны и, я подмечаю, как он закусывает губу изнутри.
Любопытно, что тебя лишает покоя, мой дорогой друг?
— Освободи ее, — грубый голос Тараса придает мне силы. Он знает, что я встречалась с Матвеем. По крайней мере, до этого часа.
— Слышь, — произносит Мэт, — это не твое собачье дело.
— Я сказал, — Тарас делает шаг вперед и берет за руку Матвея, — отпусти ее.
— Ты наверное оглох? — подковыривает Тарас Мэта и разнимает нас с Матвеем. — Или страха лишился?
— Слышь, сопляк, — по-ребячески откликается Матвей. — Ты явно забыл свое место в данном заведении!
— Да ну?
Я не поспеваю придти в себя, как Тарас, со всей силой, влепляет Матвею в нос кулаком, отчего второй теряет равновесие.
— Тарас! — автоматически вскрикиваю я, пробуя подбежать к нему.
И тут меня клинит.
Я не хочу, чтобы существенно пострадал Тарас.
Но...
В тоже время, я не хочу, чтобы перепало и Матвею.
Черт!
Вляпалась по самое не балуй…
Но Тарас, умело отстраняет меня за себя, в ожидании ответа от Матвея. Кровь хлынула из носа парня, раскрашивая в алый цвет его белоснежную рубашку-поло, за которую, по-видимому, он отдал целое состояние. Матвей шумно сплевывает сгусток крови на траву и заявляет:
— Ну ты сам напросился!
И они сцепляются в драке. Удар за ударом наносит то Тарас, то Матвей, и я уже не знаю, с какой стороны к ним приблизиться, чтобы предотвратить весь этот балаган.
— Прекратите! — кричу я от отчаянности, а парни, уже опрокидывают друг друга на землю.
Тарас пропускает несколько ударов, дав Матвею сравнительное преимущество. Тот же, опрокинув Тараса и придавив его спиной к земле, победоносно наносит три четких удара по носу Тарасу.
Я истерически воплю, подбегая к Матвею.
Отталкиваю его, тянув на себя.
— Прекратите! — заливаюсь слезами я.
Матвей угнетающе дышит и утирает кровь с лица рукавом. Тарас поднимает на ноги и сплевывает багровые слюни.
— Да что с вами такое? — в истерики спрашиваю я, не зная, к кому подбежать и помочь.
— А ты до сих пор не осознала? — отхаркнув кровь в очередной раз, сообщает Тарас. — Любовь окончательно тебя ослепила?
— Что ты такое болтаешь?
— Матвей же поспорил с ребятами, что охомутает тебя меньше, чем за месяц!
В ушах бренчит
Нет, я не верю.
Стоп! Как так?
Матвей?
Не может быть.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
И еще раз.
Нет.
Я не верю! Или же…
— В плане поспорил?
— Со своими ребятами-мажорами, — Тарас распрямляет спину и сверлит злостным взглядом Матвея, пока тот, щурится в ответ. — Что он влюбит тебя в себя. Разве это не так?
Тарас никогда в жизни не врет. И даже не преувеличивал. Я это знала всегда. Тарас честный и верный, насколько это дозволяет ему совесть. Но…
— Это правда? — развернувшись, таращу глаза на Матвея, который перебрасывает на меня взгляд. — Ты правда поспорил со своими дружками, что влюбишь меня в себя, на время?
И пока Матвей пытается ответить мне что-то внятное, сердце сдавливает словно тисками, чтобы раскурочить на тысячу мелких осколков.
Если Тарас прав, я никогда не оправлюсь от такого предательства.
Так и не сумев подобрать слов, Матвей кивает, и я умираю изнутри.
Никогда не прощу его.
Никогда и никого не полюблю снова.
Боль, что птицей рвётся изнутри, как мне кажется, не унять ничем. Она ударяется о хрупкие стенки сердца норовя довести дело до конца. Кажется, что мое горло сковывает кольцо немощности и бессилия, заставляя опускать руки, заставляя задыхаться от собственных переполняющей чашу терпения эмоций.
Тарас довозит до своего дома и глушит мотор. Мои руки, что обнимают друга за талию, будто бы окаменели. Я не хочу отпускать Тараса, терять его тепло, которое давало мне жизнь и силы последние двадцать минут. А быть может, и всегда. Тарас понимает это, и, удерживая байка, лишь томно вздыхает. Его рука в кожаной перчатке ложится на мою руку и нежно поглаживает ее. От запотевшего шлема и слез, которые скапливаются под ним, мне сложно дышать. Но я не хочу шевелиться. По крайней мере, сейчас.
Я разбита.
Уничтожена.
Подавлена.
Не жива.
Где-то рядом лает собака, слышится звон колокольчика велосипеда, но, я лишь сильнее жмусь к Тарасу, словно, он единственное мое спасение в этом мире. Истерика постепенно сходит на нет, а лавина захлёстывающих плетью чувств и вовсе, исчезла. После всего этого осталась только глубокое опустошение, что рвёт на части изнутри.
— Пойдём в дом? — спрашивает Тарас так тихо, что мне кажется, он боится потревожить бурю затаившуюся на какое-то время.
Я медлю. Не знаю, почему, но мне одновременно и хочется, мне хочется отвечать Тарасу. Его тёплая рука по прежнему нежно гладит мою.
Сквозь шлем я слышу, как бьется его сердце. Быстро. Отрывисто. Волнительно.
Ловлю мысль, что я даже забыла, что Тарас не хило словил от Матвея, и, ему сейчас нужна помощь не меньше, чем мне самой. Отстраняюсь от Тараса, слезая с байка, и, пытаюсь снять шлем. Но ничего не выходит. Застежка предательски не хочет поддаваться, но я продолжаю возиться с ней.
Тарас молча подходит ко мне и не проронив ни слова, опускает мои руки, принявшись сам расстегивать застежку. Холодный ветер обдувает лицо, как только шлем снимается с моей головы. Поток прохлады подхватывает мои выбившиеся локоны, будто бы играет с ними. Тарас заботливо проводит рукой по моим волосам, зачесывая их назад. Потом второй раз. Он всматривается в мое лицо и на долю секунды мне кажется, что в его глазах блещет точно такая же, только отзеркаленная, искра боли.
Тарас разделяет со мной это, как бы не было сложно ему понять всю боль разодранной души на части. Он все равно поддерживает меня. И мне хочется вновь расплакаться от того, что мне он послан судьбой мира.
— Пойдем, Лер, — его теплая огромная ладонь ложится на мое плечо и подталкивает вперед, к каменной дорожке ведущей к его дому. Я лишь тихо хныкаю, стараясь подобрать сопли, что развела тут.
Тарас открывает ворота нажатием кода на них, а после, мы медленно идем к входной двери. Мои мысли заняты лишь одним вопросом: за что? За что со мной так поступил Матвей. Входная дверь открывается и Тарас пропускает меня вперед. Я складываю руки на груди, словно, пытаясь абстрагироваться от всего мира. Переступив порог, я ощущаю пустоту внутри себя и кромешную тишину. Лишь едва слышимый щелчок замка входной двери заставляет меня очнутся от свои мыслей.
— Что-то хочешь? — тихо спрашивает Тарас, укладывая наши шлемы на пуфик около двери. — Кофе? Чай?
— Нет, — выдавливаю с силой из себя. — Спасибо…
— Что-то покрепче?
Поднимаю заплаканные глаза на Тараса, которые немного щиплет. Тот поднимает все без слов и протягивает руку, ладонью вверх. Он хочет, чтобы я ему доверилась. Чтобы я помогла ему принять и на себя эту ношу, дабы мне было легче нести ее не в одиночку. Всхлипывая, вкладываю свою ладонь в его и Тарас ведет меня за собой в свою комнату. Зайдя в нее, он усаживает меня на кровать, тихо св рядом. С какие-то несколько минут мы молчим. Точнее, я молчу, а Тарас ждет, когда меня прорвет на все, что творится в душе. На всю ту грязь, которой только что меня облили. И он принимает верное решение.
Спустя десять минут, я начинаю реветь. Без стеснения. Без укола совести. Горестные слезы льются рекой по моим щеками, обжигая кожу. Тарас обнимает меня и прижимает к себе. Мои руки сами тянутся к его плечам и я в буквальном смысле, от той боли, что разрывает мое сердце, вцепилась ногтями в его куртку.
Боль. Что мы знаем о боли? Ровным счетом ничего. Боль калечит нас. Разбивает сердце на мелкие осколки. Продырявливает душу, делая ее похожей на друшлак, изворачивая наизнанку. Боль единственный рычаг, который ломает нас навсегда. Когда нам хорошо и кажется, что весь мир у наших ног, приходит оно — нисчем не сравнимое чувство, которое окрашивает мир в серый цвет по щелчку пальца. Боль — это пыль разбитых надежд и любви, которая с каждой секундой сильней очерняет душу. Но все в нашем мире переменчиво. А после боли приходит безмолвная пустота, что занимает место в твоем некогда цветущем мире.