Тарас продолжает нежно гладить меня по спине, и я уже не чувствую ничего, кроме пустоты.
— За что… — практически шепотом, сквозь хныканье произношу я.
Тара лишь томно вздыхает, словно, не хочет ничего говорить.
— Что я ему сделала… — продолжаю говорить в его куртку.
Тарас лишь крепче обнимает меня. Я слышу бешеный стук его сердца. Скрип его кожанной куртки кажется мне самым родным на свете звуком. Аромат его духов кое-как приносит мне силы, которые я безжалостно трачу на очередную порцию горьких слез.
— Ты достойна лучшего, — наконец-то тихо произносит Тарас. Мне кажется, что эти слова даются ему с трудом. Словно, он пытается разбить нерушимый барьер. — Возможно, лучше так, чем потом…
— За что… — повторяю я вновь, как заученную мантру своих разбитых надежд.
— Он подонок, — добавляет Тарас. — И нельзя ему это прощать.
— Не смогу…
— Он не достоин такой хорошей и умной девушки, как ты, — убаюкивая, говорит Тарас, а после, тянет меня на себя. Мы открываемся на кровать, не разрывая объятий.
— Какая же я дура…
— Мы все ошибаемся, Лер, — с теплотой в голосе произносит Тарас. — Все мы их совершаем. Это просто жизнь…
— Я знаю, — едва заметно киваю головой в его грудь. — Я знаю…
— Но продолжаешь плакать.
— Не могу… по…другому…
Тарас ничего не говорит, вновь, томно вздыхая.
Сколько мы так пролежали, я не знаю. Возможно полчаса. А может быть и час другой. И как только я успокоилась, то приподнимаюсь на кровати вытирая остатки слез. Тарас немного задремал и ровно дыша, прикрыл глаза. Я разглядываю его профиль и понимаю, что нужно обработать его раны. Засохшая кровь на носу, рассекшая бровь и алый синяк на скуле.
Склонившись к Тарасу, легонько дергаю за его плечо. Тот открывает глаза и смотрит на меня так, словно не ожидал меня тут увидеть.
— Нужно обработать твои раны, — шепотом говорю ему. — Где у тебя аптечка находится?
Тарас снимает с себя куртку и закидывает ее на кровать, пока я вожусь с бинтами и перекисью водорода. Обернувшись, я подхожу к другу и присаживаюсь на колени перед ним. Тарас опустил взгляд в пол, чтобы я смогла спокойно обработать его раны.
— Щиплет? — спрашиваю у него и понимаю, насколько это абсурдный вопрос.
— Нет, — изрекает тот, но я вижу, как дергается его мускул на щеке.
Поджимаю губы, продолжая обрабатывать его раны.
— Я ведь тебя так и не поблагодарила, — тихо произношу, прижигая рану ватой смоченной перекисью водорода.
— Пустяки.
На лице Тараса появляется едва заметная улыбка. Такая простая, добрая и честная, что у меня щемит в сердце.
— Нет, не пустяки, — твердо заявляю ему. — Если бы не ты…
Тарас вздымает на меня свои зеленые глаза и мы встречаемся с ним взглядом.
— Если бы не я, то что?
Между нами повисает неловкое молчание. Я слышу учащенное его сердцебиение. Мой же пульс и вовсе пытается пробить дыру в висках. Мне впервые неловко находиться с Тарасом рядом. Я не понимаю, откуда возникшее чувство так сильно клюет меня острым клювом застенчивости по всему телу.
— То все было бы куда хуже, чем сейчас, — говорю я, а во рту все пересохло. Мне кажется, что Тарас поддался немного вперед, поэтому, между нами становится не приличное расстояние для друзей. Тарас дотрагивается ладонью до моей щеки и мой разрушенный мир внутри вспыхивает алым огнем. Его большой палец гладит меня по скуле, отчего я чувствую прилив нежности и доброты. Тарас тянет меня на себя и…
Холодные губы касаются моего лба.
Внутри заворошили обугленные бабочки. Я вновь вдыхаю аромат духов Тараса, который стал для меня таким родным. Ощущаю, как он пытается с чем-то справиться внутри себя, но…с чем?
— У меня есть для тебя подарок, — шепчет он и отстранившись от меня, лезет в карман кожаной куртки. Вытащив оттуда небольшую белую коробочку, перевязанную красной лентой, он протягивает ее мне. — С днем рождения, карапуз!
Улыбка застывает на его лице, а засохшая кровь в уголке губ мне кажется — прекрасной. Она словно отражает его мужество и чувство защиты. Быть может это глупо, несуразно, но.. Я чувствую, как обязана Тарасу многом.
Я беру дрожащими руками коробочку, развязала ленту и открываю крышку.
Внутри, на белой подложке красуется подвеска из белого золота. Мотоцикл. С небольшими камушками, которые похожи на бриллианты. мелкими, но такими заметными.
— Позволишь? — спрашивает он видя, что я замерла как восковая фигура на месте.
— Д..да, — говорю ему и разворачиваюсь спиной.
Тарас аккуратно одевает на мою шею кулон и не с первого раза справившись с мелкой застежкой, добавляет: — готово!
Я ерзаю на попе, развернувшись к нему, восклицаю:
— Спасибо!
Но…
Господи.
Как же неловко вышло.
Мы касаемся кончиками носов, так, словно два влюбленных друг в друга.
Я ощущаю на своих губах его мятное и тяжелое дыхание.
Тарас никогда не был так близко ко мне.
Мы замерли, словно, в ожидании чего-то, что каждый из нас старался не предпринимать.
Не делать.
И даже не думать об этом.
Я не знаю, где теряю ту грань реальности и своего внутреннего мира, но…
Тарас накрывает мои губы своими.
Мне неловко, но… В то же время, кажется, что это должно было когда-то произойти.
После опустошения меня до остатка, ко мне словно пришел ясный ум. И я поняла, почему мой пазл в голове никак не складывался.
Тарас любит меня.
И этот поцелуй, подтверждает его действия. Его опасения. Его чрезмерную защиту.
Но все равно, Тарас пытался не показывать это. Никому. Ни мне. Ни другим.
Поцелуй оказывается нежным, как воздушное суфле, что тает на горячих губах. Мы отстраняемся друг от друга и…
Молчим. Не знаем, что друг другу сказать, но и в то же время, боимся еще раз повторить то, что произошло.
Я облизываю губы, на которых еще не остыл след поцелуя Тараса, и внутри мой разрушенный мир вновь переворачивается с ног на голову.
— Все в порядке? — спрашивает Тарас, словно, ничего не было минуту назад.
— Д..да.. — заикаясь, отвечаю я.
— Если захочешь домой то…
— Нет, — останавливаю его, понимая, к чему он клонит. — Я сегодня хочу остаться тут.
— Ладно…
Глава 23. Матвей
— Черт! Черт! Черт! — стучу рукой по рулю около дома.
Полный кретин.
Дурак!
Куда я смотрел?
Идиот! Просто самый обыкновенный клоун!
Откидываюсь на спинку сиденья и закрываю глаза. Начавшийся дождь барабанит по лобовому стеклу, будто бы насмехается надо мной.
Как я мог так оступиться? Что двигало мной, чтобы так поступить с Лерой? А еще этот кретин Тарас. Вечно ошивается около меня и теперь, кажется, у меня не будет никакого шанса, чтобы вернуть Леру.
Но я попробую. Чего-бы мне это не стоило!
Потираю руками лицо, будто бы это поможет мне снять всю злость, которая кипит обжигающей лавой внутри. Тошно от самого себя, поэтому, беру портфель и вылезаю из машины с треской закрывая дверь.
Мне все равно на все, что меня окружает. Иду к входной двери медленно, не обращая внимания на то, что успел вымокнуть до последней ниточки. Захожу внутрь и закрываю за собой дверь. Стою в прихожей, погрузившийся в свои темные мысли.
Черт! Полный кретин! Ненавижу себя!
— Матвей? — слышит голос отца, а после, появляется он. Как всегда, довольный жизнью, успешностью и всем тем, чего он добился. Отец смотрит на меня так, будто бы я испачкался в мазуте: с отвращением и неприязнью.
— Ты пешком шел?
— Нет, — набираю побольше воздуха в легкие, чтобы как можно быстрее заглушить бьющиеся из меня эмоции ключом.
— Тогда почему ты весь мокрый?
Просто пожимаю плечами в ответ, потому что не знаю, что ему еще ответить.
— Переоденься и зайди ко мне в кабинет. У тебя на все… — отец демонстративно смотрит на наручные часы, — пятнадцать минут. Потом у меня важная конференция.
— Ладно, — роняю через плечо и быстро поднимаюсь по лестнице. На самом деле, я даже не представляю, о чем со мной хочет поговорить отец. Думаю о том, что скорее всего речь зайдет о предстоящем главном соревновании, которое должно пройти завтра. Которое будет решающим окончательно, проходим ли мы в финал или нет. И возможно, будут нотации и лекции о том, что мне стоит сегодня выспаться, позаниматься и завтра быть бодрым, чтобы не подвести отца.
Как же. Не подвести своего любимого папочку, который везде пытается устроить жизнь своего сына, забывая о том, что он уже давно самостоятельный.
Зайдя в комнату, кидаю портфель на кровать. Беру чистые вещи и переодеваюсь, но… Усаживаюсь на кровать и берусь за голову.
Она зверски раскалывается. Нос дергает. Хорошо, что я успел обработать раны в машине, иначе бы, отец уже с порога бы задавал никчемные вопросы. По крайней мере, на них по любому нужно будет ответить, но только позже. Хотя я очень надеюсь, что отец не будет спрашивать о том, что случилось. И поймет меня с чистой мужской точки зрения, что в данный момент я готов с ним обсуждать эту тему.
Собираюсь с мыслями и силами и встаю с кровати, переодевшись до конца. Спускаюсь по лестнице и медленно, витая в своих темных мыслях, дохожу до кабинета отца. дверь открыта, поэтому, стучаться мне не придется. Зайдя внутрь и сунув руки в карман, отец увидев меня, поднимает голову и говорит:
— Присаживайся, — указывая рукой на стул перед ним. Я медленно прохожу к нему и усаживаюсь на него.
С пары секунд, отец молча разглядывает меня.
Ну все. Сейчас начнутся вопросы. Нутром чувствую, что их не избежать.
— Что случилось? — мягкий голос отца словно пытается расположить благоприятную ноту общения между нами.
— Да так… — мямлю я. — Пустяки.
— Я вижу, какие пустяки, — откинувшись на спинку стула, отец снимает с себя очки. — Это из-за той девушки?
Ничего не отвечаю. Даже глаза не поднимаю на отца. Он и так все прекрасно знает.
— Спор разрешился мирно? — задает очередной вопрос отец, как гром среди ясного неба.