– Еще он должен слушаться маму.
– Это сложнее, но Малыш Кобб умеет слушаться – он долго слушался Хозяина. Хотя ему очень не хотелось! Да, не хотелось!
– И самое сложное… То, чего никогда не сможет сделать никакая кукла…
– Что? Что это?
– То, что умеют делать лишь настоящие мальчики…
– Ну… что же это такое?
– Он должен отправляться спать, когда ему велят. И… – она пресекла его попытку что-то сказать в ответ, – не просто ложиться в кровать и укрываться одеялом, а спать по-настоящему. И в этом нельзя притворяться!
– Малыш Кобб умеет спать! По-настоящему!
– Нет. Это вряд ли.
– Умеет, говорю тебе!
– Но Малыш Кобб ведь всего лишь кукла.
– Что? Обзываешься?
– Нет-нет, дружок, что ты… Просто не понимаю. Ты можешь мне объяснить?
– Малыш Кобб умеет спать! Как самый настоящий мальчик! Он знает, что такое спать! Это когда все темнеет и ты видишь сны, а потом просыпаешься, а часы показывают другое время! Малыш Кобб часто спит. Хозяин его усыплял. Его и прочих деревянных уродцев…
– Ну-у-у… – Марго попыталась вложить в это короткое слово все возможное сомнение, на которое только была способна.
Малыш Кобб приподнялся в постели от возмущения.
– Не веришь?!
– В это сложно поверить. А ты можешь мне показать?
– Конечно, могу! Нужно только взять и уснуть! Могу хоть прямо сейчас…
Малыш Кобб опустил голову на подушку и изо всех сил напрягся… но ничего не происходило.
– Не выходит? – с деланым сочувствием спросила Марго.
– Так просто не получается, – вынужденно признал Малыш Кобб. – Кое-что нужно…
– Что же?!
– Куклу может усыпить только колыбельная.
– В самом деле?
– Ну да! Ты знаешь колыбельную «Уродцы, все спать! Уродцы, в кровать!»?
Марго вздрогнула.
– Нет. К сожалению, я ее не знаю. Но я знаю другую. Хочешь послушать?
– Ты ее пела этому… мне? Ты ее пела мне? Раньше, я имею в виду.
Не в силах сдержать накативший на нее приступ ненависти, Марго просто кивнула.
– Спой! Спой! Спой! – завизжал Малыш Кобб.
– Только ты должен лежать и не шевелиться, – предупредила Марго, – а то нипочем не заснешь.
Он кивнул, потянулся перед сном и замер в ожидании.
Марго показалось, что она вот-вот совершит нечто гадкое, отвратительное, нечто неправильное и извращенное. Все ее существо противилось петь такую дорогую для нее колыбельную этой твари. Баюкать монстра, как родного ребенка, было настолько противоестественно, что она возненавидела саму себя за то, что собиралась сделать. Марго чувствовала себя так, будто окунулась в чан, полный соплей, после чего отправилась на чаепитие в зловонную клоаку канализации, прикупив при этом пару фунтов человеческих глаз на сладкое. Но тем не менее она начала петь. Срывающимся робким голосом, пытаясь подавить всхлипы, вытирая слезы рукавом платья.
Тик-так. Тик-так,
Пусть навеки сгинет мрак.
Дин-дон. Дин-дон,
Пусть укутывает сон.
Стоило ей на мгновение замолчать, чтобы перевести дух, как Малыш Кобб дернулся и ткнул ее в руку револьверным дулом.
– Еще! Еще!
Марго кивнула и продолжила:
Пусть приснятся тебе стрелки часов,
Пусть приснятся мягкие лапки котов,
Пусть приснится ползущий дым из трубы,
Пусть приснятся волн крутые горбы!
На кораблик ты сядешь и вдаль поплывешь,
Заведешь своим ключиком правду и ложь,
Оседлаешь на дне рыбу в шляпе и фраке,
И пускай не смутят тебя все эти враки.
На зонте ты взмоешь в пенное небо
И увидишь внизу все места, где ты не был.
По дороге из мха – и в большие часы,
По мостам, что торчат, как кривые носы,
Вверх по ступенькам из фонарных столбов
Ты отправишься в путь, или дверь – на засов.
Малыш Кобб почти прекратил вертеться. Марго не верила своим глазам: деревянная кукла действительно засыпала, убаюканная колыбельной! До сего мгновения Марго считала, что Малыш Кобб нагло врет и ей придется как-то его заговорить, отвлечь, но он и правда… уснул.
Кукла захрапела.
Тик-так. Тик-так,
Пусть навеки сгинет мрак.
Дин-дон. Дин-дон,
Пусть укутывает сон.
Марго подняла руку и осторожно взяла ствол револьвера двумя пальцами, потянула. Но, видимо, она сделала это слишком резко, поскольку Малыш Кобб громко всхрапнул и еще крепче сжал рукоять. Вытащить револьвер было невозможно, и тогда Марго решилась на кое-что более опасное…
Пусть приснится тебе из мышей пирожок,
Пусть из пуговиц дождь тебя омоет, дружок,
Пусть приснится страна велосипедных колес,
Пусть приснятся наперстки, полные слез.
Ты возьмешь их и выпьешь и вспомнишь тогда,
Что возвел ты на звездах, на луне города.
Заберешься на дерево – взмоют в небо грачи,
Ты с веток сорвешь и съешь все ключи.
И в стране из подушек и сахарной пудры
По холмам, где растут золотистые кудри,
Из окошка в окошко, дружок, прыг да скок!
В кармашке спит кошка – ты не одинок.
Она песенку напоет тебе тихо свою,
Нашепчет-расскажет, как тебя я люблю.
С содроганием Марго прикоснулась к подбородку спящей куклы. Или, вернее, к подбородку собственного сына. Под ее пальцами была тонкая, нежная и влажная от крови кожа, и ее едва не стошнило.
Она почти перестала дышать. Потянула… медленно-медленно… И лицо поползло, словно простая тряпочка.
Тик-так. Тик-так,
Пусть навеки сгинет мрак.
Дин-дон. Дин-дон,
Пусть укутывает сон.
Дюйм за дюймом… она тянула лицо с проклятой куклы, и под ним все больше обнажалось лакированное окровавленное дерево.
В какой-то момент Малыш Кобб пошевелился, и ей показалось, что он проснулся. Марго замерла, ожидая, что Малыш Кобб вот-вот вскинет револьвер и выстрелит, но тот спал – храпел, как и раньше. Он не заметил ни того, как она стащила с него лицо, а затем с отчаянием и очередным приступом тошноты положила его на прикроватную тумбочку, ни того, как она потянулась к нему самому, а затем…
Одним движением Марго схватила куклу за ворот пижамной рубашки, вытащила из-под одеяла и зашвырнула в камин. А затем закрыла решетку.
Тварь мгновенно проснулась и заорала. Не понимая, что происходит, она разжала пальцы и выронила револьвер. Тот исчез в углях, но даже если бы кукла не потеряла его, нажала на спусковой крючок и выстрелила, Марго все равно не выпустила бы ее наружу.
Малыш Кобб принялся биться в решетку. Марго придавила ее всем телом, схватилась за раскаленные прутья, отчего ладони тут же покрылись ожогами, и закричала:
– Джонатан! Джонатан!
Подняв тучу золы, Малыш Кобб метался в камине и ревел, как дикий зверь. И все же огонь отчего-то не торопился охватывать его целиком. Он пропалил пижаму, обжигал ноги и руки куклы, но при этом едва облизывал тварь, словно ему был неприятен сам ее вкус.
Малыш Кобб неистово пинал решетку. С каждым ударом та дрожала и отпрыгивала, но Марго не отпускала прутья. Детская уже была вся в дыму – от него резало глаза, копоть и зола лезли в нос, из камина летел пепел, спину и затылок обдавал нестерпимый жар…
И тут прогремели выстрелы. Бам! Бам! Бам!
Марго решила, что кукла все-таки нашарила в углях револьвер, и мысленно простилась с жизнью.
Бам! Бам! Бам! Пуля прошла через прорезь меж прутьями и обожгла ей руку.
Марго вскрикнула и обернулась. Кукла и не думала стрелять – она прыгала, высоко задирая коленки, и дергала руками, как в каком-то жутком танце. А покрытый сажей револьвер по-прежнему лежал среди углей. Видимо, патроны в барабане нагрелись и взорвались.
«Где же Джонатан?! – пронеслось в голове. – Почему он не слышит?!»
Взгляд Марго упал на керосиновую лампу. Решение пришло мгновенно. На миг отпустив решетку, она схватила лампу и зашвырнула ее в камин. Звякнуло разбившееся стекло. Керосин попал на Малыша Кобба, на его волосы, пижаму – и он загорелся как фитиль.
Малыш Кобб завизжал еще громче. С удвоенной силой он начал биться в решетку, но, несмотря на жар, на дым, на душераздирающий визг, Марго по-прежнему держала ее. Нельзя выпускать тварь из камина! Ни за что нельзя!
Малыш Кобб вдруг прекратил бить по решетке, его крики смолкли.
Сгорел? Он сгорел?!
Марго повернула голову. В камине больше никого не было. Уловив шевеление наверху, она подняла взгляд и увидела кукольную ногу, торчащую из дымохода. Тварь пыталась сбежать по трубе!
Марго вскочила на ноги и отодвинула решетку. Схватив кочергу, крючком она подцепила куклу за лодыжку, а затем что было сил дернула. Малыш Кобб выскользнул из дымохода и рухнул в огонь. Чувствуя, как жар облизывает лицо, Марго придавила куклу кочергой ко дну камина, прямо к раскаленным углям.
Пламя объяло Малыша Кобба, он заорал, завизжал пуще прежнего. Пижама давно сгорела, как и волосы. Кукла сейчас напоминала уродливого черного ребенка, и казалось, что ее крики, вырываясь из дымохода, разлетаются по всему Тремпл-Толл не хуже штормовой тревоги.
Тварь трепыхалась и изворачивалась, сучила ногами, вздымая все больше золы и пепла, хватала руками кочергу. Деревянные конечности уже почти рассыпались, голова была обожжена до неузнаваемости, а Марго сжимала кочергу и давила, не замечая, что и сама кричит. Безумно кричит на весь дом. Глаза ее жгло от сажи, она готова была рухнуть в обморок от дыма и нестерпимого жара, но насильно держала себя в сознании, не позволяла себе ослабить хватку.
– Марго! – до нее донесся крик Джонатана. – Марго! Что здесь творится?! Марго!