– Помоги! Джонатан, помоги! Эта тварь… она пытается…
Джонатан схватил кочергу, оттолкнул жену в сторону и сам придавил изуродованную обугленную куклу ко дну камина.
Кукла все еще загребала уголь руками, из последних сил кричала: «Хозяин! Хозяин! Помоги мне!» – но никто не ответил на ее мольбы и призывы. И тут тварь наконец прекратила дергаться и замолкла. Огонь укутал ее, будто мягкое одеяло.
Малыш Кобб был мертв.
Марго, вся в саже и ожогах, растрепанная, с тлеющим платьем, едва стояла на ногах. Ее мутило, комната перед глазами кружилась и подпрыгивала. Но она и не думала тратить время на то, чтобы пытаться прийти в себя.
Ринувшись к кровати, Марго откинула в сторону край одеяла и, застонав от натуги, за ручку вытащила сундук, в котором Калеб держал свои игрушки.
Она откинула крышку…
То, что она увидела, ужасало. Внутри, свернувшись калачиком, совершенно голый, лежал ее сын, и на месте его лица была кровавая маска.
Мелко труся головой от невероятной боли, он поглядел на нее. Его лишенные век глаза встретились с глазами Марго… Из приоткрытого рта вырвалось:
– Ма… ма…
Часть третья. Ты все еще будешь любить меня утром, мама?
Капсула пневматической почты скользила внутри трубы, как кусок пирога в горле. Конечно, если представить, что данный кусочек способен преодолевать около шестидесяти миль в час, а мнимое горло растянулось на весь Саквояжный район.
Быстро преодолев участок пути вдоль домов Каштановой улицы (под карнизами на уровне второго этажа), капсула добралась до угла и нырнула под землю. Меньше чем за минуту она прошла по трубе, проложенной под сводами коллектора, достигла площади Неми-Дрё и уже внутри здания ведомства Пневмопочты, главной станции в Тремпл-Толл, поднялась до пересыльной рубки.
Навстречу капсуле был выпущен поток воздуха, и она, замедлившись, плавно подошла к точке приема. Мягко стукнув о круглую крышку, контейнер с посланием заявил о своем прибытии свистом. Руки в кожаных перчатках откинули крышку, извлекли его, перенесли через помещение и поместили в одну из нескольких дюжин зияющих в стене горловин.
Капсула продолжила путь – вдоль домов и по столбам, спускаясь под землю и выныривая обратно, пока не оказался на станции «Полицейская площадь». Здесь с ней проделали то же самое – переместили в новую трубу. Не успела капсула заскучать, а тут еще одна станция – «Чемоданная площадь» у вокзала. Очередной пересыльщик в рабочем фартуке и грубых перчатках прочитал адрес, указанный на ярлыке в ячейке капсулы, и отправил ее дальше по маршруту. Служащий ведомства машинально пожелал этой крохе удачного пути, но стоило ей исчезнуть, как тут же забыл о ней, поскольку его внимания требовала уже следующая…
А наша капсула тем временем на всех парах скользила по трубе над крышами домов, пробираясь между чердаками, птичниками и дымоходами на восток, в сторону канала Брилли-Моу. Пневматическая паровая почта Габена работала быстро, и спустя всего лишь пять минут после того, как капсулу отправили изначально, она уже подошла к точке своего назначения.
Снова раздался свист, крышка откинулась, и бледные руки извлекли пересыльный контейнер на свет. Открыв заслонку, достали конверт.
Прочитав письмо, высокий человек в черном костюме взял чистый листок бумаги и, макнув ручку в чернильницу, спешно написал список инструкций, пообещал скоро быть и вывел внизу лаконичную подпись: «Н. Ф. Доу». Изменив адрес на ярлыке в ячейке, поместил послание в ту же капсулу, а капсулу – в трубу.
Крышка закрылась, скрипнул вентиль – и контейнер отправился в обратном направлении.
– Мне нужно отлучиться, Джаспер, – сказал человек в черном костюме холодным строгим голосом. Он не был зол или расстроен – этот джентльмен всегда так говорил.
– Хорошо, дядюшка, – прозвучал ответ из глубокого кресла. Там кто-то сидел, закрывшись большой ветхой книгой с изображением бабочки на обложке.
Тот, кого назвали дядюшкой, надел пальто, перчатки и обтянутый черным шелком цилиндр, взял со стойки антитуманный зонтик, подхватил саквояж, но вместо того, чтобы направиться к входной двери, вошел в чулан в прихожей и потянул за рычаг на стене. Тут же в полу поднялась тяжелая крышка люка.
Цепляясь за железные скобы-ступени, вмонтированные в стену колодца, Н. Ф. Доу спустился под дом. Через какое-то время крышка люка в чулане закрылась…
В гостиной тикали часы.
Марго Мортон, застыв в кресле и почти не моргая, глядела на циферблат. Скованная страхами и ожиданием, она ничего не замечала кругом, кроме медленно сдвигающихся стрелок.
Джонатан сидел на ступенях, опустив лицо в ладони. Он мало что понимал. Сперва пытался расспрашивать Марго, но та могла лишь плакать. Поначалу. Теперь в ней не осталось даже слез.
На лестнице раздались шаги.
Джонатан обернулся и вскочил на ноги. Марго, поднявшись из кресла, бросилась к появившемуся в гостиной джентльмену с черным кожаным саквояжем.
– Вам удалось, доктор? Что с моим сыном?!
Доктор Доу прибыл на Каштановую улицу очень быстро – что удивительно, учитывая туманный шквал, бушующий в городе. Он словно прилетел сюда в капсуле пневмопочты и появился ненамного позже собственных инструкций.
Три часа назад, лишь только войдя в дом Мортонов, доктор Доу, не обременяя себя приветствиями, сложил зонт и окинул быстрым взглядом Марго – отметил ее ожоги, полоску разорванной кожи на плече.
– Боюсь, вам придется подождать своей очереди, миссис Мортон, – сказал он таким тоном, будто само присутствие Марго и то, что она позволила себе быть раненой, его невероятно утомляло.
Джонатан уже раскрыл было рот, чтобы возмутиться, но Марго кивнула.
– Конечно-конечно! Главное – мой сын! Позаботьтесь о Калебе, доктор, я молю вас! Сделайте все возможное…
– Я здесь именно для этого, – прервал грозящий разрастись на полчаса поток женских переживаний доктор. Отсутствие каких-либо эмоций на его бледном узком лице можно было принять за безразличие, а вскинутый подбородок и извечно прищуренные глаза – за надменность и презрительность. Никто не знал, что в действительности происходило в голове у доктора, но то, что он не слишком-то приятная в общении личность, было несомненно.
Без долгих рассуждений доктор отправился наверх. Изгнав Марго и Джонатана из детской, он запер дверь. Чета Мортонов прильнула к ней, пытаясь услышать, что там происходит, и до них тут же донеслось:
– Ваше сопение отвлекает! Попрошу вас избавить меня от себя на некоторое время!
Как бы Джонатану и Марго ни хотелось остаться, они послушались и вынужденно спустились в гостиную.
– Мне не нравится этот тип, – сказал Джонатан. – Я слышал о нем много дурного…
О докторе из переулка Трокар действительно ходили весьма неоднозначные слухи. Натаниэль Френсис Доу был мрачен, как тень, и холоден, как сквозняк, прошедшийся по спине. А еще он выглядел и вел себя так, словно перманентно раздражен. Кто-то назвал бы его черствым, но правда в том, что за черствость люди частенько принимают прямоту, с которой им сообщают неудобную для них правду. Они не любят тех, кто обходится без смягчения и не боится ранить чью-то чрезмерно чувствительную натуру. Ну а доктор Доу был профессиональным ранителем чрезмерно чувствительных натур. В какой-нибудь книжке он запросто мог бы состояться в качестве злодея, к которому ни за что не рекомендуется подпускать ребенка.
Тем не менее Марго гневно ответила:
– Он пришел сюда сразу же, как только я ему написала. Несмотря на то, что уже два часа ночи. Несмотря на туманный шквал. Мне нет дела до того, какие у него манеры, я хочу, чтобы он спас нашего сына.
– И все же, – продолжал ворчать Джонатан, – почему было не написать доктору Грейхиллу из Больницы Странных Болезней? У него хорошая репутация и…
– Доктор Грейхилл, – перебила Марго, – неторопливый, как Старый трамвай на Набережных. А репутацию ему делают старухи, которым спешить уже некуда. Думаешь, он пришел бы сюда посреди ночи? Да он даже за дверь нос не высунул бы, пока воет сирена! А между тем доктор Доу, который тебе так не нравится, уже здесь, борется за жизнь нашего сына. Я больше не хочу об этом говорить!
Джонатан вздохнул.
– Прости меня. Ты права. Я и сам не понимаю, что говорю. Это всё… – Он замолчал и уставился в пол, после чего поглядел на обожженные руки жены. – Позволь, я помогу тебе.
Марго кивнула…
Доктор Доу проводил свою операцию, казалось, целую вечность. Несколько раз он требовал: «Воды!» и «Полотенца!» – при этом не позволяя чете Мортон заглянуть в детскую даже краешком глаза. С каждым часом, проведенным в неведении, тревога в сердце Марго крепла, с каждой минутой ожидания что-то отмирало в душе. Когда же доктор наконец показался на лестнице, она со страхом отметила его хмурый, не предвещающий ничего хорошего взгляд.
– Ваш сын очень серьезно пострадал, – сказал доктор. – Несомненно, это один из сложнейших случаев в моей практике.
– Но вам удалось?! – нетерпеливо воскликнул Джонатан.
Доктор Доу перевел на него медленный, тягучий взгляд.
– Я пришил лицо на место, – сказал он с таким видом, будто речь шла о какой-то простой заплатке. – Пришлось применить шов Кеххлера. Также во время операции я использовал «Заживительную сыворотку Бёрра» и «Регенеративный ускоритель Пойшлитца». Вам очень повезло, ведь эти средства изобрели совсем недавно. Полагаю, хирург-коллегия из Старого центра заслуживает получить от вас благодарственное письмо. Упомянутые препараты – это регенераторы, они значительно ускоряют процесс заживления и восстановления тканей, хоть и имеют множество побочных эффектов. Самые серьезные – это заикание, временные судороги в левой ноге и непереносимость пения сверчков. Будут и другие, но они… гм… менее существенны. Я напишу полный список.
Ни Марго, ни Джонатан почти ничего не поняли, кроме того, что лицо их сына к нему вернулось.
– Он… он… – Марго не смогла продолжить.