– Т-тетушка Джеральдин?
Женщина с бледным лицом, впалыми щеками и темными кругами под глазами глядела на него мрачно и самодовольно. Ее взгляд словно прибивал голову мальчика гвоздем к подушке, а тонкие губы были, как и всегда, недовольно поджаты. Калеб не любил и боялся тетушку. Ему не говорили об этом, но он знал, что она презирала папу и строила всяческие козни, пытаясь помешать их с мамой счастью, а после того, как ей это не удалось, делано смирилась, но при этом вела себя холодно, зло и отстраненно. Но почему она здесь? В этом костюме!
– Все это как-то уж слишком сложно, – сказала тетушка Джеральдин, презрительно глядя на Калеба. – Слишком мудрено. Я уверена, что это можно сделать намного проще…
– Что? – прошептал мальчик. – Что сделать?
Она покачала головой и надела маску.
– Улица Кошмаров… – сказала тетушка, только вот голос был уже отнюдь не тетушкин. Это снова был голос незнакомца, спрашивавшего дорогу.
Он в очередной раз снял-оторвал маску, и под ней было уже другое лицо. Такое же бледное, как и предыдущее, но мужское. Хмурое и строгое. Прямой нос, узкий подбородок и тьма в глазах.
– Д-доктор Доу?
Мужчина придвинулся и наклонился к Калебу. Он принялся его осматривать, словно проверял свою работу. Калеб очень боялся этого доктора. Энджи Уиткинс из школы рассказывала, что доктор Доу ставит опыты на детях, а еще что к нему ходят одни лишь убийцы и грабители… И что даже те его боятся. Все эти иглы, ледяные пальцы, придирчивый характер. Когда доктор приходил к Калебу, тот так трясся от страха, что, если бы мама не держала его за руку и не твердила, что все будет хорошо, он точно прятался бы в шкаф.
– Это совершенно невозможно с научной точки зрения, – сказал доктор Доу неожиданно пустым и глухим голосом. – Это очень… очень странная наука. Я с ней не знаком.
– Я… – начал Калеб, – доктор…
Но доктор его не слушал – он отстранился и вновь надел маску. После чего в очередной раз проговорил:
– Улица Кошмаров… Как мне ее найти?
– Я н-не знаю.
– Как? Где этот дом?
– К-какой дом?
– С тайнами…
– Я не знаю никаких т-т-тайн…
– Министерство Тайных Дел.
Калеб затряс головой. Он почувствовал, что не может дышать. Голос из-под маски превратился в шипение.
– Улица Кошмаров. Как мне дойти?
– Я…
Сидящий на краю кровати незнакомец снова снял маску. Под ней больше не было человеческого лица. Теперь там оказалась черная морда твари, огромного насекомого. Покатая и лоснящаяся морда, по бокам которой чернели круглые глаза без зрачков, большая пасть была полна длинных игольных зубов. Блоха. Гигантская блоха в пальто!
Тварь открыла пасть, и на красный шарф закапала вязкая желтая слюна.
– Я сожрал столько детей… – прошипела блоха, – столько детей… В этом городе не осталось ни одного приюта. Мои куклы спрашивают меня: «Хозяин, почему в Габене нет ни одного детского приюта? Куда делись все сироты?» Дело в том, что Гудвин сожрал всех сирот, но никто не заметил. Слепота и равнодушие… Я так их… люблю… просто обожаю…
Блоха наклонилась к мальчику, ее пальто распахнулось, и наружу вылезла еще одна пара конечностей – две покрытые мерзкими редкими волосками черные блошиные ноги.
Калеб дернулся изо всех сил, пытаясь отстраниться…
Он упал с кровати, завопил и проснулся.
Дверь распахнулась, и в комнату вбежал перепуганный Джонатан. Увидев, что сын лежит на полу, жалко и безвольно шевеля руками, он бросился к нему, поднял его и положил на кровать.
– Папочка… – прошептал Калеб. Его лицо было мокрым от пота и слез. Он задыхался.
– Что случилось, Калеб? Что случилось, малыш?
– Г-где он? К-куда он делся?
Джонатан ничего не понимал. Нервно оглядев Калеба, он убедился, что с ним вроде бы все в порядке, – сын тяжело дышал, но никакого недомогания, кажется, не испытывал.
– О ком ты говоришь, Калеб? – спросил он. – Кто делся?
– Х-хозяин… – прошептал Калеб.
– Какой еще хозяин?
– Кукольник Гудвин.
Джонатан сжал зубы. Поднявшись на ноги, он заглянул под кровать, открыл дверцы шкафа. Никого не обнаружив, он вновь поглядел на Калеба.
Мальчик сидел на кровати, трясясь от страха. В комнате никого, кроме них, не было.
– Ты просто заснул, малыш, – сказал Джонатан. – Это просто дурной сон. Его здесь не было. Просто сон…
– Но мне п-показалось…
– Не бойся, малыш, мы с мамой не подпустим его к тебе.
– Он хотел… хотел…
Джонатан подошел к окну, выглянул на улицу. Внизу все было как обычно. Серая габенская осень…
– Что он хотел?
– Он спрашивал п-п-про ми-министерство. Министерство Т-т-тайных Дел.
Джонатан удивленно обернулся:
– У нас нет такого министерства.
– Мне п-приснилось, – едва не плача проговорил Калеб. – Мне постоянно что-то с-с-снится… Я боюсь спать…
Джонатан глядел на него совершенно бессильным взглядом. Калеб слышал разговоры родителей и знал, что папа ненавидит себя за то, что ничем не может помочь сыну, за то, что не способен никак облегчить его муки.
– А доктор Д-Доу не даст мне что-нибудь… чтобы спать без снов? Ты можешь у него спросить?
– Я узнаю, сын. Прямо сейчас. Мы с мамой напишем ему. – Джонатан направился к двери. Он уже почти покинул детскую, когда Калеб негромко произнес, глядя в потолок:
– Марджори мне все уши прожужжала об этих куклах.
Джонатан замер и обернулся.
– Что?
– Моя Клотильда вся обзавидуется, – сказал Калеб, по-прежнему не сводя глаз с потолка.
Джонатан внезапно все понял и даже рот раскрыл от нахлынувшего на него осознания.
– Откуда ты знаешь? – спросил он дрогнувшим голосом. – Где ты это услышал?
Калеб будто очнулся, повернул голову и поглядел на него.
– Что? Что такое, папочка?
– То, что ты только что сказал. Где ты это услышал?
– Я не знаю… мне приснилось. Мне снится много чего плохого. А что такое, папочка?
– Ничего, малыш, – глухо ответил Джонатан и, пошатнувшись, вышел за дверь…
Дом № 24 на Каштановой улице снова наполнился шумом.
Марго глядела на Джонатана со страхом, а тот как заведенный твердил о каких-то странных вещах, о том, что все связано, что все произошло не случайно, что его и их семью выбрали заранее.
Марго пыталась утихомирить мужа, напоминала ему, что в доме больной ребенок, но он и не думал успокаиваться или хотя бы понизить голос.
– Лейпшиц-старший! – воскликнул Джонатан. Заложив руки за спину, он суматошно бродил по гостиной, задевая мебель и то, что на ней стояло. – Старый хрыч с ними заодно! Он намеренно задержал меня в конторе в тот день, чтобы я не успел в «Тио-Тио» до закрытия!
Марго ходила тенью следом за ним и возвращала все, что он опрокидывал и сдвигал, на место.
– Он и прежде тебя задерживал, – напомнила она. – Мистер Лейпшиц-старший просто строгий и дотошный начальник, вот и всё…
Джонатан ее будто не слышал.
– Лейпшиц-старший знал, что у моего сына день рождения! Что я собирался в «Тио-Тио»! – вслух рассуждал он, продолжив мысль на оборванном месте. – Я должен был попасть на станцию именно тогда, не раньше… Те дамы из трамвая тоже с ними заодно – они обманули меня: знали, что я подслушиваю. Нет! Они намеренно говорили громко, чтобы я не мог их не услышать! Лгуньи! На деле лавка «Тио-Тио» работала допоздна! Я узнал! Миссис Фрункель не закрывалась накануне шквала аж до десяти вечера – у нее были чаепития с куклами!
– Может, они просто что-то напутали… – Марго принялась собирать с пола газеты и письма, которые разлетелись по сторонам, когда Джонатан задел коленом журнальный столик.
– И знаешь что? «Детские манатки Монти» работают. Монти не разорился! Это все вранье! Более того – это заговор… Кругом уловки, подделки и мистификации. К примеру, констебль с угла Бремроук и Харт, о котором я тебе рассказывал, – это вовсе не констебль! Все дело в усах, понимаешь? В усах! На том углу обычно стоит мистер Домби!
– Может, тем вечером ты встретил как раз мистера Домби?
– Как бы не так, Марго! Я говорил сегодня с мистером Домби! И знаешь что? У него – усы! Пышные усы, а у самозванца их не было! Мнимый констебль, который направил меня в лавку к проклятому Гудвину, подставной!
– Что за чушь несусветная! Подставные констебли в Габене? Может, усы тоже участвовали в заговоре?
Джонатану было не до смеха: Марго совершенно не воспринимала его подозрения всерьез.
– Трамвай не случайно сломался прямо возле подставного констебля… – раздраженно продолжал Джонатан. – А еще я был на углу Бремроук и Фейр – там нет никакой афиши с названием лавки игрушек. Думаю, ее повесили тем вечером специально для меня. Все это связано, понимаешь? Меня вели, как по ниточке, в эту проклятую лавку! Все сходится! Они все в сговоре! Лейпшиц-старший, люди на станции, которые убедили меня, что трамвай приедет, дамы из трамвая, трамвайщик, подставной констебль… Ну, и не стоит забывать об этих полицейских во главе с сержантом Кручинсом, которые даже не удосужились ничего расследовать! Теперь все ясно! Конечно, они не стали бы искать улики и кого-то обвинять, ведь сами заодно с кукольником! Как же я был слеп! Как же я был глуп! Я их разгадал, раскрыл! А мистер Граймль… он пропал. Я тебе не рассказывал – боялся, что ты расстроишься.
– Так, постой-ка, – решительно прервала мужа Марго. – Что еще за мистер Граймль?
– Это частный сыщик с площади Неми-Дрё, он обладает богатым опытом негласного наблюдения, репутацией профессионального обнаружителя потерянных вещей и пропавших людей, а также цепким бульдожьим характером. Я нанял его, чтобы он выяснил, что происходит, и он решил проникнуть в лавку игрушек мистера Гудвина. Так вот, прошлым вечером он пропал! С того момента, как дверь лавки игрушек за ним закрылась, больше о мистере Граймле я ничего не слышал… Ты смотришь на меня так, как будто я с ума сошел!
– Может, так и есть? – тихо предположила Марго. Она слушала Джонатана, и ей действительно стало страшно: он уже не ограничивался угрозами, а перешел к решительным действиям! Нанял какого-то сыщика, велел ему шпионить за кукольником! Для нее все