— Мама, — слегка дрожащим голосом перебиваю я ее, — так считаешь ты. Я считаю немного по-другому. И это нормально, что мы можем быть не согласны во мнениях, верно?
— Не согласны?! Это твой отец, да? Твой отец надоумил тебя пустить все мои старания по ветру! Как знала, что не стоит тебя оставлять у него! Как же я жалею, что не надавила на свою мать как следует. Но теперь и она понимает, что жить с ней тебе будет лучше! Любовь, я настаиваю на том, чтобы ты как можно скорей переехала к ней. Слышишь? Настаиваю!
— Я не поменяю своего решения.
— Что он тебе наговорил? Каким образом сумел настроить тебя против меня?!
Я сильно вздрагиваю, когда мои плечи сжимают пальцы Мирона, а сам он шепчет мне на ухо:
— Ты вся дрожишь, фенек. Помни, что ты права.
Я киваю, закрываю глаза и делаю глубокий вздох, пытаясь расслабиться. Я подозревала, что разговор с мамой окажется нелегким, но не думала, что буду нервничать настолько сильно. Представляю, что было бы со мной, сиди она напротив!
— Не в нем дело, мама. Дело во мне. Я хочу самостоятельно принимать решения.
— Чтобы разочаровывать меня снова и снова?!
Она бьет по самому уязвимому месту: с того дня три года назад самым большим моим страхом было вновь разочаровать ее или бабушку... И она прекрасно это знает, вновь пытается мной манипулировать. Только вот я чувствую, как губы Мирона лаково касаются моего плеча и скользят ниже по руке, и мгновенно расслаблюсь. Я не одна. Уже нет. В этот раз у меня есть поддержка.
— Очень жаль, мама, что мое желание заниматься тем, что мне по-настоящему нравится, тебя разочаровывает. Но знаешь, мне кажется, я способна с этим жить. Хорошего вечера, мама.
Я сбрасываю вызов и, не успев облегченно выдохнуть, оказываюсь опрокинутой спиной на матрас, а Мир нависает надо мной и смотрит мне в глаза с восторгом:
— Смелый фенек! Горжусь тобой.
— Спасибо, — улыбаюсь я.
— Жаль, конечно, что мы не будем учиться вместе, но я все равно рад за тебя. К разговору с Андреем готова?
— После разговора с мамой-то? Да я теперь горы способна свернуть! — смеюсь я, правда, немного нервно. Все еще жду, что она может вновь позвонить. Я никогда не заканчивала наши разговоры первой, да еще и в подобном ключе.
Но все же как это здорово — чувствовать, что отстоял свои интересы!
Мирон склоняется ко мне, чтобы коснуться губами моего носа, и я тут же обхватываю руками его шею и тянусь к нему для поцелуя. В последнее время я ужасно смелая. Плюс, мы взяли за правило закрывать дверь в мою спальню на замок.
Мирон в мгновение ока перемещается по кровати и вот уже лежит параллельно мне, прижимается сильней, углубляет поцелуй. Дыхание уже очень скоро утяжеляется, воздух вокруг словно электризуется, прошивает острыми разрядами кожу, обжигает грудь изнутри.
Мирон почему-то рычит мне в губы и, словно голодный зверь, впивается долгим поцелуем мне в шею, вынуждая меня шумно выдохнуть. Разум буквально испаряется под натиском его жадности. Просто невероятно... Так сладко и умопомрачительно...
И тут сквозь шум в ушах я слышу сначала тревожный стук в дверь, а затем и возбужденный голос младшего братика:
— Люба! Папа вернулся и уже в своем кабинете. Сообщаю, как ты и просила.
— Спасиб-бо, Ник! — выдыхаю я сквозь сухость в горле. — Уже иду.
— Сворачивать горы? — широко улыбается Мир и откидывается на спину. Его голос тоже слегка охрипший. — Удачи, фенек.
— Подождешь меня здесь?
— Эм... — выдохнув, садится он. — На самом деле, мне надо кое с кем встретиться. Приду к тебе, как обычно, после одиннадцати. Будешь ждать? — хитро улыбается в конце.
— Конечно, но... с кем тебе нужно увидеться, если не секрет?
— Секрет, фенек, — подмигивает он и, поднявшись, направляется к двери. — Не волнуйся, расскажу, когда придет время. Обещаю.
— Хорошо, — неуверенно киваю я сама себе и тоже встаю, пальцами расчесывая волосы, чтобы выглядеть прилично, когда войду в кабинет отца.
А что касается таинственной встречи Мирона... Очень надеюсь, что ему понадобилось скрыть от меня не визит к своему отцу. Потому что я сама стала свидетельницей того, как часто он ему звонил, а Мир не брал трубку...
Я продолжаю беспокойно размышлять обо всем этом, вышагивая по коридору к кабинету отца, когда до меня доносятся крики из него. Замираю в паре метров от двери, как раз когда она открывается, и в коридор выходит Галина, крича через плечо:
— Я не намеренна это выслушивать! Мое мнение ты знаешь!
Она с громким хлопком закрывает за собой дверь и еще пару секунд возмущенно дышит, пока, наконец, не замечает меня.
— А, — чуть склоняет она голову вбок и направляется ко мне. На лице гримаса презрения. — Наша невинная девочка... Наверное, стоит рассказать твоему отцу, что ты не брезгуешь подслушивать чужие разговоры, как считаешь?
— Я... нет, я не подслушивала, — тихо оправдываюсь я, опуская глаза. — Я просто...
— Что это?! — достаточно грубо хватает она меня за подбородок и тянет его вверх и вбок, уперев взгляд на мою шею. Кажется, туда, куда меня целовал Мирон... — Засос? Отвечай, дрянная девчонка! Откуда у тебя на шее взялся засос?!
Я вырываю из ее хватки свой подбородок и пальцами пытаюсь прикрыть недоразумение, соображая, что сказать:
— Это... это не засос... это... ожог! Да, ожог! Я обожглась утюжком для волос.
— Ты мне врешь! Маленькая лживая... Где Мирон?! — неожиданно спрашивает она.
— Я... я не знаю. Я его сегодня не видела.
— Снова врешь, — шипит она, сузив глаза. — Ну ничего... Даже не думай, что я это оставлю просто так. На твоем месте я бы уже собрала вещи и уехала к бабке. Поверь мне, там тебе будет гораздо спокойнее.
Она разражается абсолютно сумасшедшим смехом и уходит. А я еще некоторое время стою на месте, не зная, как реагировать на ее угрозу, и реагировать ли вообще. Что еще ужасного она может сделать?
Встряхиваю головой, решая подумать об этом позже или еще лучше — обсудить с Мироном, и, переместив пряди волос на грудь, чтобы папа тоже случайно не заметил то, из-за чего мне ужасно стыдно, я аккуратно стучу в дверь, следом ее открывая.
Папа сидит за столом и трет пальцами виски, лицо усталое и обеспокоенное одновременно, словно он опасается, что сдерживать то, что он сдерживает, его не хватит надолго. Я тоже начинаю волноваться и переживать о том, что зашла не вовремя.
— Мне... мне зайти в другой раз, пап?
— Что? — он обращает лицо ко мне, и черты его мгновенно светлеют, словно внутри переключили тумблер. — Нет. Проходи, солнышко. Мне и самому не терпелось пообщаться с тобой наедине.
А вот это неожиданно, потому я смущенно закусываю нижнюю губу, пытаясь представить, о чем он хочет со мной поговорить. Но идей нет. Вообще. Если только... О том, что вчера сказала бабушка? Правда, я боюсь, что не готова с ним это обсуждать...
Папа поднимается из-за стола и, протянув одну руку ко мне, второй указывает на диван:
— Давай присядем, солнышко.
Я обхватываю его пальцы и сажусь вслед за ним, он поворачивается ко мне боком и накрывает мою ладонь в его руке второй.
— Выходит, Высшей Школе Бизнеса бой? — улыбается он.
— Что... как... Мама, — киваю я, сообразив.
— Звонила мне буквально несколько минут назад. Из ее истеричного крика получилось заключить только то, что ты передумала учиться менеджменту.
— Ты не сердишься? Наверняка предоплату можно забрать обратно, верно?
— Это мелочи, солнышко. Лучше расскажи, где ты на самом деле хочешь учиться. У тебя же есть другой вариант, правильно я понимаю?
— Есть, — робко улыбаюсь я. — Я бы хотела попробовать поступить в Высшую Школу Искусств. На факультет эстрадного пения.
— Забавное дело, — вновь улыбается папа, словно самому себе. — Я слышал о твоем чудесном пении от Эльвиры Львовны, от тебя, что ты любишь петь, даже от твоей матери, что это занятие непростительно вульгарно, но услышать самому твой вокал возможности не было. Почему ты игнорируешь караоке-установку в нашей гостиной? — шутит он.
— Я... я стеснялась. — А затем вспоминаю и быстро добавляю: — Хотя однажды пела. На той вечеринке, помнишь ее?
— Жаль, что я заперся в кабинете, чтобы не мешать молодежи, — удрученно, но с улыбкой в глазах, качает он головой. — Так ты говоришь: стеснялась. В прошедшем времени. Что-то изменилось?
— Все, — выдыхаю я. — В первую очередь, я сама.
— Рад это слышать, — чуть сильнее сжимает он мою ладонь в своих руках. — Значит, Школа Искусств. Дай подумать. Кажется, я лично знаком с нынешним директором... — Папа размышляет какое-то время, а я не мешаю, затем он выдыхает и вновь смотрит на меня: — Поступим вот как. Завтра у тебя урок по фортепиано, правильно? Ты решила не бросать эти занятия, верно?
— Да. А еще я хочу продолжать изучать английский, но только его, и возобновить уроки вокала.
— Очень хорошо. Твой преподаватель по фортепьяно — замечательный человек. Неравнодушный к своим ученикам, что встречается в наше время очень редко.
— Мне она тоже очень нравится, — улыбаюсь я.
— Так вот. Завтра я освобожу от дел вторую половину дня, и мы с тобой чуть пораньше поедем в школу, чтобы я смог поговорить с директором и узнать твои возможности по обучению у них, договорились?
— О... Это... это замечательно, пап! — радуюсь я. — А тебе... тебе точно будет удобно поехать со мной? Я имею в виду, отменять дела...
Плюс меня собирался завтра отвезти в город Мирон. Надеюсь, то, что я поеду с папой, его не расстроит.
— Точно, солнышко, — улыбается папа. — Заодно запишем тебя на уроки вокала. Да, так и нужно сделать. Я прямо сейчас позвоню Федору Игнатьевичу и договорюсь о времени... Так. Ты же тоже хотела о чем-то со мной поговорить? — озабоченно хмурит он брови.
— Мы хотели поговорить об одном и том же, — улыбаюсь я.
— Хорошо, — расслабляется папа, но лишь на мгновение. — Ни о чем другом точно не хочешь поговорить?
— Эм... Если ты имеешь в виду... то, что вчера... бабушка... Я...