– Танцы, которыми ты занимаешься, – поясняет он.
Ого. Как он узнал?
– Нет, контемпорари.
– Научишь? – снова шёпот у уха.
С удовольствием. Для меня, по крайней мере.
Опускаю наши руки так, чтобы его оказалась под моей и укладываю его ладонь у себя над грудью так, чтобы его пальцы доставали до плеча, затем его второй рукой как бы опоясываю саму себя, при этом прижимаясь спиной к его груди.
– Держишь? – спрашиваю я дрожащим голосом.
Рома не отвечает, но даёт положительный ответ тем, что усиливает хватку пальцев на моём теле. Укладываю голову в изгиб его плеча и завожу руки за его голову, пальцами касаясь его мокрых волос на затылке.
– А теперь крути, – выдыхаю я, отрывая ноги от дна и чуть сгибая их в коленях.
Со стороны должно выглядеть красиво…
Рома начинает движение, а я вновь утопаю в нашей близости… Вода приятно обтекает тело, солнце греет лицо, плечи, грудь, а вот ладони Ромы обжигают. Заставляют сердце трепетать.
Я не пробовала танцевать в воде. И этот первый раз запомню навсегда. Обещаю себе.
Мы делаем несколько оборотов почти в абсолютной тишине – лишь наше дыхание, тихий плеск воды и шелест листьев. А затем Рома поскальзывается… Начинает клониться назад, утягивая меня с собой.
Перед тем, как уйти под воду, Рома весело охает, а я смешно визжу.
Нас накрывает с головой, мои ноги вновь ощущают эту скользкую мерзость, Рома выпускает меня из рук, и я выныриваю, улыбаясь, а следом в полный рост встаёт и Рома. Он тоже улыбается, глядя на меня пронзительным взглядом. Сама тянусь к его плечам и, обхватив их, отрываю ноги от дна и обнимаю ими его бёдра. Рома поддерживает меня за спину и улыбается шире, слегка поведя бровью: что это я задумала?
А ничего. Просто чем ближе к нему, тем интересней.
– Дно очень мерзкое, – выдыхаю я виновато. Ну оно правда ужасное.
– Да, не из приятных, – соглашается он наигранно серьёзно, а затем интересуется: – Так ты из-за танцев уезжаешь учиться в другой город?
– Что? Нет. С чего ты взял?
– Видел листовки хореографических училищ у тебя на столе. Ну и плакаты на стенах, – пожимает он плечами.
– Это я так… – отвожу я глаза. – Просто было любопытно.
– И на кого ты тогда едешь учиться?
– На экономиста, – говорю я тихо.
– Интересный выбор, – хмыкает он. – Любишь цифры?
– Не особо, – отвечаю честно. – Но папа уверен, что танцор – это не профессия. Что танцами сыт не будешь.
– А что думаешь ты?
– О, это несбыточная мечта: работать, занимаясь любимым делом, – улыбаюсь я.
– Почему несбыточная? Всё в твоих руках, Ксю, – говорит он напряжённым шёпотом.
Если бы…
– Танцы – это хобби. А образование должно быть надёжным. Таким, чтобы ты был уверен в своём завтрашнем дне, – говорю я, не поднимая глаз.
– Дай угадаю, – пренебрежительно усмехается Рома. – Слова твоего отца?
– Ты не понимаешь, – выдыхаю я, чувствуя некоторое раздражение. – Он заботится о моём будущем.
– Но имеет ли он право выбирать его за тебя? – резко спрашивает он.
Разговор перестаёт быть приятным… Опускаю ноги и хочу отодвинуться, но Рома не даёт, удерживает меня возле себя. Поднимаю глаза на его лицо, вижу хмуро сведённые брови, напряжённый взгляд и сжатую челюсть. Он зол…
– Ром…
– Нет, Ксю. Ты несколько лет будешь учиться нелюбимому делу, чтобы потом всю оставшуюся жизнь прозябать на нелюбимой работе. Ходить туда через силу, ненавидеть её и жалеть о том, что не выбрала другой путь. Возможно, винить за это отца. Он должен это понимать!
– Но у меня будет обеспеченная жизнь. Я не буду ни от кого зависеть.
– Это опять не твои слова, – сверкают злостью его глаза. – Ксю… Ты хоть пробовала?
– Что?
– Переубедить отца? Объяснить ему, что твоё сердце желает другое будущее?
– Откуда тебе знать, чего желает моё сердце? – тоже начинаю я злиться. – И потом, не все обладают твоим пофигизмом, чтобы наплевать на всех окружающих.
– Верно, – усмехается он. – Потому что большинство людей трусливы. Они готовы идти на поводу у кого угодно и чего угодно, лишь бы не отстаивать свою точку зрения. А знаешь почему? Потому что боятся сложностей, бояться бороться. Ведь куда приятнее жить как все, не выделяться своими возможными неудачами, плыть по течению своей скучной жизни, и ни одного резкого поворота, никаких переживаний – красота. За видимость хорошей жизни они готовы пахать на отвратной работе, вместо того чтобы обрести себя в любимом деле. И ладно, когда оно не у каждого есть. Пусть гонятся за призрачным благополучием. Но у тебя, Ксю… У тебя оно есть.
– Папа ни за что меня не поймёт, – вновь опускаю я глаза. Слова Ромы жгут грудь, возвращают меня к собственным мыслям, желаниям, мечтам, которые я с таким упорством отгоняла от себя. – Они с мамой заботились обо мне, оберегали, обеспечивали… Я не имею права их подвести. Профессия танцора ненадёжна.
– Но это твоя жизнь, Ксю, – касается он ладонью моей щеки, вынуждая поднять к нему лицо. – Они выбрали свою и не должны выбирать и за тебя. Они могут советовать, осуждать, не соглашаться, но выбирать… выбирать должна ты.
– Это не просто, Ром…
– Понимаю, – сочувственно улыбается он. Кажется, злиться мы перестали уже давно. – Но ты должна попробовать объяснить им. Должна не мне или ещё кому-то. Себе. Просто подумай об этом, ладно?
– Ладно, – выдыхаю я, соглашаясь.
– И прости, – опускает он обреченно лицо и вновь поднимает, мгновенно став самим собой: лукавая усмешка на губах, весёлый взгляд. – Меня иногда заносит. Видимо, наплевать мне не на всех…
Сердце сладко замирает на целую секунду, а затем несётся вскачь. Он невозможный… Единственный в своём роде. И как же круто чувствовать всё то, что я чувствую рядом с ним.
– Пошли, – сплетает он наши пальцы. – Нас, наверное, уже потеряли.
Да…
Чёрт.
Сцена четырнадцатая
До противоположного берега мы вновь добираемся наперегонки. На этот раз побеждаю я, но, сдаётся, мне подыграли. Что очень мило с его стороны. Его лукавая улыбка, озаряющая его лицо, пока мы движемся к берегу сквозь густую воду, лишь подтверждает мою догадку о своей нечестной победе.
Жду, когда Рома поравняется со мной, успокаивая тяжёлое дыхание. Интересно, он возьмёт меня за руку? Пожалуйста-пожалуйста…
Не берёт.
Смотрю на берег и с удивлением понимаю, что наша компания увеличилась. Виктор и его друзья теперь располагались ближе к нашему месту. И Маша играет с ним в бадминтон. При этом каждая компания болеет за своего представителя. Похоже, мы с Ромой пропустили начало турнира.
Рома прослеживает за моим взглядом и хмыкает.
– Эй! – видит нас Зар. – Вы прям вовремя! Машка и Рыжий играют из рук вон плохо. Мы проигрываем!
– Нормально я играю! – возмущается Мария и… не отбивает воланчик.
Все ребята взрываются от смеха. Маша сердито смотрит на Зара, а затем сосредоточенно возобновляет игру. За это время Витя успевает посмотреть на меня и, улыбнувшись, подмигнуть. На что я опускаю глаза.
Я не привыкла к такому пристальному вниманию от парней. Я в принципе до вчерашнего дня никогда не считала себя привлекательной. Ну или не думала об этом, потому что всегда была сосредоточена на учёбе. Ну и последние пару лет на Роме.
Может, я нравилась кому-то в школе, но просто не желала этого замечать?
Как вариант.
В следующую секунду я чувствую тепло пальцев Ромы на своём запястье, и все-все мысли мгновенно испаряются. Скольжу взглядом по нашим сплетённым пальцам, вверх по его руке до плеча, шеи, мягкого подбородка, дрогнувших в короткой улыбке губ и, наконец, встречаюсь с задумчивым взглядом шоколадных глаз, которые отражают золотой блеск солнца.
– Хотел спросить, – замираем мы у берега, всё ещё находясь в воде по колени. – Вчера ты выбрала «Птицу», потому что знала, что она нравится мне, и хотела угодить таким образом?
– И это тоже, – робко улыбаюсь я.
– То есть тебе реально нравится эта песня?
– Исключительно в твоём исполнении, – киваю я. – У Никольского, на мой вкус, больно взрослый голос.
– Так! Уже девять, шесть, – громко комментирует Зар. – Не в Машкину пользу. Зайка, ты как, хорошо играешь?
Несколько пар глаз обращаются ко мне, но мне плевать, потому что в этот момент ладонь Ромы касается моей поясницы и притягивает меня к его груди, ещё не успевшей нагреться на горячем, обжигающем солнце. Дыхание замирает, сердце тоже. Весь мир словно растворяется… Или это растворяюсь я в пронзительном блеске его глаз?
Ещё одна бесконечно долгая секунда, повышающая пульс до сверхсветовой частоты биения из-за близости наших лиц, и его губы касаются моих. Осторожно, медленно. И обжигающе. Каждый нерв буквально визжит от ощущения будоражащей теплоты чужих губ, взявших в плен мою нижнюю…
Одно ужасно короткое мгновение, и Рома отстраняется, криво улыбаясь своим мыслям. Бросает взгляд на ребят и вновь смотрит на меня, делая шаг назад, выпуская меня из своих рук.
Только теперь понимаю, что чей-то свист в отголосках моего сознания посвящался нашему поцелую. Нашему первому поцелую.
– Хотел, чтобы ни у кого не осталось сомнений, – улыбнувшись, негромко поясняет Рома свой порыв.
Я коротко киваю, разворачиваясь к берегу. Грудь царапает неприятное чувство. Досада? Разочарование? Грусть?
Оттого, что мой первый в жизни поцелуй с парнем оказался показным? Мы столько времени провели наедине, но целовать он меня предпочёл лишь для того, чтобы Витя перестал на что-то надеяться? Выходит, что так.
И мне… Мне отчего-то… обидно.
Мария проигрывает. Зло бросает ракетку на плед и так же зло садится рядом, скрещивая руки на груди. Рыжий пытается её ободрить, но она от него лишь отмахивается, бросая сердитые взгляды на Зара. Похоже, решила винить его в своём проигрыше.
Нам с Ромой объясняют правила: по участнику от каждой команды, счёт до десяти, соответственно победа за теми, чьи игроки принесут больше побед в индивидуальных сражениях. Радиус поля для игры обозначается словесно. И никакого жульничества. Сейчас общий счёт: два-два.