Мы ни разу не говорили за все эти дни. Несколько взглядов, вот и всё. Я боялся её выдать, Жани старательно поддерживала опьяненный вид — нуттом от нее несло за двадцать шагов. Прислуживала королю, служанки ушли с фургонами. Не знаю, как ей удавалось обмануть Эшенбу. Наверное, король был слишком увлечен предстоящим делом. Ночью его забавлял Эмруозос: у мага был загнанный, истощенный вид, — совсем как у мальчишек в притонах Дощатого квартала. Я радовался, что девочка проживет еще день. Я мучился: если Жани доживет до нашего поражения, её ждут и позор, и тяжелая долгая казнь. Рука закона ничуть не мягче лоскутной лапы короля. Или девочка выкрутится? Она ведь такая умненькая.
Будь я проклят, противоречия рвали меня на части. Помочь ей легко уйти? Когда сталь вонзается точно в сердце, человек лишь удивляется. Но Жани молода и упорна. И есть у неё крошечная надежда. Выкрутится, обязательно выкрутится. Она предусмотрительна и ловка. И может мечтать о жизни.
В те два дня в Кедровой я был счастлив. Понимание этого и изумление пришли позже. О, пожри марул этот мир. В конце жизни боги меня удивили.
Вспоминает ли она, или страх уже вытеснил всё? Конечно, я не мог дать ей счастье. Старый бродяга-лорд, с жесткой кожей и сердцем аванка. Но все равно, хоть на миг нам стало тепло.
Я работал, так и не надев поддоспешную стеганую куртку и кольчугу. Мы уже прошли мимо башни Глорского маяка — облупленной, с неразборчивым флагом, вяло колыхающимся на слабеющем ветерке. С бака крикнул король:
— Смотри-ка, Либен, они горят! Мои славные глорцы уже ждут своего короля, — Эшенба пытался засмеяться и выхаркнул на трап горсть червей.
Башни и стены Цитадели, мосты и дома, лодки и причалы, шпиль Оружейной гильдии, — все это было уже рядом. Наверняка, нас заметили. Впрочем, возможно и нет. Мы едва ползли, а у горожан полно иных дел, — я видел пять или шесть дымов пожарищ. Доносился слабый звук. Сигналят тревогу? Нет, больше похоже на многоголосый крик.
— Они в ужасе, — король распростер руки. — Ха, так мы еще и не начали. Будет весело, не так ли, Либен?
Я кивнул. Мне было все равно. Нет, нужно собраться. Это утро моего последнего дня, стоит его запомнить.
Мы медленно шли наискосок через гавань, я уже видел ступени Коронной пристани. С мола на нас смотрело несколько человек. Слева, у Новой верфи замерло длинное тело «Клинка Севера», на одном недостроенном когге задребезжал колокол. Метались по настилу пристани какие-то фигурки.
— К делу, парни! — рявкнул король, надевая шлем. — Эй, мои пряжки…
От мачты подскочил Брехун, затянул застежки на спине короля, — сегодня Эшенба надел на кольчугу нагрудник.
— Ветер совсем спадает, — испуганно крикнул от штурвала Джоу.
— Я растяну ваши кишки по всем башням Цитадели, — весело пообещал король. — Девчушка, ты слышишь?
— Да, мой король, — Эмруозос испуганно присел у носового трапа, сжимая в каждой руке по хрустальному шару. — Клянусь, я делаю что могу.
— Старайся, — Эшенба окинул взглядом палубу, — тусклая защита шлема делал короля почти человеком. — Нас уже видят. Либен, начинайте.
Мы задвигались, пригнувшись. У двери каюты на корточки присели Жани и Макакс, мальчишка во все глаза смотрел то на нас, то на медленно приближающуюся пристань. Ветер совсем угас. Ладно, с парусом будет меньше возни. Брехун замычал, тыча своим коротким пальцем.
— Давай, — согласился я.
Мы подняли труп, заранее приготовленный у трюмного люка. Тело, наряженное в лиловый «колдовской» балахон, закоченело в правильной позе, — вбитое через живот древко копья поддерживало руки чуть согнутыми. Закройщик требовал, чтобы мертвец выглядел устрашающе, так и было сделано: с черепа содрали кожу, багровая плоть заветрилась, и моряк, именем которого мы не догадались поинтересоваться, широко усмехался безгубым ртом, озирая порт. Наверняка, ему доводилось бывать здесь раньше.
— Ставьте, — нервничал Джоу.
Мы прислонили труп к штурвалу, притянули веревками. Джоу, уступив вахту, присел и прошептал:
— Мы совсем рядом.
— Рядом? — король, прячущийся под прикрытием борта, закашлял-засмеялся. — Будет славно, если я заблужусь. Как думаешь, Либен, на дне большая толкотня?
— В случае чего, капитан Элки охотно подскажет путь, — сказал я.
Капитан все кашлял, Брехун и Джоу ухмылялись: про призрак капитана Элки, что обитает в Глорской бухте, каждый из нас слыхал с детства.
«Бурун» всё еще скользил по инерции. Парус вяло обвис над нашими головами. Нам нельзя было подходить слишком близко, — иначе всё пестрое устрашение нашего корабля смотрелось бы смешно, — и косо нашитые на паруса клинья алого шелка, и потеки вишневой краски, две бочки которой мы щедро вылили на нос и борта когга. Да и мертвый рулевой вблизи мог вызвать лишь улыбку у настоящих мужчин. Но и замирать слишком далеко от пристани тоже было опасно, — король мог не выйти к цели.
Когг замер, потом его начало разворачивать бортом. Эшенба выругался. Мы повозились у якоря, за бортом плеснуло.
— Я вернусь, — пообещал король всем нам и перевалился за борт.
В молчании я окинул взглядом остатки нашего войска. Колдуна трясло, устроившийся рядом с ним Брехун пробовал пальцем острие своего тесака. Джоу смотрел на мачту, — по полотнищу проходили редкие дуновения ветра, и алые языки шелка взблескивали на солнце.
— Оденусь, — проворчал я и, пригибаясь, перебежал к каюте. Жани, дергая за веревку обезьяньего принца, уже заползла внутрь.
Наконец я был с ней наедине. И сказать было нечего. Она смотрела на меня, покусывая нижнюю губу. Мы молчали, потом Жани взяла мой старый поддоспешник и хорошенько встряхнула. Она помогла мне надеть кольчугу, подала подшлемник. Мне хотелось ей столько сказать, но я не мог.
Она провела ладонью по моим подстриженным волосам:
— Ты настоящий лорд, Либен.
— Ты самая красивая, — наконец-то сказал я всё, что было нужно.
Мы поцеловались, прощаясь. Осторожно, как будто еще было можно что-то сломать.
Как в глупой саге, скрипнула дверь, и в каюту заполз Брехун. Изумленно уставился на нас.
— Рано еще! — рявкнул я, выпуская руку Жани.
Он замычал, показывая на дверь.
Колдун рыдал.
— Не могу, не могу! У меня нет сил. Я ничего не помню!
Брехун ухватил астролога за капюшон балахона, опрокинул на палубу и прижал лезвие «шеуна» к шее, с трудом отыскав щель между цепями драгоценностей.
— Постой, — я оттолкнул широкий клинок тесака. — Наш друг нервничает. Сейчас он соберется с силами и…
— Не соберусь! — слезы текли из глаз Эмруозоса, мешая в кашу пудру, тушь и прочую дамскую грязь. — Я не могу! Я пуст. Убейте меня, убейте скорее!
— Кто тебя будет убивать? — ласково удивился я. — Я только отсеку тебе яйца, дам в каждую руку по игрушке и вышвырну за борт. Вода тебя освежит, легко доберешься до берега. Там тебя встретят…
— Мерзавец! — взвыл колдун. — Опомнись же, Либен! Мы ещё можем бежать. Мы все можем бежать. Ну что за безумие?!
— Ну и голосок у этой шлюшки, — заметил устроившийся у ног мертвеца-рулевого, Джоу. — Крысы приятнее пищат.
Я молча ухватил подол лилового балахона мага, начал задирать…
— Не надо! — завопил Эмруозос, пытаясь лягнуться. — Я всё сделаю. Будьте вы прокляты, тупые чурбаны.
Он пополз по трапу, волоча за собой цепь, отягощенную двумя торговыми гирями, — еще одна выдумка нашего мудрого Закройщика.
— Встань, тебе нечего стесняться, о великий Эмруозос, — напомнил я.
Колдун глянул на меня с ненавистью, высморкался и выпрямился во весь рост. Он ковылял на бак, подтягивая за собой гири.
Какой-то странный шум доносился с берега.
— Вразуми меня тощие боги «желтков»! Да там полно народа, — прохрипел привставший Джоу.
Мы с Брехуном поползли к борту. Я вытащил дальнозоркую трубу.
Какой-то купец тыкал пальцем мне прямо в глаз. Рядом разевала рот девка с богатой косынкой, накрученной на пышно взбитые волосы. Мальчишки, торговец крабами со своим подносом, прыщавый лорд… Коронная пристань была забита народом. Сотен пять, а вдоль стены и из ворот Цитадели бежали еще и еще. На крепостной стене тоже кто-то торчал, разглядывая нас. Мелькнул шлем стражника, — кажется, это был единственный воин у пристани.
— Король прав, мы стали комедиантами, — пробормотал я. — Впрочем, самый главный и знаменитый наш дурак — это колдун.
Брехун с готовностью закивал.
Эмруозос стоял на шатком помосте, сжимая в руках переливающийся шар. Колдун еще хлюпал носом, но, похоже, собирался заняться делом. На доске перед ним лежал придавленный двумя песочными часами лист чертежа, дымилась курильница. Временами Эмруозос всплескивал руками, отчаянно вздымая хрустальную сферу вверх.
— Эти дурни молятся, — сказал Джоу, прислушиваясь.
С пристани доносился разноголосый хор, — там возносили молитву Лунной Акуле, древней полузабытой покровительнице всех глорцев.
— Хорошая богиня, — одобрил Джоу. — Вкуснее её печени я мало что ел.
Богохульник болтал глупости. Мы все нервничали. Время шло, ничего не менялось, разве что хор на пристани стал стройнее. Я взглянул на небо, — чистое, непомерно голубое. Знаю я такие дни, — вдруг наваливается непонятно откуда полный штиль. Можешь свистеть, можешь вязать из соломинок змеев-призывов, но ветра не будет до ночи. Остается только сидеть и удить черноперку, эта рыбешка любит спокойное море.
Я окликнул колдуна:
— Эмруозос, если король вернется, напрасно искупавшись, одними яйцами ты не отделаешься.
Маг, не оборачиваясь, яростно лягнул воздух, — звякнули гири, чуть не свалив кудесника с помоста. Брехун с уважением замычал.
— Да, трудится, красавчик, — согласился я.
Хотелось снять шлем и подшлемник. Жарко. Я чувствовал, как течет пот по спине. На пристани вовсю выли молитву, — народ столпился гуще, кто-то махал привязанным к шесту платком. Нашего быстроногого рулевого подманивают, что ли?
Тень. Скользнула по палубе, ушла. Снова…