— Пять пятьдесят семь. Вы потеряли ровно шесть часов. У вас сейчас полночь, а здесь раннее утро. Остается лишь посочувствовать, если вас ждут на службе. Надеюсь, вам удалось хоть немного поспать?
— Вполне достаточно. С транспортом улажено?
— Вас доставят прямиком к вигваму Большого вождя на виа Витторио.
— Очень смешно. Вы имеете в виду посольство?
— Точно. Вы — специальный груз. Гарантированная доставка прямиком из Брюсселя.
— Все не так. Посольство абсолютно исключено.
— Но у меня такой приказ.
— Я отдаю другой.
* * *
Огилви прошел в маленький кабинет, отведенный для людей, подобных ему. Кабинет располагался в одном из ремонтных ангаров. В нем не было окон и почти не было мебели, зато находились два телефона, связанные с шифровальной машиной. Ведущий к кабинету коридор охранялся тремя парнями, облаченными в неприметные рабочие комбинезоны, под которыми хранилось оружие. Приблизиться к Огилви кому-нибудь неизвестному или принести с собой фотоаппарат было запрещено. В этом случае оружие было бы пущено в ход без предупреждения. Такие предосторожности явились результатом особых переговоров между представителями правительств, которых волновала деятельность, выходящая за рамки официальных соглашений о сотрудничестве специальных служб обеих стран. Короче говоря, тщательная охрана была просто необходима.
Огилви сел за письменный стол и снял трубку с телефонного аппарата слева от себя. Черный цвет говорил о том, что аппарат предназначался для переговоров внутри страны. Рыжеволосый агент набрал запечатленный в памяти номер и через двенадцать секунд услышал сонный голос подполковника Лоренса Брауна.
— Браун у телефона. В чем дело?
— Бейлор Браун?
— Апачи?
— Да. Я в Паломбаре. Новости есть?
— Никаких. Я заполучил всех следопытов Рима. Пока о нем ни слуху ни духу.
— Заполучили что?!
— Следопытов. Мы использовали все платные источники, а также тех, кто нам чем-то обязан...
— Проклятье! Отзовите их немедленно! Вы хоть понимаете, что творите?
— Полегче, приятель. Не думаю, что нам с вами удастся сработаться.
— Мне все равно! Я не дал бы за это и сраного воробья! Вы сейчас имеете дело со змеей, приятель, а не решаете кроссворд для слабоумных. Стоит ему заметить начавшуюся на него охоту, и он поймет, что вы нарушили правила игры. А поняв это, ужалит. Господи, неужели вы полагаете, что за ним никогда не было слежки?
— Мне известны качества моих следопытов, Апачи, — возразил Бейлор воинственным тоном.
— Полагаю, нам следует встретиться и поговорить.
— В таком случае подъезжайте, — предложил подполковник.
— Да, еще одна проблема, — ответил Огилви, — посольство исключено.
— Но почему?
— В домах на противоположной стороне улицы случайно могут оказаться окна. Других причин я не привожу.
— Что же это за причины?
— Он знает, что ни при каких условиях я не покажусь на территории посольства. Камеры КГБ нацелены на все входы и выходы и действуют круглосуточно.
— Он даже не подозревает о вашем приезде, — возразил Бейлор. — Не знает, кто вы.
— Сразу поймет, как только вы скажете.
— Какое имя назвать? — кисло поинтересовался офицер.
— Апачи. Вполне достаточно.
— Он поймет, в чем дело?
— Непременно.
— Мне ваша кличка ни о чем не говорит.
— И не должна.
— Вы определенно не желаете, чтобы мы сработались.
— Весьма сожалею.
— Значит, приезжать вы не хотите. Где же мы встретимся?
— В парке «Вилла Боргезе». Я вас найду.
— Да, пожалуй, это проще, чем мне отыскать вас.
— А ведь вы ошибаетесь, Бейлор.
— В чем?
— Да в том, что мы якобы не сработаемся. — Огилви промолчал, а затем добавил: — Встречаемся через два часа. К тому времени объект уже может связаться с вами.
* * *
Март, как правило, не самый лучший месяц для парка «Вилла Боргезе». Прохлада римской зимы, хоть и не очень суровой, еще не исчезла полностью. Еще не раскрылись бутоны, не вспыхнули красками продолговатые и круглые клумбы — гордость парка весной и летом. Несметное число тропинок, проложенных между линиями к зданию знаменитого музея, казались чуть грязноватыми, зелень — немного блеклой, деревья — сонными. На скамьях вдоль переходных трон лежал слой пыли. Над парком висела легкая дымка; которую обычно смывают апрельские дожди. Но пока природа хранила мартовскую безжизненность.
Огилви стоял у огромного дуба позади музея, граничащего с парком. Было слишком рано, и по аллеям слонялось всего несколько студентов и туристов, томящихся в ожидании момента, когда смотритель распахнет двери, ведущие к сокровищам Боргезе. Бывший оперативник, вновь вернувшийся к деятельности, посмотрел на часы. На его изборожденном морщинами лице промелькнула тень раздражения. Время приближалось к восьми сорока, и сотрудник военной разведки опаздывал уже больше, чем на полчаса. Недовольство Огилви было обращено в равной мере как на себя, так и на Бейлора. Торопясь отвергнуть визит в посольство и желая показать, что командует операцией, он избрал очень плохое место для рандеву. Никуда не годное место. Огилви это понимал. Видимо, и подполковник сообразит, если даст себе труд подумать. Скорее всего; он и опаздывает по этой причине. На самой вилле Боргезе слишком тихо в столь ранний час, она стоит слишком уединенно, и на ее территории чересчур много укрытий, из которых можно вести наблюдение как визуально, так и с помощью приборов. Огилви выругался про себя, это явно не лучший способ утверждения своего авторитета и претензий на руководство. Подполковнику, видимо, пришлось избрать кружной путь, менять средства передвижения, использовать различные уловки в надежде обнаружить слежку. Фотокамеры КГБ нацелены на посольство, и Бейлор оказался в нелегкой ситуации в результате деятельности вашингтонского осла с загадочной кличкой Апачи, которая как нельзя более подходит для коробки с корнфлексом.
Загадка в имени, конечно, была. Но она не имела ничего общего ни с глупостью, ни с маркой корнфлекса. Семь лет назад в Стамбуле два секретных агента с кодовыми именами Апачи и Навахо едва не расстались с жизнью, пытаясь предотвратить организованное КГБ убийство.
У них ничего не вышло, но в ходе операции в четыре утра Навахо попал в критическую ситуацию на пустынном в это время бульваре Ататюрка. Команды убийц из КГБ перекрыли все пути спасения. Гибель казалась неизбежной до того момента, как Апачи, прорвавшись на огромной скорости по мосту на украденной машине, притормозил у тротуара и приказал партнеру либо прыгать к нему, либо остаться без черепа. Под бешеным огнем Огилви сумел проскочить, получив касательное ранение в висок и две пули в правую руку. Человеку, которого семь лет тому назад звали Навахо, было не просто забыть Апачи, ведь без него Майклу Хейвелоку пришлось бы закончить счеты с жизнью в Стамбуле. Огилви очень рассчитывал на хорошую память Навахо.
Звук. Сзади. Он резко повернулся, перед его лицом была черная ладонь, из-за которой виднелось черное лицо. На Огилви внимательно смотрели неподвижные, широко поставленные глаза. Бейлор дважды резко повернул голову и приложил указательный палец к губам. Затем, медленно приблизившись к Огилви, потащил его за толстый ствол дуба и кивнул головой в сторону южного сада, за дальним входом в каменное здание музея. Примерно в сорока ярдах от них находился мужчина в темном костюме, с каменным выражением лица. Он двигался то в одну сторону, то в другую, словно не знал, по какой тропинке пойти.
Издалека до их слуха донеслись один за другим три сигнала автомобильного клаксона и шум мотора. Мужчина замер на мгновение и побежал на звуки. Через несколько мгновений он исчез за восточной стеной виллы Боргезе.
— Отвратительное место, — сказал подполковник, взглянув на часы.
— Это сигналила ваша машина?
— Моя машина стоит у ворот, ведущих на Винито. Сигнал был едва слышен, на что я и рассчитывал.
— Прошу прощения, — произнес бывший оперативник. — Я слишком долго не был в деле. Обычно я не совершал подобных ошибок. В Боргезе прежде было многолюдно.
— Не стоит беспокоиться. Кроме того, я вовсе не уверен, что вы совершили ошибку.
— Давайте сразу поставим все на свои места. Не надо убивать меня добротой.
— Вы не так меня поняли. Ваши чувства нисколько меня не волнуют. КГБ никогда не вело за мной наблюдения, насколько мне известно. Что же случилось сегодня?
Огилви улыбнулся. Значит, все-таки он стоит у руля операции.
— Вы же распустили по всему Риму своих следопытов. Я уже, кажется, имел возможность об этом упомянуть.
Черный офицер помолчал, в его взгляде таилась тревога. Нарушив затянувшееся молчание, он произнес:
— В таком случае с моей службой в Риме покончено.
— Возможно.
— Не возможно, а совершенно точно. Именно поэтому я и опоздал.
— Значит, он все же нашел вас, — мягко сказал рыжеволосый агент.
— Он бил из всех орудий. Я окажусь первым, кто будет разоблачен. Он напал на след Каррас и шел по нему до порта Чивитавеккия. Там ей удалось скрыться. Он не сказал, каким образом и на каком судне. В порту он не только выскочил из устроенной ему ловушки, но и использовал ее в своих интересах, получив нужную информацию от мелкого портового гангстера. То, что он узнал или думает, что узнал, превратило Хейвелока в ходячий пороховой погреб.
— Что именно ему удалось выяснить?
— Он узнал о двойном предательстве. По отношению к нему якобы была применена идентичная тактика: мы настроили женщину против него.
— Каким же образом?
— Кто-то убедил Каррас в том, что он работает на Советы и намерен ее убить.
— Все это мешок дерьма.
— Я только повторяю его слова — точнее то, что сообщили ему. Впрочем, в его версии, если вдуматься, есть определенная логика. Она многое объясняет. В КГБ наверняка есть неплохие актеры, которые могли сыграть ее роль. Это была бы вполне оправданная операция. Мужчина выведен из игры, женщина в бегах. Нейтрализована весьма эффективная пара.