— Один из них должен был оставаться в двадцати футах от берега на катере с работающим двигателем. Второй — стрелять из автомата, потом доставить «мертвое тело» к катеру и затащить на борт. Расстояние, степень освещенности, игра луча прожектора — все это было отработано заранее. Прожектор остался единственным элементом первоначального плана; Хейвелок видел его. Перед ним развернулся вовсе не спектакль. Хейвелок был свидетелем настоящего убийства.
— Боже мой! — Генерал откинулся на спинку кресла.
— Маккензи ни о чем подобном не упоминал? — поинтересовался Брукс.
— Я не думаю, что он вообще видел всю сцену. Мне он только сказал: «Похоже, мои артисты устроили спектакль что надо». Он оставался на холме над дорогой еще несколько часов, наблюдая за Хейвелоком, и ушел перед рассветом, опасаясь, что Хейвелок заметит его.
Эдисон Брукс потер подбородок ладонью и задумчиво произнес:
— Значит, человек, которого мы ищем, который нажал на спусковой крючок на Коста-Брава, человек, узнавший пароль «Двусмысленность» от Стерна и объявивший Хейвелока «не подлежащим исправлению», является советским агентом, засевшим в государственном департаменте?
— Да, — ответил заместитель госсекретаря.
— И он стремится так же отчаянно отыскать Парсифаля, как и мы, — заключил президент.
— Да, сэр.
— Но, если я правильно вас понял, — поспешно заговорил Брукс, — здесь есть одна крупная неувязка. Он не передал информацию потрясающей важности своему руководству в КГБ. В ином случае мы непременно знали бы об этом.
— Больше того, господин посол, он не только не переправил информацию, но и сознательно ввел в заблуждение одного из крупных руководителей КГБ. — Брэдфорд выбрал из пачки один документ и уважительно передал его направо седоволосому политику. — Это я приберег напоследок. Не случайно и не с целью поразить вас, а лишь потому, что документ не имеет смысла, если предварительно не обсудить все связанные с ним вопросы. Честно говоря, я до сих сам не до конца в нем все понимаю. Это шифрограмма от Петра Ростова из Москвы. Он начальник Управления внешнеполитической стратегии КГБ.
— Шифрограмма из советской разведки?! — с изумлением воскликнул Брукс, принимая листок бумаги.
— Вопреки широко распространенным представлениям, — улыбнулся заместитель госсекретаря, — разработчики стратегии противостоящих разведок часто вступают в контакт. Это очень практичные люди, занимающиеся чертовски практичным делом. И не любят создавать ненужных проблем там, где их нет. Судя по сообщению, КГБ не имеет никакого отношения к событиям на Коста-Брава. Он хочет, чтобы мы знали об этом. Подполковник Бейлор в своем докладе, кстати, сообщал, что Ростов в Афинах выследил Хейвелока, и, хотя имел возможность вывезти его из Греции через Дарданеллы в Россию, почему-то решил этого не делать.
— Когда вы это получили? — спросил отставной посол.
— Двадцать четыре часа назад, — ответил президент. — Мы долго изучали послание, стараясь полнее уловить смысл. Ответа, естественно, не требуется.
— Прочтите вслух, Эдисон, — попросил Хэльярд.
— Шифровка адресована Д. С. Стерну. Начальнику Управления консульских операций, государственный департамент Соединенных... — Брукс поднял глаза на Брэдфорда. — Стерн убит три дня назад. Разве Ростов может не знать об этом?
— Если бы знал, не послал бы. Он не имеет права допустить даже малейшего подозрения на то, что КГБ повинно в его смерти. Он действительно не знает, что Стерн погиб. Впрочем, как и все остальные.
— Было сообщение только о гибели Миллера, — пояснил Беркуист. — Мы не могли скрыть ее — шум поднялся по всему госпиталю в Бетесде. Но смерть Стерна и Даусона — секрет, пока, по крайней мере. Мы перевезли их семьи в хорошо охраняемый лагерь в Колорадо-Спрингс.
— Читайте, — сказал генерал.
Брукс поднес листок поближе к лампе и начал читать медленно, монотонно:
— "Предательская акция на Коста-Брава осуществлена не нами. Мы также не заглотили наживку в Афинах. Известное своей гнусностью Управление консульских операций не прекращает своих провокационных действий. Советский Союз продолжает протестовать против нарушения этим учреждением права на жизнь и против актов террора в отношении невинных объектов: как личностей, так и целых народов. А если это грязное подразделение американского государственного департамента полагает, что имеет агента за стенами, окружающими площадь Дзержинского, то пусть оно знает, что предатели будут разоблачены и получат заслуженное возмездие. Повторяю, Коста-Брава — не наших рук дело".
Дочитав, Брукс уронил ручку, сжимавшую листок бумаги, и тяжело вздохнул.
— Великий Боже, — прошептал он.
— Я понял слова, произнес Хэльярд, — но не понял, что он хочет этим сказать.
— Начнем с известного, — предложил Брукс. — На площади Дзержинского нет никаких стен.
— Вот именно, — произнес Брэдфорд и, обращаясь к президенту, добавил: — На это мы не обратили внимания. Стены есть вокруг Кремля.
— Как вокруг, так и внутри, в прямом и переносном смысле, — продолжил бывший посол. — Он хочет сообщить нам, что события на Коста-Брава не могли произойти без помощи агента или агентов в Москве.
— Это понятно, — прервал его Беркуист. — А как насчет стен? Кремль? Как вы это понимаете?
— Он предупреждает нас. Он говорит, что не знает, кто стоит за этой операцией, и до тех пор, пока не выяснит этого, не может контролировать ситуацию.
— Потому что с ними нет обычных каналов связи? — спросил президент.
— И необычных тоже, — добавил Брукс.
— Борьба за власть. — Президент повернулся к заместителю госсекретаря. — От наших разведслужб за последнее время поступало что-нибудь серьезное по данной проблеме?
— Ничего такого, что выходило бы за рамки обычных трений. Старая гвардия потихоньку вымирает, появляются более молодые честолюбивые комиссары.
— Какова позиция генералитета? — поинтересовался генерал.
— Половина из них желает взорвать Омаху, а вторая половина хочет переговоров по ОСВ-3.
— И Парсифаль может их объединить, — сказал государственный деятель. — Все руки потянутся к кнопке запуска ракет.
— Но Ростов ничего не знает о Парсифале, — возразил Брэдфорд. — Он не имеет представления...
— Он что-то подозревает, — прервал его посол. — Он знает, что операция госдепа на Коста-Брава каким-то образом связана с неизвестными ему людьми в Москве. Он пытается их выявить, но не может. Это его чрезвычайно беспокоит. Возникло какое-то неравновесие. Аномалия на самом высоком уровне.
— Как вы пришли к такому умозаключению? — произнес президент, изучая текст шифрограммы, словно надеясь обнаружить в нем нечто, ускользающее от его внимания.
— Здесь об этом не сказано, сэр, — ответил Брэдфорд, кивнув Бруксу. — За исключением слова «наживка», которое относится к Хейвелоку. Как вы помните, он решил не проводить захват Хейвелока в Афинах. Ростов знает о весьма необычных отношениях, существующих между Майклом Хейвелоком и Энтони Мэттиасом. Оба чехи, учитель и ученик, оба из тех, кто выжил... во многих отношениях отец и сын, в общем, два сапога пара. А если кто-то из них или оба связаны с кем-то в Москве? Если да, то с какой целью? Непредосудительные цели можно исключить, поскольку в таком случае незачем скрывать эти связи. Несколько месяцев назад мы уже задавались вопросом о том, что задумал Мэттиас, и какая роль в этом отводится Хейвелоку. Чтобы это выяснить, мы устроили спектакль на Коста-Брава.
— Но тут появился Парсифаль, и все остальные проблемы на этом фоне оказались несущественным, — вмешался Беркуист. — Мы оказались прижатыми к стене. И мы все еще прижаты к стене. Правда, она с той поры выросла, стала мощнее и даже раздвоилась, так что теперь мы оказываемся спиной к ней, в какую бы сторону ни повернулись. К поискам Парсифаля добавились поиски еще одного человека. Кого-то, находящегося здесь, среди нас, того, кто следит за каждым нашим шагом. Советский агент, способный достать секретный код из Москвы и изменить ход операции на Коста-Брава... Господи, мы просто обязаны обнаружить его! Если он доберется до Парсифаля раньше нас, то он и тот безумец в Кремле, которому он служит, смогут диктовать нашей стране любые условия.
— Вы же прекрасно знаете, где его искать, — откликнулся генерал. — Так отловите его! Ясно, что он принадлежит к самой верхушке госдепартамента, имеет доступ к посольской секретной связи и, очевидно, дьявольски близок к Мэттиасу. Ибо, если я вас правильно понял, именно он подставил Каррас. Он достал этот знаменитый шифр, он поместил шифр в ее чемодан, он фактически приговорил ее к смерти.
— Думаю, он организовал не только шифр, но и все остальное, — задумчиво произнес Брэдфорд. — Чемодан перебежчика от Баадера-Майнхоф, наши собственные шифры и инструкции из Москвы. Одним словом, все, что обнаружилось в Барселоне... неизвестно откуда и непонятно как.
— Полагаю, дальнейшее давление на Мэттиаса бесполезно, — полуутвердительно, полувопросительно произнес Брукс.
— Бесполезно, — ответил Брэдфорд. — Он не скажет ничего нового. «Улики неопровержимы. Все соответствует истине. Все данные поступили ко мне по особым каналам».
— До Святого Антония донесся благовест! — взорвался президент.
— "Крот" в госдепе! — не мог успокоиться генерал. — Господи, да неужели его так трудно вычислить? Со сколькими сотрудниками мог переговорить Стерн? О каком отрезке времени идет речь? Несколько минут? Несколько часов? Надо просто установить, с кем он общался в тот день, вот и все!
— Стратеги из Консульских операций работают в обстановке строжайшей секретности, — сказал Брэдфорд. — У них нет расписания встреч и совещаний. В случае необходимости они просто звонят нужному человеку из госдепа, ЦРУ или Совета Национальной безопасности и немедленно получают аудиенцию. Никаких протоколов при этом, естественно, не ведется. Все это делается из соображений внутренней безопасности. Любая записка такого рода заинтересованному человеку может дать массу важнейшей информации.