— Но даже овечки могут взбунтоваться.
— С какой целью? Улучшить свое существование? Для того чтобы немедленно отправиться туда, откуда сбежали? Чтобы их там расстреляли, или сослали в сибирский ГУЛАГ, или просто придушили в темном переулке? Вы должны понять — эти люди пребывают в постоянном страхе. Нет, мы занимаемся просто фантастически выгодным бизнесом!
— Ну, а документы когда-нибудь все же приходят?
— О да. Довольно часто. Особенно для талантливых и способных к продуктивной деятельности. Они продолжают нам платить долгие годы.
— Но мне кажется, что степень вашего риска все же высока. Кто-то может отказаться платить, кто-то станет угрожать разоблачением.
— В таком случае нашими усилиями на свет появляется иной документ, приятель. Свидетельство о смерти.
— Теперь моя очередь спросить — кто это «вы»?
— И моя очередь ответить: «А вот этого я вам не скажу».
— И Рабби хочет отлучить вас от этого «фантастического бизнеса».
— Не исключено.
Резко зазвонил телефон. Когоутек вскочил с кресла-качалки и поспешно пересек комнату.
— Возможно, мы сейчас это и выясним, — сказал он, снимая трубку на втором звонке. — Да?
Хейвелок затаил дыхание. Любопытный университетский атлет, отвечающий за безопасность жильцов, мог в этот момент оказаться в коридоре... У аспиранта могла быть назначена встреча с руководителем... Так много случайностей...
— Продолжайте поиск, — отрывисто бросил уроженец Карпат.
У Майкла отлегло от сердца.
Когоутек вернулся к креслу, забыв стакан на телефонном столике.
— У Хандельмана никто не отвечает.
— Он в Бостоне.
— И на какую сумму вас можно убедить?
— Я много с собой не ношу, — ответил Хейвелок, прикидывая количество наличности, оставшейся в чемодане. Из денег, взятых в парижском банке, должно было остаться около шести тысяч долларов.
— У вас оказалось с собой двадцать тысяч для Рабби.
— Это было оговорено заранее. Я могу дать аванс. Скажем, пять тысяч.
— Аванс от какой суммы?
— Скажу откровенно, — проговорил Майкл, наклоняясь вперед. — На эту женщину отпущено тридцать пять тысяч. Из них двадцать я уже потратил.
— Отнимем еще пять. Остается десять, — заметил буйвол.
— Деньги в Нью-Йорке. Вы их сможете получить завтра, но я должен увидеть женщину и увезти ее еще до наступления утра.
— И очутиться в самолете с моими десятью тысячами долларов в кармане.
— Зачем мне это нужно? Это бюджетные средства, я к ним не имею отношения. Кроме того, я полагаю, что вы можете потребовать справедливую долю и от Хандельмана. Вор у вора дубинку украл. Если вы сможете прихватить Рабби сейчас, то вам, может быть, удастся отставить от фантастического бизнеса его самого.
Когоутек громогласно заржал.
— Ты, чех, тоже, наверное, родился в горах. Но какие гарантии я могу получить?
— Пошлите со мной вашего самого лучшего, самого доверенного человека. Я безоружен. Прикажите ему все время держать меня под прицелом.
— И в аэропорту? Вы меня за козла принимаете?
— Мы отправимся на машине.
— Но почему такая срочность?
Ее ждут рано утром. Я обязан доставить ее одному человеку на угол Шестьдесят второй улицы и Йорк-авеню, там, где начинается скоростная Ист-Ривер-Драйв. У него остальные деньги. Этот человек должен переправить женщину в аэропорт Кеннеди. С «Аэрофлотом» достигнута полная договоренность. Ваш человек не позволит ей пересесть в другую машину, пока не получит денег. Каких еще гарантий вам надо?
Когоутек качнулся в кресле и хитро взглянул на собеседника.
— Рабби — вор. Может, чех точно такой же?
— В чем вы видите подвох? Вы что, не можете доверять своим лучшим людям?
— Самый лучший из них — я собственной персоной. Может, мне и поехать?
— Почему бы и нет?
— Решено! Мы едем вместе. Женщина сидит со мной. Один ствол — к ее голове, другой — к вашей. Пара револьверов, приятель. Ну, где ваши пять тысяч?
— В моей машине на дороге. Пошлите кого-нибудь вместе со мной. Но в машину я влезу один, ваш человек останется снаружи. Это обязательное условие, иначе сделка не состоится.
— Вы, коммунисты, всегда ужасно подозрительны.
— Мы научились этому в горах.
— Ах ты, чех!
— Где женщина?
— Там, на заднем дворе. Она отказывается от пищи. Запустила подносом в нашего кубинца. Но она человек образованный, что не всегда является положительным качеством, хотя и приносит хорошие барыши позже. Вначале ее надо сломать. Возможно, кубинец уже приступил к делу. Он горячий мужчина с железными яйцами. Эта женщина принадлежит к его любимому типу.
Майкл улыбнулся. Эта улыбка далась ему труднее, чем любая другая за всю его жизнь.
— Комната прослушивается? — поинтересовался он.
— Зачем? Куда они денутся? Какие действия смогут замыслить в одиночестве? Кроме того, установка и обслуживание подобного оборудования породит море слухов. Мне хватило шума из-за электронной сигнализации на дороге. Теперь ее приезжает обслуживать специальный человек из Кливленда.
— Я хочу взглянуть на нее. И убраться отсюда как можно скорее.
— Почему бы и нет? После того, как я получу свои пять тысяч долларов.
Когоутек прекратил раскачиваться, повернул голову и проорал по-английски:
— Эй! Проводи-ка нашего гостя до его машины. Пусть он подгонит ее поближе. Да держи его на прицеле!
Через шестнадцать минут Хейвелок уже отсчитывал банкноты, передавая их Когоутеку.
— Ну, теперь можешь сходить к этой бабе, приятель, — удовлетворенно проворчал тот.
Майкл прошел через весь огороженный участок. Силосная башня осталась слева.
— Сюда, направо, — подсказал сопровождавший его человек с испанской «ламой» в руке.
У опушки леса стоял амбар. Но на самом деле это был больше, чем простой амбар. Он был двухэтажным, и в нескольких окнах второго этажа горел свет. Окна пересекали темные полосы, в которых без труда можно было угадать металлические прутья. Тот, кто находился внутри здания, не мог выбраться наружу. Лагерный барак. Концентрационный лагерь.
Майкл с удовольствием ощущал прикосновение жесткой кожи к спине. Рыбный нож находился на своем месте. Майкл был уверен, что без труда справится с охранником и сможет завладеть «ламой». Стоит сделать вид, что споткнулся, поскользнулся на обледеневшей траве, и человек в кожаной куртке — покойник. Но пока еще рано. Это может понадобиться позже, когда он обо всем договорится с Дженной, а до этого ему еще предстоит убедить ее поверить ему... Если же нет — им обоим не жить. Он просто умрет, она — сгорит в том аду, который ей уготован.
Послушай меня! Услышь меня, ведь нас с тобой только двое в этом обезумевшем мире! Что с нами произошло? Что они с нами сделали?
— Постучите в дверь, — приказал идущий сзади. Хейвелок забарабанил кулаком. Изнутри голос с сильным латиноамериканским акцентом произнес:
— Да? В чем дело?
— Открывай. Распоряжение мистера «Ка». Это я, Райан. Пошевеливайся!
Дверь приоткрылась на пару дюймов; в щели показался невысокий плотный человек в обтягивающей рубашке с короткими рукавами и парусиновых штанах. Вначале он уставился на Майкла, затем заметил охранника и распахнул дверь.
— Мне никто не звонил, — сказал он.
— Мы думали, что ты занят, — плотоядно ухмыльнулся Райан.
— Интересно, с кем я мог быть занят? С парой свиней или с безумной бабой?
— Как раз она нам и нужна. Он, — кивнул охранник на Майкла, — хочет на нее посмотреть.
— В таком случае у него должен стоять столбом, ей-богу! — откликнулся кубинец. Минут десять назад я заглядывал к ней. Она спит. Она не спала, наверное, двое суток, не меньше.
— Тем лучше. Он просто прыгнет на нее, — сказал охранник, подталкивая Майкла к двери.
Все трое поднялись по ступеням на второй этаж и вошли в узкий коридор; по обе стороны тянулись ряды стальных дверей с глазками, сквозь которые можно было контролировать поведение узников.
«Мы живем в подвижной тюрьме». Где были сказаны эти слова? В Праге? Триесте?.. В Барселоне?
— Она здесь, — сказал латиноамериканец, останавливаясь у третьей двери. — Хотите взглянуть?
— Откройте дверь, — приказал Хейвелок, — и подождите меня на лестнице.
— Надеюсь... — начал было кубинец.
— Распоряжение мистера «Ка»! — прервал его человек в кожаной куртке. — Делай, что тебе сказано!
Кубинец выбрал нужный ключ из связки на поясе, открыл замок комнаты и отступил в сторону.
— Убирайтесь отсюда оба, — сказал Майкл.
Пара зашагала прочь по коридору.
Хейвелок распахнул дверь.
В маленькой комнате стоял полумрак; тусклый свет едва пробивался сквозь зарешеченное окно, залепленное снегом. У стены он увидел узкую кровать, точнее — солдатскую койку. Дженна заснула не раздеваясь, даже не укрывшись одеялом, уткнувшись лицом в подушку. Светлые волосы рассыпались по плечам, одна рука бессильно свисала, почти касаясь пола. И поза, и тяжелое дыхание говорили о том, что она вконец измучена. У Майкла сдавило в груди. Ведь он сам во многом — причина ее страданий. Он растоптал ее доверие, ее чувства, ее любовь — и чем же он лучше тех скотин, которые загнали ее сюда? Он сгорал от стыда. И от любви.
Рядом с койкой стоял торшер. Если включить его, Дженна может проснуться. Внезапно Майкла охватил леденящий страх. Ему много раз в жизни приходилось рисковать, но никогда на карту не ставилось так много. Если он проиграет — это будет непоправимо. Он проиграет все. Дженну он потеряет навсегда, и останется только одно — расквитаться с лжецами. В этот момент он был готов полжизни отдать за то, чтобы повернуть время вспять, чтобы можно было, не зажигая света, просто прикоснуться к ее руке, тихо окликнуть ее по имени, увидеть ее лицо... Как это происходило сотни, тысячи раз. Но и ожидание становилось мучительной пыткой. Где взять слова?.. Если бы все, что произошло между тем давним жутким спектаклем и этим мгновением, оказалось просто кошмарным сном... Стоит лишь включить торшер — и сон кончится или начнется по новой... Майкл глубоко вздохнул и сделал шаг вперед.