Путешественник выбрал место для своего скита именно здесь, в Тоннеле, рядом с космическим путешественником. И не потому, что хотел исполнения своих желаний, – привлекало само соседство с незваным гостем.
Вик, как и положено, подал в Бюро Времени заявку на месяц медитаций. Или, как это официально звучало: «взять каникулы на месяц».
Эта заявка позволяла каждому, кто намеревался провести «на каникулах» (в нирване, в самадхи, в глубокой медитации, – называйте, как хотите), впоследствии получить продление своей жизни на большой отрезок времени (время медитации, умноженное на соответствующий коэффициент). Правда, при одном условии: медитирующие не должны прерывать заявленный срок медитации или, не дай Бог, вмешиваться в процессе «нирваны» в события обычной жизни, или вступать в контакт с другими людьми. В КБ утверждали, что эти медитации помогают созданию энергозащиты вокруг Миров. Поэтому «бдения в скиту» приветствовались и ценились, равно, как и способность человека овладеть медитативным состоянием.
Но Вик решил уйти в медитацию не только ради продления жизни. Просто в какой-то момент вдруг ощутил, что, кажется, самое интересное его ждет не «там, за ближайшим поворотом», а где-то внутри него самого. И настоящее чувство свободы – это не ускользающая тень того, за чем он гонялся раньше, – а затаилось это чувство где-то в глубине его сознания. И «все звезды» на самом деле вращаются вокруг него самого, как планеты вокруг Солнца. Он сам – как раз и есть центр Вселенной.
А осколок метеорита, который в народе назывался Волшебный Камень, – похоже, и есть талисман, охраняющий от всего внешнего, теперь уже казавшегося ненужным.
Вик плотнее завернулся в плед, от этого его движения его «ласточкино гнездо» качнулось.
Место чуть повыше осколка метеорита, где и прикрепил он свой гамак, казалось ему идеальным для того, чтобы оказаться вне времени и пространства. Без еды, без движения, в узком гамаке, с небольшим запасом воды он рассчитывал выдержать этот месяц довольно легко.
Первое время Путешественник невольно вздрагивал, когда его плотный гамачок, который он назвал «ласточкино гнездо», покачивался от каждого движения. Но постепенно привык.
…Его внимание привлек знакомый звук. Подвывание моторчика капсулы, едва слышное… Но уж ему-то, старому путешественнику, были знакомы все оттенки этих звуков – от урчания сварливой голодной лисы – старых самодельных моторчиков, до легкого еле слышного посвистывания современных скоростных малогабаритных моторов капсул.
Капсула остановилась возле метеорита. Что, впрочем, его не удивило.
Из нее вышли двое…
Нет повести печальнее?
Вик пошевелился в своем «ласточкином гнезде», стараясь закуклиться в плед, как бабочка в кокон. От неподвижной позы кровь бежала медленнее, и становилось немного зябко. Пока это было всё, чего он достиг за два дня бдения в «ласточкином гнезде». Выходит, что еще он не полностью закрылся от внешнего мира в своем личном пространстве. Как говорится, еще не «окуклился».
Он уже привык к гостям у подножия. Порой это были сталкеры с большими клетчатыми баулами. Судя по всему, в них они перевозили добро, раздобытое в аномальных зонах Тоннеля. Дважды пролетели мимо стайки привидений, осеняя пространство тихими завываниями. (Почему они всегда летают стаями?)
Было и несколько капсул с переселенцами.
У Волшебного Камня часто останавливались и капсулы с экскурсантами. От этих шума было больше всего. Они, громко переговариваясь, подпрыгивали, пытаясь дотянуться до метеорита, чтобы загадать свои желания.
Раз в день появлялись клинеры с оранжевыми прицепами, чтобы убрать мусор после посетителей, – как никак, место вокруг метеорита – местная достопримечательность.
По вечерам лишь одинокие путешественники с неизменным упорством бороздили темноту лабиринтов Тоннеля.
На Вика никто не обращал внимания. Он был вне зоны обозрения. До него не доставал свет светильников, равно как и свет фонариков. Его конусообразное убежище издали было похоже на большое осиное гнездо и почти сливалось с серой стеной. Если кто и примечал его «гнездо», то наверняка принимал за домик какого-нибудь «летучего мыша» из тоннеля.
Вик, чтобы лучше сконцентрироваться на внутреннем покое, пытался преобразовать всё это в считалку, типа: «одна капсула, две капсулы, три капсулы, четыре…».
– Подсади, я не достаю… – сказал один из парней, которые копошились у подножия Волшебного Камня.
– Да нужно тебе это… – ответил второй. – Я, если честно, не очень-то в это верю.
Эта вновь прибывшая парочка, не замечая Путешественника в его «гнезде», весело переговариваясь, чем-то скоблила по стене. Вик накрылся с головой, чтоб не слышать этот скрежет. Звуки стали тише.
И если б не резкий запах, то, может, Вику удалось бы погрузиться в нирвану. Похоже, парни зажгли какие-то ароматические свечки в плоских стаканчиках. И снова – более резкие запахи свежей краски говорили о том, что парни начали еще и что-то рисовать на стене, весело перекрикиваясь. Тоннель их забери, не хватало еще этих граффитистов! Муралисты хреновы! И как Вик ни заворачивался в плед, запах краски доставал его все больше.
Интересно, что люди сохранили всё те же привычки, старые, как мир. Как бы мир вокруг них не менялся, – а они всё по-прежнему норовят привязать к шаманскому дереву свою ленточку; кто-то трет рукой камень, загадывая желания, кто-то клеит к стене записки с пожеланиями, – как на стену Плача. А кто-то вот рисует граффити.
Вик вздохнул, постаравшись зарыться поглубже в свою нору, чтоб его не доставали эти резкие запахи.
– Что вы делаете? Отойти от стены! – послышался чей-то окрик.
Громкие голоса гулко зазвучали внизу. Похоже, сюда подтянулся еще кто-то.
Шум внизу усилились. Вик недовольно приоткрыл глаза и осторожно выглянул из кельи.
В слабо освещенном пространстве площадки перед молодыми ребятами стояли двое вновь прибывших. Блестящие пуговицы и кожаные кокарды говорили о том, что это сотрудники Контроля за порядком. В такие службы чаще всего набирали ребят из этнодеревень, вроде Деревни Майя. Майанцы выделялись среди остальных смуглыми широкими лицами и выдающимся крупным носом.
Похоже, сейчас здесь назревал вполне реальный конфликт. Вик давно не встречал конфликтных ситуаций. Но – Тоннель есть Тоннель. В этом пространстве, где царили потоки несгармонизированной энергии, всё было возможно.
Путешественник волей-неволей слушал то, что происходило внизу.
– Ты почему рисуешь здесь наш символ? – грозно вопрошал охранник, судя по всему, у одного из художников. – Ведь это наше солнце, как ты смеешь?
– Но я не символ рисовал, а человека, – парень старался говорить примиряюще, словно оправдываясь. – Я девушку здесь рисовал, любимую …свою, кстати.
– Так значит, эта девушка – из наших, коль символ солнца ты на ней рисуешь?
Грубоватый мужчина изъяснялся довольно странно, ритмичными фразами, на трэшке – смеси языков, среди которых преобладал старо-испанский. А парень, отвечая, скорее всего, машинально подражал его высокопарному стилю, а может и рассчитывал тем самым как-то умиротворить мужчину.
– Из ваших?… Из каких? Из майя?
– Да что ты знаешь о своей девчонке?
Вмешался второй голос, судя по всему, это был друг парня:
– С охраной бесполезно спорить, Рома.
– А, так ты – Рома, – автор той мазни? – ответил мужчина грубым хрипловатым голосом.
Путешественник знал, что «ромами» неформально называют в народе обитателей Первоначального Мира. Очевидно, намекая на их цыганскую судьбу. Ведь этот Мир заполнен переселенцами с Земли, которые все еще «сидят на чемоданах», еще не решив, куда податься. И Земля – перестала быть им домом, и новый мир этим домом еще не стал. Переселенцы нуждались в помощи психологов, и, потом, их ждала перенастройка.
– Но это не мазня – портрет любимой…
Второй парнишка тихо сказал Роме.
– А если это кто-то из ее родни?
– Я попрошу, не трогай надпись, – Рома обратился к мужчинам.
– Не положено, – ответил второй охранник. Но первый, с хриплым голосом был настроен более враждебно.
– Так как ее зовут, ты имя знаешь?
– А имя ее Джули, и она…
– Ах, Джули? Как ты смеешь здесь имя дочери моей произносить?
– Но может то совсем другая Джули?, – вмешался второй парень.
– Какая разница? Все наши женщины – для наших. Чужих к себе не примем, не надейся.
– Но ведь ее я встретил в Мире Сказок…
– Да, моя дочь там учится рисунку… Так это, судя по всему, она…, – категорично заявил более пожилой мужчина. – Забудь ее! И больше – чтоб я тебя не видел и не слышал.
Голоса внизу стали тише. Вик спохватился, поймав себя на том, что напрягает слух, словно ему было какое-то дело до того, что будет дальше. Но, по большому счету, какое ему дело до чьих-то проблем, до чужих страстей, конфликтов и разборок? Разве он здесь ради этого?
Путешественник постарался расслабиться, дыша полным дыханием йоги, начиная с живота, как учил его учитель. Кажется, помогло. Показалось, что тело окутывается легким теплом. Он начал считать про себя: «раз слон…, – ох, Тоннель его побери, – …раз капсула, два капсула, три капсула…»
Шум разговора внизу, показалось, совсем затих.
«…двести тридцать одна капсула…»
Скрежет по стене снова привлек его внимание. Вик приоткрыл глаза и снова с неудовольствием выглянул из гнезда. «Когда они там, наконец, успокоятся?»
Двух парней уже здесь не было. Один из контролеров расставлял под торчащим в стене осколком метеорита какие-то свечки, скатанные в шарики, – очевидно самодельные. Второй мужчина, отец Джули, – старательно соскребал со стены изображение девушки.
– Достань воск священных пчел, – попросил спутника отец Джули, закончив отчищать стену от краски. – Самый раз почистить пространство и нашу судьбу от чужих воздействий.
– Да, мы дали молодежи слишком много воли. В наше время все было по-другому.