Мозаика Тоннеля Перехода. Рассказы — страница 21 из 21

Не за этим ли странным процессом следит и Константин?

А люди, между тем, прибывали, и молча вставали рядом со странным парнем.

В какой-то момент, и Костя, слегка ссутулившись, опустив голову, словно стремясь казаться незаметнее, превратившись в одного из «этих», – двинулся навстречу смуглому «пришельцу».

Александра Романовна не знала, что делать. Продолжать ли следить за журналистом и странным объектом его внимания, или, закончив, эту игру в детектива, отправиться домой.

И в самый разгар своих колебаний, вдруг поймала на себе взгляд смуглолицего «нездешнего» паренька, до сих пор, казалось, не замечавшего того, что происходило вокруг. Взгляд четкий, ясный, осознающий, и направленный прямо на нее. Да, именно на Александру Романовну. Паренек хитро так улыбнулся, как бы говоря: «А я, между прочим, все вижу, всё замечаю». А потом он одобрительным взглядом окинул всех собравшихся вокруг него. Еле заметно кивнул головой, и они, единой группой, казалось, составлявшей некое целое, не говоря ни слова, молча двинулись за ним.

«Как пионерский отряд, уходящий в далекий поход» – мелькнула в голове у Александры Романовны ассоциация…


В каптерке бабы Шуры и здесь, в Первоначальном мире, все было почти так же, как и в ее комнатёшке театрально-художественного общежития: старый топчан, застеленный вязаным покрывалом, выступавший из темноты угловатый шифоньер, уютный полумрак, в котором можно было с удовольствием утонуть, отдыхая от дневного суеты.

Света стоящего рядом светильника Косте было вполне достаточно, чтобы написать и прочесть то, что написал в своем блокноте:


…Там, где не пахнет ни миррой ни ладаном,

Там, где дверь выбивают прикладами,

Там, где пылает в полнеба заря, -

Там мы стояли, друзей потеряв.


Все повторяется снова по кругу:

Бой и потеря лучшего друга.

И снова вонзается горячо

Осколок ненависти в плечо…


Рядом на топчане, у него под боком, шевельнулась баба Шура, всхрапнув во сне. Константин взглянул на нее. Похоже, она, как и он сам, вполне прижилась здесь.

Тогда, в метро, когда он выслеживал Проводника, Константин не сразу заметил увязавшуюся за ним бабу Шуру.

И вот теперь, вспоминая их приключения в той экспедиции, – кстати, одной из первых экспедиций Перехода (как тогда говорили: «в другое измерение»), – подумал: а может он зря потащил тогда бабу Шуру с собой?

Кстати, тогда у Проводника были сомнения и насчет самого Константина, – насколько он готов для Перехода в другой Мир. Но после медитации на музыке в полуподвале одного из музыкальных центров, – Константин был допущен к Переходу, благодаря своей вполне гармоничной любви к Иоганну Себастьяну.

Тогда-то Константин и вступился за бабу Шуру. Он чувствовал ответственность за судьбу Александры Романовны, на которую, благодаря их скандальному интервью навалились новые испытания судьбы. И защитить ее, в этой революционной буче, кроме него, похоже, было некому.

Интересно, вспоминает ли она их Переход через одну из «кротовых нор»?

«Я когда-нибудь, может, пойму

Это время в крови и дыму…»

Дописал Константин.

«Или – не пойму?» – подумал он, откладывая стило.

Задумался. Нет, сейчас он точно не допишет это стихотворение, потому что совершенно не знает, чем оно может закончится. Равно как и все происходящее там, в Юдоли. И ему совсем не хотелось этого знать. Потому что происходившее там шло по своему замкнутому кругу, повторяя многократно само себя, и, стало быть, не имело конца.

Хотя порой… Правда, лишь изредка, ненадолго, – ему не хватало той горячей безбашенной атмосферы Юдоли, ранее так здорово подогревавшей его творческую фантазию.

К счастью, это случалось нечасто…