В одном отношении, однако, послевоенный мир действительно пришел к значительному консенсусу относительно функции мозга. Было выдвинуто предположение, что в некотором роде деятельность человеческого мозга и существование разума – это одно и то же. Два ключевых открытия были сделаны практически одновременно, но в довольно отличных формах. В 1949 году философ Гилберт Райл[202] доступно изложил эту проблему в книге «Понятие сознания», а в 1950 году Алан Тьюринг написал обширную научную статью «Вычислительные машины и разум» [65].
Публикация Тьюринга имела огромное влияние, поскольку именно в ней он предложил методику, известную как «тест Тьюринга» – способ ответить на вопрос «Могут ли машины мыслить?».
Идея ученого, которую сам он называл «игрой в имитацию» (отсюда и название фильма о его жизни[203]), заключалась в следующем: если у вас есть устройство, способное отвечать на вопросы, и человек, разговаривающий с этим устройством, оказывается не в состоянии обнаружить, что общается с машиной, тогда во всех смыслах она умеет мыслить.
Если есть устройство, которое способно отвечать на вопросы, а человек не понимает, что общается с машиной, то во всех смыслах оно умеет мыслить.
Статья Тьюринга не содержала никаких вычислений и была по существу философским эссе, суть которого мыслители, вроде Локка или Лейбница, уловили бы мгновенно. Тьюринг был уверен, что технические разработки в конце концов приведут к тому, что машины пройдут это испытание:
«Я уверен, что через пятьдесят лет станет возможным программировать работу машин с емкостью памяти около 106, чтобы они могли играть в имитацию настолько успешно, что шансы среднего человека установить присутствие машины через пять минут после того, как он начнет задавать вопросы, не поднимались бы выше 70 %» [66][204].
Что касается того, как это воплотить в жизнь, то Тьюринг полагал, что «проблема заключается главным образом в программировании» [67]. При правильном подходе машина Тьюринга, состоящая из материи, по-видимому, сможет мыслить. К аналогичному выводу пришел год спустя инженер Дональд Маккей из «Клуба Ratio»: «Мы не смогли отыскать принципиального различия между наблюдаемым поведением человеческого мозга и поведением, возможным в подходяще спроектированном артефакте» [68]. Для Тьюринга трюк заключался в подходящем программировании, для Маккея это был вопрос конструирования. В обоих случаях логика подсказывала, что машина может выдавать результат, неотличимый от результата работы мозга.
Работа Райла «Понятие сознания» во многом подкрепила убежденность большинства читателей в том, что разум имеет материальную основу. Райл не пытается объяснить ни то, как работает мозг, ни то, как его деятельность приводит к существованию разума – слово «мозг» вообще почти не упоминается.
Главной целью философа было последовательное разрушение дуалистической системы Декарта, которую ученый недвусмысленно охарактеризовал как «догму призрака в машине». Его аргумент создал стройную философскую концепцию, согласно которой психическая жизнь тождественна физической активности мозга, но Райл не сумел доказал ее истинность.
В Великобритании его идеи быстро завоевали общественное сознание, причем радио сыграло в этом процессе не последнюю роль. В 1950 году Третья программа ВВС транслировала серию выступлений таких ораторов, как Шеррингтон, Эдриан и Райл, под общим названием «Физическая основа разума», в то время как «Лекции Рейта»[205] того года читал Джон Закери Янг, и они имели подзаголовок «Размышления биолога о мозге» [69].
Схема, сопровождающая «Лекции Рейта» Дж. З. Янга 1950 года, показывающая некоторые пути, связанные с предупреждающим криком ребенку, который собирается перейти дорогу. По сравнению со схемой Шарко здесь больше анатомических деталей, и, прежде всего стрелки представляют информационные пути
Тексты бесед были опубликованы в еженедельном журнале ВВС «Слушатель» и растиражированы в виде книг. Зоолог Солли Цукерман в докладе «Механизм мышления: Разум и вычислительная машина» и прежде всего Янг в прочитанных семи лекциях популяризировали новый взгляд на мозг и поведение, разработанный Винером, разъясняя его идеи об отрицательной обратной связи и подчеркивая значимость информации в мозге. Янг обратился к своей аудитории следующим образом:
«Информация поступает в мозг в виде своеобразного кода… импульсов, проходящих по нервным волокнам. Полученные данные хранятся в мозгу либо путем передачи импульсов по замкнутым цепям, либо в форме, соответствующей отпечатку. Именно это и делают вычислительные машины: они одновременно хранят старые данные и получают новую информацию и вопросы в закодированной форме. Полученная в прошлом информация формирует правила действия машины, кодируется и хранится, чтобы к ней можно было обратиться… В мозге клеток даже больше, чем электронных ламп в вычислительной машине, и не исключено, что он действует в некотором роде как арифмометр… Однако мы все еще не знаем точно, как мозг хранит правила или сравнивает с ними входные данные. Он может использовать принципы, отличные от принципов вычислительной техники» [70].
Уверенность, проявленная такими знаковыми фигурами, как Райл, Тьюринг и Янг, в отношении физических основ разума резко контрастировала с довоенными представлениями. Отголосок старых взглядов еще звучал в идеях Шеррингтона, который в 1937 году, в возрасте восьмидесяти лет, прочитал серию лекций в Эдинбурге. Они были опубликованы в 1940 году под названием «Человек и его природа» и содержали довольно бессвязные размышления ученого о связи между разумом и мозгом. В одной из лекций он использовал причудливую аналогию для описания функции мозга; метафору, которая стала удивительно известной среди нейробиологов – «заколдованный ткацкий станок». Эта фраза встречается, когда Шеррингтон описывает, что происходит с нами при пробуждении:
«Мозг пробуждается, и вместе с ним возвращается разум. Как будто Млечный Путь вступил в некий космический танец. Голова быстро становится заколдованным ткацким станком, где миллионы мелькающих челноков ткут растворяющийся узор, всегда осмысленный, но непостоянный; изменчивая гармония субпаттернов» [71].
Определение «заколдованный» не был просто выразительным эпитетом. Вся аргументация Шеррингтона, иногда выражаемая как своего рода лирическая метафизика, состояла в том, что, хотя существует корреляция между разумом и мозгом, это вовсе не означает, что разум находится в мозге, просто мозг служит местом взаимодействия между ними, как утверждал Декарт. Истинная природа разума была неизвестна, и Шеррингтону казалось, что у него вообще нет физической основы. Он неоднократно критиковал широко распространенное материалистическое предположение о том, что ум есть некая форма энергии. Шеррингтон подчеркивал, что невозможно было обнаружить разницу в форме или функции нейронов, задействованных в областях мозга, отвечающих за рождение мысли, и теми, что нашли в других частях тела [72]. Ум, утверждал Шеррингтон, не основан на материальных явлениях. Подразумевалось, что метафорический ткацкий станок был заколдован в буквальном смысле, так как работал с помощью магии. Как выразился ученый на своем типично витиевато-образном языке: «Ум… является в нашем пространственном мире более призрачным, чем призрак. Невидимый, неосязаемый, он не имеет даже очертаний, он не “вещь”. Он существует без чувственного подтверждения и останется без него навсегда» [73].
Лекции Шеррингтона были опубликованы в 1940 году под названием «Человек и его природа» и содержали довольно бессвязные размышления ученого о связи между разумом и мозгом.
Мак-Каллок и Питтс прекрасно осознавали противоречие между подходом, изложенным в их статье 1943 года, и взглядами Шеррингтона. В конце своей работы они сделали следующее заявление: «Как формальные, так и конечные аспекты той деятельности, которую мы привыкли называть ментальной, строго выводимы из современной нейрофизиологии… В таких системах “ум” больше не может быть “более призрачным, чем призрак”» [74].
Точный подход, разработанный Мак-Каллоком и Питтсом, оказался ошибочным, поскольку нервные системы функционируют не так, как они предполагали. Но их внимание к процессам, которые можно представить как вычисления, и к значению фундаментальных структур нервной системы – все это имело огромное значение. Сейчас мало кто из ученых стал бы утверждать, что «мозг – это компьютер», за исключением того, что данная метафора дает очень смутное представление для общественности. Но все-таки большинство согласилось бы с тем, что мозг можно рассматривать – среди прочего – как вычислительный орган, который, как полагал Крейк, манипулирует символическими представлениями о внешнем мире, чтобы исследовать альтернативные варианты или решения. Хотя в тот период наука достигла консенсуса относительно того, что делает мозг, среди исследователей еще не было согласия по вопросу, как именно он это делает. Теории, объясняющие данную проблему, начали развиваться во второй половине XX века, с появления нового взгляда на мозг, описывающего все его функции и применяющегося в современном научном мире. Мы переносимся в настоящее.
Настоящее
В мае 2018 года я присутствовал на конференции по нейронным цепям в исследовательском кампусе «Джанелия» в пригороде Вашингтона, округ Колумбия. Однажды за обедом, сидя под солнцем Вирджинии, мы беседовали с одним из местных исследователей, доктором Адамом Хантманом. Накануне вечером я выступил с докладом, основанным на некоторых идеях настоящей книги, и это привело к одному из разговоров на тему «Куда мы идем?». Взгляд Адама был откровенным: «Какие концептуальные новшества мы создали за последние тридцать лет?» – спросил он, прежде чем ответить на собственный вопрос: «Ни единого».