Однако в 1975 году, незадолго до смерти, Пенфилд объявил: «После многих лет попыток объяснить разум только на основе работы мозга я пришел к выводу, что проще (и гораздо легче и логичнее) принять гипотезу, что наше существо состоит из двух фундаментальных элементов».
Пенфилд оправдывался тем, что «несмотря на новые методы, такие как использование стимулирующих электродов, изучение пациентов в сознании и анализ эпилептических приступов, нет убедительных доказательств того, что только мозг может выполнять ту работу, которую выполняет разум» [19]. Но отсутствие исчерпывающего объяснения феномена сознания еще не означало, что господствующая материалистическая концепция была ложной.
В 1950-х годах, после публикации книги Гилберта Райла «Философия сознания», философски настроенные психологи (и психологически настроенные философы) сфокусировались на природе сознания. В 1956 году оксфордский психолог Уллин Плейс[352] утверждал, что «разумная научная гипотеза» заключается в том, что сознание – это процесс в мозге, и настаивал, что недостаточно отвергать это предположение только на философских основаниях [20]. Три года спустя философ из Аделаидского университета Джон «Джек» Смарт развил аргументы Плейса, помогая установить философскую основу давней рабочей гипотезы о том, что сознание и мозговые процессы являются различными аспектами одного и того же феномена [21].
В 1950-х годах философски настроенные психологи сфокусировались на природе сознания.
Учитывая трудности прямого ответа на этот вопрос, научный интерес к сознанию ослабел до такой степени, что в 1962 году американский психолог Джордж Миллер заявил: «Мы должны запретить слово “сознание” на десятилетие или два» [22]. Какова бы ни была серьезность предложения Миллера – сам он использовал это слово более восьмидесяти раз в своей книге, включая посвящение целой главы данной проблеме, – в следующем году был опубликован крупный обзор функций мозга, в котором рассматривалось более 1000 научных статей и все же удалось избежать использования термина «сознание» [23]. Однако убрали просто слово, сама проблема никуда не делась – обзор продемонстрировал ряд удивительных результатов, которые бросили вызов нашему пониманию принципов работы человеческого мозга, и продолжают вызывать беспокойство.
Мода на психохирургию, господствовавшая в психиатрии США середины XX века, не всегда имела катастрофические последствия, как в случае с бедным Генри Молисоном. У некоторых пациентов тяжелую форму эпилепсии можно облегчить путем разделения левого и правого полушарий мозга. Нужно просто[353] разрезать структуру, которая их соединяет, – мозолистое тело. Состояние больных зачастую значительно улучшалось без проявления каких-либо видимых побочных эффектов, что привело к предположению, что мозолистое тело было чем-то вроде структурного элемента [24]. Однако в 1950-х годах эксперименты Роджера Сперри на животных показали, что если рассечь мозолистое тело, то произойдет нечто чрезвычайно странное.
В 1956 году ученик Сперри Рональд Майерс изучал визуальное обучение у кошек и исследовал хорошо известный факт, что сигналы сетчатки, относящиеся к левой стороне поля зрения, идут в правую половину мозга, а сигналы, относящиеся к правой стороне, идут в левую половину мозга, что позволяет представить визуальный стимул только одной стороне мозга. Майерс обнаружил, что, когда кошке разрезали мозолистое тело, она на первый взгляд вела себя вполне нормально, пока ее не проверили с помощью очень специфической процедуры. Если животное учили выполнять задание, основанное на стимулах в левом зрительном поле, а затем проводили проверку в правом, она вела себя так, как будто никакого обучения никогда не было. В отличие от непрооперированной кошки, левое полушарие ее мозга не знало, чему научилось правое. Мозолистое тело позволяло передавать знания всех видов между двумя полушариями. В мозге животных, у которых была рассечена эта структура – Сперри эффектно назвал их животными с «расщепленным мозгом», – такого переноса не могло произойти. В 1961 году Сперри подытожил свои открытия: «Таким образом, кошка или обезьяна с расщепленным мозгом во многих отношениях является животным с двумя отдельными мозгами, которые могут использоваться либо вместе, либо поочередно» [25].
В середине XX века в США началась мода на психохирургию.
Это было по-настоящему интересно. Мозговая активность, связанная с восприятием и обучением, не имела строгой локализации и в то же время не зависела от общей активности всего мозга.
Способность воспринимать и познавать может в равной степени присутствовать по отдельности в каждом полушарии – мозг способен действовать как один или как два обособленных нервных центра.
Более широкие, тревожные последствия не были открыто упомянуты в статье Сперри 1961 года. Он не сказал о том, что может случиться с человеком, чье мозолистое тело было разрезано.
Австралийская газетная карикатура 1961 года, иллюстрирующая эксперименты с расщеплением мозга у животных. Использование повязок на глаз не является достоверным
В течение года были получены поразительные ответы на этот вопрос благодаря работе другого ученика Сперри, Майкла Газзаниги[354], и добровольной помощи сорокавосьмилетнего мужчины Б. Дж., страдавшего тяжелой формой эпилепсии [26]. Отчасти благодаря данной работе в 1981 году Сперри получил Нобелевскую премию вместе с Хьюбелом и Визелем. В феврале 1962 года пациенту Б. Дж., которого звали Билл Дженкинс, разрезали мозолистое тело, чтобы облегчить его ужасные приступы эпилепсии. Это была также возможность для участвовавших в проведении операции ученых узнать нечто фундаментальное о том, как работает мозг. Б. Дж. оценил двойственную природу вмешательства и великодушно произнес перед операцией: «Вы знаете, даже если операция не излечит мои припадки, но вы узнаете нечто новое, это будет полезнее, чем все, что я мог сделать в течение многих лет» [27].
Мы можем воспринимать и познавать каждым полушарием.
Через шесть недель после операции Газзанига навестил Б. Дж. дома – он, по-видимому, полностью выздоровел, а его припадки практически прекратились – и начал десятилетнее исследование того, что значит жить с расщепленным мозгом. В первые дни Газзанига использовал простые тесты, которые включали мигающие изображения на экранах либо в левом, либо в правом зрительном поле пациента и, следовательно, могли быть восприняты только одним полушарием мозга [28]. Стенограммы ранних экспериментов поразительны. В самом первом тесте Газзанига кратко представил изображение коробки в правом зрительном поле, которое могло быть обнаружено только левым полушарием мозга Б. Дж., также контролировавшим его речь:
М. Г.: Что вы видели?
Б. Дж.: Коробку.
М. Г.: Хорошо, давайте сделаем это снова.
На этот раз Газзанига представил другой образ, который могла видеть только правая половина мозга.
М. Г.: Что вы видели?
Б. Дж.: Ничего.
М. Г.: Ничего? Вы ничего не видели?
Б. Дж.: Ничего.
Газзанига вспоминает, что в этот момент его пульс ускорился от возбуждения и он вспотел. Как и в экспериментах с животными, казалось, что одна сторона мозга Б. Дж. не осознавала того, что видела другая.
Но была загвоздка: левое полушарие мозга контролирует речь, поэтому только оно может ответить на вопрос Газзаниги. Чтобы выяснить, происходило ли вообще что-нибудь в правом полушарии мозга, когда Б. Дж. утверждал, что ничего не видел, Газзанига показал ему набор карточек с изображениями предметов и попросил угадать увиденное, указав на одну из карточек. Используя левую руку (управляемую правой половиной мозга, которая видела изображение), Б. Дж. безошибочно указывал на нужную карту. Этот удивительный эксперимент показал, что каждая половина мозга Б. Дж. теперь живет собственной жизнью (Газзанига использовал менее эмоциональный термин «система ментального контроля») [29]. Одна могла говорить, другая – нет, но обе могли слышать, видеть, распознавать предметы и отвечать на вопросы. «О, сладость открытия!» – вспоминал Газзанига. Сам того не подозревая, он нашел подтверждение теории, которую Густав Фехнер выдвинул в 1860 году, более века назад: если разделить мозг, то получится два мозга вместо одного.
Каждая половина мозга живет собственной жизнью.
Но не все шло гладко. В первые месяцы Б. Дж иногда испытывал конфликт между двумя полушариями мозга. Его руки работали по-разному, когда он натягивал брюки или застегивал ремень [30]. Это первоначально вызывало проблемы в экспериментах, когда две руки конкурировали за выполнение задачи, что препятствовало получению ответа [31]. Такие конфликты постепенно утихли, по-видимому, по мере того, как каждая «версия» мозга привыкала делить тело с другой (хотя ни один разум не подозревал о существовании другого). В конце концов Б. Дж. зажил нормальной жизнью, хотя уму непостижимо, что творилось у него в голове.
Полученные результаты были экстраординарными. Вдруг оказалось, что не только мозг животного можно было без ущерба разделить надвое, но и, судя по всему, человеческий мозг. Каждое полушарие было самодостаточно для создания разума, хотя и с немного различными способностями и взглядами в левой и правой половинах. Вместо одного разума человек имеет два. Попробуйте провернуть такое с компьютером.
Если разделить мозг, то получится два мозга вместо одного.
Первоначальное предположение о том, что правое полушарие не имеет доступа к языку, оказалось чрезмерно упрощенным: эта половина мозга иногда способна распознавать написанные слова и даже контролировать речь в ограниченной степени [32]. У одного пациента правое полушарие могло вербально отвечать на простые вопросы, хотя предполагалось, что исключительно левое полушарие его мозга будет иметь способность порождать речь. Как происходила эта передача информации, было неясно, но, возможно, она осуществлялась через неповрежденные подкорковые структуры, что указывает на существование связей между двумя сторонами мозга, не вовлеченными в порождение сознания [33].