. От «плавающего» флота в комиссию вошли капитаны 1-го ранга В.В. Римский-Корсаков 1-й (командир линкора «Император Павел I») и П.П. Муравьев (помощник начальника Учебно-минного отряда Балтийского флота и командир учебного судна «Европа»). «Реформа всего хозяйственно-технического строя на флоте и создание таких условий, которые, наилучшим образом обслуживая ближайшие и наиболее существенные потребности техники, упростили в то же время ведение общего хозяйства министерства. Выработка основ организации будущих техническо-хозяйственных учреждений, определение объема их функций и взаимоотношений, а также прав, обязанностей и ответственности чинов этих учреждений»[292] — вот что должно было стать целью работы комиссии. В основу ее деятельности были положены решения совещания 5 января 1908 г. и принципиальная схема, выработанная там же. В составе комиссии были образованы подкомиссии: кораблестроительная, механическая, артиллерийская, минная, строительная, финансовая и комиссариатская (общее руководство двумя последними было возложено на контр-адмирала И.П. Успенского, исполняющего должность начальника ГУКИС). После того как на одном из заседаний известный кораблестроитель полковник Корпуса корабельных инженеров А.Н. Крылов предложил создать на базе Научно-технической лаборатории, Опытового бассейна, Морского музея и Комиссии морских артиллерийских опытов Центральную научно-исследовательскую лабораторию, под его председательством была образована особая подкомиссия.
Хотя принципиальная схема морского управления была утверждена на совещании 5 января 1908 г., в комиссии А.А. Вирениуса возникли многочисленные разногласия по вопросам взаимоотношений товарища морского министра, начальника судостроения и отделов по специальностям. Исполняющий должность начальника ГУКИС контр-адмирал И. П. Успенский и начальник Отдела заготовлений ГУКИС капитан 1-го ранга Н.Д. Дабич высказались против введения должности начальника судостроения, так как, по их мнению, он будет подменять собой товарища морского министра. Председатель А.А. Вирениус и исполняющий должность главного инспектора минного дела МТК контр-адмирал М.Ф. Лощинский возражали на это, что в случае отсутствия начальника судостроения «возможны трения между отделами»[293]. При обсуждении вопроса о названии нового техническо-хозяйственного учреждения также возникли разногласия. Предлагаемое название «Главное управление морских сооружений» не устраивало многих членов совещания. Так, С.П. Дюшен считал, что отделы должны быть самостоятельны, что несовместимо с наименованием вышестоящего учреждения Главным управлением. По его мнению, следовало образовать при начальнике судостроения небольшую канцелярию, а все спорные вопросы решать в особом Техническом совете, председателем которого и будет начальник судостроения. Фактически это означало восстановление подобия МТК, также коллегиально решавшего технические вопросы. Старший помощник главного инспектора кораблестроения МТК генерал-майор ККИ П.Е. Черниговский считал, что создание ГУМС будет означать восстановление ГУКИС, и, кроме того, будет почти невозможно подобрать офицера на должность начальника учреждения со столь широкими функциями. Помощник главного корабельного инженера Петербургского порта по новому судостроению полковник Г.Ф. Шлезингер предложил именовать лицо, координирующее деятельность специальных отделов, главным инспектором кораблестроения, «ответственным за весь ансамбль корабля». Но наибольшие споры вызвал вопрос о правах гипотетического начальника ГУМС, или главного инспектора кораблестроения. Этот вопрос был тесно связан с порядком выбора типов и проектов кораблей. Например, П.Е. Черниговский предлагал сначала определять цену, то есть водоизмещение корабля, а затем уже его тактико-технические элементы. Главный инспектор артиллерии МТК генерал-майор А.Ф. Бринк предложил другой порядок — сначала определять ТТЭ в специальном совещании с участием представителей МГШ, ГМШ, действующего флота и особо приглашенных специалистов. Только после этого Кораблестроительный отдел должен был определить тоннаж, а заводы — цену постройки. Вызвал некоторые разногласия и вопрос о границах компетенции начальника судостроения: может ли он решать все вопросы самостоятельно, но после обсуждения Технического совета, или некоторые решения должен принимать и товарищ морского министра без обсуждения. Комиссия обсуждала также некоторые вопросы организации портового и местного управления морского ведомства.
В марте 1908 г. И.М. Диков получил еще одну записку от Л.А. Брусилова под названием «Проект развития и реформ морских вооруженных сил России»[294]. Это, по-видимому, была реакция на проекты командира Ревельского порта контр-адмирала А.А. Ирецкого и начальника ГУКИС контр-адмирала И.П. Успенского, появившиеся в конце февраля — начале марта, и ведшие к фактическому упразднению МГШ. Дело в том, что деятельность разнообразных совещательных органов, рассматривавших будущее устройство управления морским ведомством, в 1906–1907 гг. успела вызвать уже определенное разочарование и желание сдвинуть дело с мертвой точки. А. А. Ирецкой считал, что необходимо «коренным и самым безжалостным образом» упростить центральные учреждения, оставив лишь Канцелярию Морского министерства «в которой должны быть сгруппированы Главные инспекции всех технических отделов и финансовой части, распределяющей кредиты (подчеркнуто у А.А. Ирецкого. — К.Н.)»[295]. Порты, по его мнению, в техническом отношении должны находиться в ведении товарища морского министра, а «в строевом, дисциплинарном и воспитательном» — в ведении ГМШ. Контр-адмирал также предлагал исключить из состава флота или переименовать в гражданские чины офицеров флота, «живущих (а не служащих! — К.Н.) в С.-Петербурге». И.П. Успенский считал, что для успешного управления флотом следует разделить министерство на две части: хозяйственно-техническую во главе с товарищем министра и административную (боевая подготовка, личный состав и инспектирование) как «главнейшую», в непосредственном заведовании министра. Органом главы ведомства для управления административной частью должен служить ГМШ, в состав которого необходимо включить и МГШ[296].
Для Л.А. Брусилова «Проект развития и реформ морских вооруженных сил России» был последней попыткой добиться изменения мнения морского министра по принципиальному вопросу о схеме будущего управления морским; ведомством. Автор указывал, что создавать флот можно только после выяснения вопроса о том, для чего он существует. Он справедливо полагал, что оборонительного или наступательного по составу флота быть не может, могут быть только оборонительные или наступательные задачи. Л.А. Брусилов излагал свои идеи об организации действующего флота, требовал передачи крепостей в морское ведомство. Отдельно останавливался бывший начальник МГШ на схеме управления флотом[297]. Схема была вполне в духе тех, которые МГШ предлагал ранее. Отличия незначительны: главного начальника флота и морского ведомства заменил морской министр, управляющего Морским министерством — помощник министра. Распределение отделов между тремя автономными частями морского ведомства осталось тем же, что и в последней схеме, разработанной МГШ в январе 1908 г. Надо полагать, что Л.А. Брусилов и не надеялся на одобрение этого проекта и подал его, желая в последний раз на посту начальника МГШ выступить в защиту своей точки зрения и интересов своего детища.
На замечании И.М. Дикова о «большом пристрастии к отвлеченным теориям и порядкам в Германском флоте» сотрудников МГШ стоит остановиться подробнее. Действительно, планы реорганизации морского ведомства, выдвигавшиеся офицерами МГШ весной 1907 — зимой 1908 г., имели прототипом структуру германского военно-морского управления и систему, принятую с 1905 г. для управления русским военным ведомством. Это признавали и сами генштабисты: «Характер государственного строя и уклад народной жизни должны особенно заметно отражаться на системе управления вооруженными силами, — писал в июне 1907 г. Л.А. Брусилов. — Эта система должна соответствовать духу народа. Германская и Японская империи сложились из отдельных феодальных государств, которые издавна привыкли к самоуправлению, поэтому в основу их военно-морских управлений положен принцип децентрализации, принесший им богатые результаты. Государство Российское сложилось из ряда удельных княжеств, но и после объединения их народ наш привык к местному управлению, сначала деревня управлялась помещиком, а после освобождения крестьян — Земствами. Российская конституция ближе всего подходит к Германской и Японской. Обширность отечества нашего требует предоставления местным органам большой самостоятельности. Поэтому надо полагать, что принцип децентрализации принесет хорошие плоды и в нашем военно-морском управлении. Если же предполагаемая схема, основанная на теоретических рассуждениях, оказывается, близко подходит к схемам лучших иностранных флотов, то надо полагать, что эта система правильна»[298]. Конечно, наивными выглядят рассуждения Л.А. Брусилова об общности исторического пути России, Германии и Японии, однако возникает вопрос: почему же идея разделения морского ведомства на три части была столь популярна в МГШ? С одной стороны, успехи германского военно-морского строительства на рубеже XIX и XX в. были очевидны. Система управления им, четко действующая в условиях Германии, не могла не привлекать внимания мыслящих русских офицеров, тем более что она резко отличалась от принятых в других европейских флотах. Поэтому многие, по-видимому, были искренне увлечены ею и, кроме того, после русско-японской войны существовала определенная мода на копирование германских военных и военно-морских институтов — достаточно указать на период 1905–1907 гг. в военном ведомстве. Обращает на себя внимание и англофобия многих офицеров МГШ. В целом ряде аналитических записок этого времени они отстаивали мысль о том, что главным историческим противником России является Великобритания, а потенциальным союзником — Германия. Эти настроения находили отклик и в «высших сферах» — достаточно вспомнить историю подписания