Барбара Эроусмит Янг, одна из нескольких специалистов по нейропластике, о которой я рассказал в книге «Пластичность мозга» и которая вылечила многих пациентов с расстройствами обучения с помощью упражнений для мозга, тоже обращалась к Кану. В молодости она пережила тяжелый эндометриоз, заболевание, при котором клетки внутреннего слоя стенки матки начинают разрастаться за пределами этого слоя, что приводило к болям, кровотечениям и сделало Барбару бесплодной. Неоднократные операции привели к образованию ужасных рубцов внутри ее брюшной полости (так называемые послеоперационные спайки). Рубцовая ткань была настолько обширной, что она испытывала постоянные боли и многодневные нарушения проходимости кишечника, угрожавшие жизни. При каждом хирургическом вмешательстве положение становилось только хуже. Она страдала десятки лет. Наконец в результате тестирования было установлено, что она имеет генетическую аномалию, которая приводит к образованию избыточной рубцовой ткани.
После всех хирургических вмешательств у нее развился хронический болевой синдром с невыносимыми болями в брюшной полости, которые помогли уменьшить Майкл Московиц и Марла Голден. Но она по-прежнему страдала тяжелыми кишечными запорами.
Зная о том, что лазеры низкой интенсивности способствуют нормальному восстановлению рубцовой ткани, я рассказал Барбаре о докторе Кане. После ряда сеансов ее состояние, которое, как ей сказали, было хроническим, невероятно улучшилось. Запоры стали очень редкими, едва ли несколько раз в год, и менее опасными, что позволяло ей путешествовать, а боли уменьшились. Кан также достиг выдающихся результатов в лечении эндометриоза и смог так эффективно замедлить развитие болезни у некоторых пациенток, что они отказались от операций. Мне было мучительно сознавать, что Барбара могла бы избежать многочисленных операций, бесплодия и десятилетий жизни в страхе перед запорами, если бы лазерная терапия была более широко известна.
Кан показал мне едва заметные остатки повреждения тканей на своем лице, типичном для пожилого человека, который слишком много времени проводит на солнце. «Будучи подростками на ферме, мы всегда работали без рубашек, шляп и защитного крема», – сказал он мне. Теперь он платил за это: дерматолог сказал ему, что кожное повреждение (которое называется актиническим кератозом) представляет собой предраковое состояние. Обычно такие образования вырезаются или выжигаются горячим лазером. Но вместо этого Кан воспользовался лазером низкой интенсивности, и его кожа пришла в норму после нескольких сеансов. По его словам, многие тяжелые раковые состояния кожи, такие как базально-клеточный рак кожи, тоже можно вылечить низкоинтенсивной лазерной терапией.
Я убеждался в том, что в руках Кана и его коллег лазеры быстро излечивают травмы, которые считались почти неизлечимыми, – восстанавливают хрящи, сращивают порванные связки, мышцы и сухожилия.
Среди людей, завершивших курс лазерной терапии, за которыми я наблюдал, подавляющее большинство добились значительного улучшения своего состояния. Теперь я задавался вопросом: что могут сделать лазеры для решения проблем мозга?
Вторая встреча.
Следующее электронное письмо от Габриэллы я получил двадцать четвертого февраля. Габи, как она иногда себя называет, написала, что она была очень занята. Она связалась с Анитой Солтмарш и начала проходить курс лазерной терапии в качестве участницы исследования Бостонской группы. По словам Солтмар, терапия будет заключаться в лазерном облучении макушки ее головы в течение короткого времени. Габи поняла это так, что ей придется проводить десятиминутные сеансы световой терапии каждый день до конца ее жизни, начиная со следующих недель. Также она решила сходить на консультацию к Кану насчет своего фолликулита, поскольку он имел большой опыт в лечении ран и кожных инфекций.
Габи никогда не обсуждала с Каном идею работы над проблемами ее мозга, так как он в основном показывал слайды с открытыми ранами и другими травмами. Но когда он узнал о симптомах ее когнитивного расстройства, то, будучи хирургом, не сомневался в том, что это вторичные симптомы повреждений мозга, полученных в ходе операции. Независимо от опыта и аккуратности работы хирурга, во время внутричерепных операций обычно возникает значительное кровотечение, приводящее к образованию рубцовой ткани, особенно в мягкой защитной оболочке головного мозга. Кроме того, прямой ущерб наносится и самим нейронам, что приводит к развитию разнообразных вторичных симптомов.
«Когда я сидела на сеансе лазерной терапии фолликулита, – рассказала мне Габи, – Фред подошел ко мне и сказал: «Я могу помочь вам и насчет мозга; я уже несколько лет занимаюсь этим». Когда он это говорил, то лишь деловито пожал плечами, как будто не сомневался в ответе. Вы же знаете Фреда».
С 1993 года Кан занимался терапией шейного отдела позвоночника и обратил внимание, что при решении проблем в этой области у пациентов с расстройствами центральной нервной системы или нарушением функций мозга часто происходило улучшение и по другим симптомам, не связанным напрямую с шейным отделом. Он пришел к мысли, что спинномозговая жидкость, которая циркулирует по спинному мозгу, судя по всему, возвращается в головной мозг после облучения лазером.
Габи спросила Кана, в чем будет заключаться лечение, и он объяснил, что теперь во время сеансов терапии фолликулита также будет направлять луч другого лазера в верхнюю часть ее шеи, фокусируясь на стволе мозга. Обзор научной литературы убедил его, что уменьшенные дозы света на протяжении более долгого времени эффективны для регенерации тканей и уменьшения патологического воспаления, а также для улучшения общего кровообращения в мозге. Первые сеансы продолжались более часа, но он не думал, что Габи всю жизнь будет нуждаться в лазерной терапии.
Во время первого сеанса он направил лучи лазеров в верхнюю часть ее шеи и ниже, вдоль позвоночника. После сеанса Габи почувствовала себя обессиленной, несмотря на то, что всего лишь сидела в кресле. Она нуждалась во сне, что было типичной реакцией мозга на начало процесса выздоровления. Это совершенно не похоже на упадок сил, который возникает после сеансов лучевой терапии раковых опухолей, приводящей к уничтожению клеток. Как сказано в третьей главе, это происходит потому, что в поврежденном мозге, находившемся из-за хронического возбуждения симпатической нервной системы в функциональном состоянии «борись или беги», наконец спадает напряжение и активируется парасимпатическая нервная система: она притупляет ощущение тревоги и запускает восстановительные процессы. После этой предварительной фазы нейронной модуляции мозг вступает в продуктивное состояние нейронной релаксации.
После второго сеанса терапии Габи поняла, что ее жизнь изменилась. Она заметила, что теперь может дольше сохранять сосредоточенность. Через три недели она обратила внимание на улучшение памяти и прилив энергии; к примеру, она могла целую минуту чистить зубы. Приступы тошноты прекратились. Она могла свободно наклоняться и открывать дверь холодильника.
Примерно через два месяца она написала мне:
«Теперь я уже могу запоминать нужную мне информацию, произвольно концентрировать внимание и выполнять несколько дел одновременно. Ко мне вернулась ясность ума. Я могу свободно поворачивать голову налево и нагибать шею. Я слушаю радио, пою, хожу в рестораны и торговые центры. Я посещаю синагогу (микрофоны больше не беспокоят меня) и выполняю упражнения в плавательном бассейне. (Крики детей, перебранки в гетто и звуки фенов тоже больше не доставляют мне неудобств.) Я хожу быстрее, чем мой отец в лучшие дни, и стала гораздо сильнее… Надеюсь, я снова буду водить автомобиль… Очень радостно, когда те улучшения, на достижение которых раньше уходило несколько месяцев, теперь происходят за два-три дня».
Потом она добавила небольшой постскриптум:
«Концерт: «Бетховен и ваш мозг» с Дэниэлем Левитиным вечером в эту субботу в Кернер-Холле.
Спасибо за ваш интерес и помощь».
Дэниэль Левитин – один из ведущих мировых экспертов по влиянию музыки на человеческий мозг. Он собирался прибыть вместе с дирижером Эдвином Аутуотером и симфоническим оркестром Китченер-Ватерлоо, который будет исполнять Бетховена. Левитин не был равнодушным академическим наблюдателем. Он имел за плечами серьезную музыкальную карьеру и выступал на сцене вместе со Стингом, Мелом Торме и группой «Блу Ойстер Култ», консультировался со Стиви Уандером и «Стили Дэн» и работал инженером звукозаписи у Сантаны и «Грэтфул Дэд». Потом он (как и Кан) резко изменил род своей профессиональной деятельности и стал психологом, исследующим взаимодействие музыки и человеческого мозга. Теперь он возглавляет лабораторию восприятия, осознавания и оценки музыки в Университете Макгилла и является автором книги «Ваш музыкальный мозг». Я сразу же приобрел билеты, а поскольку мы не встречались, то позвонил его секретарше в Монреале и пригласил его на обед у меня дома за день до концерта. Она сказала, что попробует связаться с ним, но не может ничего обещать, так как он прилетает из Лос-Анджелеса.
В тот вечер Дэниэль Левитин постучал в мою дверь, когда мы обедали с друзьями. У нас завязался оживленный разговор о современных немецких и древнегреческих философах. После подачи десерта Левитин заметил у стены две гитары, словно ожидавшие приглашения. Оставшуюся часть вечера мы пели и играли как собственные, так и чужие песни. О мозге не было сказано ни слова.
На следующий вечер перед концертом он был очень разговорчивым, и они с Аутуотером обменивались остроумными шутками, словно два эстрадных комика. Кернер-Холл славится великолепной деревянной отделкой; стены плавно изгибаются по направлению к потолку, усиливая резонанс и создавая впечатление, что вы находитесь внутри замечательного музыкального инструмента.
Левитин, Аутуотер и оркестр исполнили увертюру Эгмонта, четвертую часть симфонии № 9, вторую часть симфонии № 3 и всю симфонию № 5. Пока оркестр играл Бетховена, слушатели пользовались миниатюрными цифровыми устройствами, чтобы в реальном времени регистрировать эмоции, вызываемые тем или иным музыкальным фрагментом; компьютер в реальном времени обрабатывал все результаты. Было увлекательно наблюдать, как значительное большинство людей, услышав музыкальную композицию без слов, испытывают одну и ту же эмоцию, будь то печаль, скорбь или радостное предвкушение. Все мы знаем, что определенные музыкальные фрагменты кажутся веселыми, грустными или пугающими, но это была очень наглядная демонстрация того, как звуковые колебания оказывают очень сходное влияние на, казалось бы, такие разные мозги разных людей. Левитин объяснил, как музыка – ее тембр, тон, вариации, ожидаемые и неожиданные переходы – влияет на мозг, вызывая эмоциональные реакции. Концерт завершился под гром аплодисментов, но вечер не закончился. Вместо того чтобы выходить на улицу, люди собрались в фойе с видом на зеленый бульвар и слушали выдающегося азиатского пианиста, который играл для всех.