Сегодня разработано множество нейропластических упражнений для корректировки разных аспектов зрительной системы. Майкл Мерцених и его коллеги в компании Posit Science разработали компьютерные упражнения, которые расширяют периферийное зрение; они предназначены для пожилых людей, управляющих личным транспортом. Предполагается, что эти упражнения приведут к снижению количества ДТП, помогая людям в преклонном возрасте сохранять сенсорные функции, необходимые для управления автомобилем[239]. Другая компания, Novavision, разработала упражнения для мозга, помогающие в реабилитации людям после инсульта, мозговых травм или хирургического удаления опухолей в зрительной коре (подобные операции часто приводят к резкому ограничению зрительного поля[240]). Исследования показывают, что компьютерные упражнения могут способствовать расширению зрительного поля – иногда совсем небольшому, но ведь полезно любое улучшение. Как мы увидели в главе 4, низкоуровневая лазерная терапия тоже может улучшить зрительные способности.
С терапией естественного зрения тесно связана сравнительно малоизвестная теория бихевиористской оптометрии, существующая уже около ста лет. Согласно этой теории зрение представляет собой набор навыков, которые поддаются тренировке.
Эти положения согласуются с принципами нейронной пластичности. Нейробиолог Сьюзен Барри около пятидесяти лет прожила с двухмерным зрением из-за врожденного косоглазия. Как мы уже говорили, у людей с косоглазием возникает синдром «двойного зрения», в попытке избавиться от которого мозг перестает обрабатывать зрительные сигналы одного глаза, так что зрительная кора, принимавшая информацию от этого глаза, вынуждена бездействовать. Для объемного (трехмерного) зрения мозг нуждается в информации от обоих глаз, передающих в мозг изображения объектов под немного разными углами. На основе нейропластического метода, предложенного оптометристом, Барри заново пробудила и сбалансировала обе части зрительной коры и наконец в возрасте пятидесяти лет увидела мир трехмерным, о чем написала в своей книге «Фиксация моего взгляда»[241]. Нейронная пластичность существует от колыбели до могилы.
Пластичность зрительной системы, которая позволила Уэбберу, Барри и другим «перепрограммировать» свой мозг, стала для них подлинным благословением. Но есть и обратная сторона медали – у всех, кто постоянно пользуется компьютером, зрительная система перепрограммируется в направлении центральной фиксации. По статистике, дети в США смотрят в экран одиннадцать часов в сутки. Это значит, что они перестают пользоваться периферийным зрением.
Ситуация не изменится к лучшему с очками Google, благодаря которым люди смогут выходить в Интернет, даже идя по улице. Очки Google, хотя и оставляют свободной небольшую область периферийного зрения, в основном задействуют «центральное зрение», делая пользователя менее внимательным к происходящему на границах зрительного поля. Именно там таятся опасности и возможности, которым мы уделяем недостаточно внимания. Там живет новизна.
Бездумное использование таких устройств, которые не учитывают наши биологические особенности, все дальше уводит нас от принципов естественного зрения и оставляет все меньше возможностей сохранить хорошее зрение. Любая новая технология, принимаемая взрослыми людьми, влияет не только на них, но также становится привычной для молодых людей. При этом мало кто помнит, что то, как мы пользуемся нашими глазами, влияет на наш мозг и в буквальном смысле направляет его развитие. Глаза обладают силой включать и выключать процессы нейронной пластичности. Недавно проведенное исследование показало, что, по сути, нейропластические изменения в зрительной системе начинаются не от мозга, а от глаз. Группа исследователей под руководством Такао Хенша из Гарвардского медицинского колледжа и доктора Алена Прошьянца из Высшей нормальной школы в Париже продемонстрировали, что у новорожденных мышей из сетчатки поступает в мозг особый белок под названием Otx2[242], который стимулирует нейронную пластичность, способствующую обучению и формированию новых связей между клетками. С помощью метода меченых атомов они смогли проследить за движением белка от сетчатки. В целом, по словам Хенша, «глаз сообщает мозгу, когда нужно становиться пластичным»[243]. Открытие того, что пластичность мозга обусловлена изменениями в сетчатке, реагирующей на визуальную стимуляцию, – это важное доказательство нашего основного тезиса о том, что мозг и психическую активность нельзя рассматривать отдельно от тела.
Уэббер почти не сожалеет о том, что ему удалось восстановить зрение, но несколько причин для сожаления у него все же остается. Когда он был слеп, больше всего его мучила неспособность видеть и узнавать эмоции на лицах людей; это заставляло его беспокоиться о собственной безопасности и множестве других неудобств. Однако, по словам многих незрячих людей, некоторые аспекты жизни приобретают большую глубину в отсутствие зрения, в том числе внутренние переживания. «Вы действительно кое-что теряете, когда можете видеть, – сказал он. – Раньше мое состояние ума было более спокойным и тихим; я ясно осознавал свои мысли, чувства и ощущения, поскольку моему разуму не приходилось блуждать в сети многочисленных ассоциаций, вызываемых поступающей зрительной информацией. Без зрения ощущение моих внутренних состояний было более непосредственным». Он считает, что привычка большинства людей полагаться на центральное зрение, особенно у тех, кто большую часть дня сидит за компьютером и смотрит на экран в полуметре от себя, формируется за счет ущемления периферийного зрения. Периферийное зрение дает видящему контекст событий. Центральное зрение, сфокусированное на подробностях, упускает контекст из виду. «Центральное зрение – это края, линии и детали, но они ни с чем не связаны, – говорит он. – Привычка к центральному зрению создает у нас ощущение отрешенности от происходящего, а это фундаментальная проблема».
«Вы хотите сказать, что чувствовали лучшую связь с окружающим миром, когда не имели центрального зрения?» – спросил я.
«Да, это так, – ответил он, и этот ответ удивил меня. – Когда вы чувствуете себя надежно защищенным, не видя мелких деталей, то в вашем организме преобладают эффекты парасимпатической нервной системы. Потом происходит резкий сдвиг, и вы осознаете всего себя, воплощенного в собственном теле». Он добавил, что после утраты центрального зрения, когда ему все больше приходилось полагаться на периферийное зрение, «моя интуиция стала более доступной и достойной доверия».
Самой большой переменой после возвращения зрения, кроме способности различать чужие эмоции, было «ощущение свободы воли: я мог более эффективно совершать манипуляции с окружающим миром. И я видел прекрасные вещи, особенно в глазах Кристины». Он имел в виду, что их отношения с Кристиной Долежал приобрели романтический характер.
Уэббер написал мне с острова Крит. Размышления об утрате центрального зрения открыли ему новые виды восприятия, навевавшие воспоминания об архетипической фигуре слепого провидца Тиресия, который говорил с Одиссеем в гомеровском Аиде, и, разумеется, о самом Гомере, который якобы был слепцом. В мире Гомера слепой человек никогда не возвращается в мир зрячих, но «видит» и даже «предвидит» то, о чем не подозревают другие люди.
В его письме я увидел понимание того, что иногда мудрость былых времен бывает более поучительной, чем современная наука, временами попадающая в тупик. Древние (включая буддистов и древних йогов, разработавших упражнения, которые помогли Уэбберу), не были ограничены механистической метафорой мозга, доминировавшей в науке последние четыреста лет. Они могли рассматривать зрение как развивающуюся способность психики, а значит, допускали возможность его направленного развития и совершенствования.
Однажды Уэббер написал мне как человек, оценивающий видимый мир с точностью, доступной лишь тому, кто совершил путешествие от зрения до слепоты и обратно. Он описал соседнее оливковое дерево, такое старое, что оно считалось национальным памятником: «Считается, что его возраст около трех тысяч лет. Это возвращает нас в Минойскую эпоху. Оно огромное – ствол весь увит прожилками и зияет дырами и пустотами… Размер его кроны составляет 14 метров. Оно по-прежнему приносит плоды… от 80 до 100 кг оливкового масла. Это меньше, чем в былые времена, когда оно давало больше 220 кг… Вот результат многолетней заботы и внимания. Только представьте, какие истории окружают такое дерево! В окрестностях есть много старых великанов. Они похожи на людей, которые просто пустили корни и тихо живут своей жизнью. Часто кажется, будто они танцуют, в то время как другие стоят, как судьи. В рощах этих древних деревьев ощущается дыхание разума, словно Афина до сих пор говорит и наставляет нас».
Я невольно задавался вопросом, пишет ли он только о дереве или еще и о том, как сильно изменил его жизнь естественный способ исцеления. Ведь этот способ основан на таком древнем знании, что большая его часть уже мертва, но то, что используется человеком, остается абсолютно живым.
Глава 7. Устройство для перезагрузки мозга
Использование нейронной саморегуляции для уменьшения патологических симптомов
I. Трость у стены.
Сначала он заметил, что ему становится трудно петь, что было настоящим кошмаром, так как пение было смыслом его жизни и единственным источником дохода. Потом он уже совсем не мог петь и лишь произносил слова. Еще через два года его голос стал тихим и тонким, так что он мог издавать только короткие, еле слышные фразы.
«Было мучительно видеть, как он теряет свой чудесный певческий голос, просто сердце разрывалось, – говорит Пэтси Хасманн, которая пятьдесят лет была его женой. – Я любила этот голос». Рон Хасманн был известным певцом на Бродвее, исполнявшим песни на телевидении и для кинофильмов; в 1960–1970-е годы его глубокий баритон можно было слышать повсюду. Он пел в «Камелоте» вместе