SO2) и ряд других летучих соединений из атмосферы. То есть фактически мы должны говорить, что пьем водный раствор.
Но это было только начало истории. В 1994 году те же студенты создали страницу в интернете, где призывали объединиться за запрещение монооксида (то есть обычной воды). В 1997 году четырнадцатилетний школьник собрал 43 голоса за запрещение монооксида. Да, подписывали эту петицию его одноклассники. Но это были подростки, которые уже начали изучать химию.
Затем случилась совершенно невероятная вещь. В 1998 году в австралийском парламенте начался сбор подписей за запрещение монооксида дигидрогена.
Вдумайтесь! Люди хотели запретить воду!
И это мы говорим о вещах, которые легко проверяются элементарным поиском названия в справочнике химических соединений.
Конечно, никто не будет спорить, что прямой угол равен 90 градусам, но что делать, если речь идет об информации гуманитарного и общественного толка, когда фактов и цифр бывает недостаточно.
Проблема заключается в том, что из-за когнитивных искажений, срабатывающих в мозге, многие из нас сами себя начинают убеждать в собственной правоте, причем даже в тех случаях, когда представлены достаточно веские контраргументы.
К тому же мозг устроен так, что для создания новых убеждений (и представлений) необходимо активно задействовать префронтальную и височную кору. А это очень энергозатратно. Поэтому нам бывает крайне тяжело отказаться от старых убеждений. В одном из экспериментов людям предлагалось ознакомиться с газетной статьей, в которой содержание было подправлено. Смысл специально исказили так, чтобы он противоречил взглядам испытуемых и их политическим предпочтениям. Но, вместо переосмысления и изменения убеждений, люди даже не игнорировали новую информацию, а, напротив, еще больше убеждались в своей правоте.
Нам сложно сознаться в неправоте, но еще сложнее обнаружить, что наши представления абсурдны. Мы вновь видим, как людям проще задействовать Систему 1, эмоционально принимая информацию. Система 2 включается в работу значительно реже, неохотно.
На самом деле у нас существует огромный соблазн переложить сложную аналитическую работу на кого-нибудь другого. Быть может, даже на что-нибудь другое. Так, школьникам, в руки которых однажды попал калькулятор, очень трудно заставить себя решать примеры (особенно сложные, с многозначными цифрами) в уме. Проще нажать несколько кнопок и получить готовый ответ.
Мы пошли еще дальше и создали компьютеры, которые выполняют колоссальный объем работ, связанных с анализом данных. Раньше же вся эта работа в той или иной степени неминуемо задействовала бы рациональную Систему 2.
Технические новшества, которые упрощают жизнь человека, нередко ухудшают ее качество. В частности, людям с нетренированной рациональной системой мозга бывает трудно:
1. Выполнять рутинную или аналитическую работу, для которой необходима усидчивость и концентрация.
2. Строить с другими людьми долгосрочные отношения, которые требуют учета интересов партнера и эмоциональной стабильности.
3. Понимать фактические причины своей эмоциональной неудовлетворенности, намечать путь выхода из ситуации и следовать ему.
Если вы замечаете такие проблемы в своей жизни, введите в привычку рациональные тренировки. Занимайтесь простыми подсчетами без калькулятора, играйте в шахматы, составляйте строгие списки покупок, анализируйте повестку дня, сравнивая информацию из нескольких источников, пробуйте читать научные статьи и анализировать их и так далее. Техника поможет нам жить быстрее, но не заменит рациональные процессы в мозге.
В последние годы ведутся разговоры о том, чтобы расширить возможности нашего мозга за счет встраивания различных чипов и дополнительных модулей обработки информации. Но прежде чем понять, почему этого до сих пор не сделано, необходимо осознать один важный факт: мозг не компьютер.
Почему мозг не компьютер
Интересно, что даже процессор компьютера обрабатывает информацию не параллельно, а последовательно. Да-да. Он перебирает все программы по очереди! Просто он делает это очень быстро, и нам кажется, что все происходит одновременно.
Рис. 59. Миелинизированное волокно с перехватами (перехваты Ранвье)
Наш мозг несколько медленнее, чем принято думать. Давайте убедимся в этом на конкретных цифрах. Импульс бежит со скоростью 3–7 м/с по немиелинизированному волокну (без оболочки из клеток глии) и около 120 м/с по миелинизированному. Но миелинизировано волокно неравномерно: где-то есть утолщения, а где-то – участки, практически свободные от миелина (перехваты). Посмотрите на рис. 59.
Импульс не бежит напрямую, а скачет от одного перехвата к другому. И хотя сейчас многое об ионных токах в клетках мы стали понимать лучше, чтобы упростить, будем считать, что за счет перескоков импульс прыгает в миелинизированном волокне быстрее.
Но много это или мало – 120 м/с? Вообще, это 432 км/ч. Скажем, серийный автомобиль Bugatti Veyron способен развивать сопоставимую скорость (407 км/ч). Импульс скачет немногим быстрее серийного автомобиля.
А теперь другие цифры. Исследуя ответы структур во время предъявления слуховых стимулов, физиологи выяснили, что до коры импульсы могут идти десятки миллисекунд. Скажем, процессы зрительного внимания начинают включаться в работу только с 50–60 мс после предъявления изображения (стимула). Некоторые авторы осторожно указывают, что слуховая осознанная обработка информации может происходить только спустя 20–30 секунд после поступившего звукового сигнала.
На самом деле даже 60 мс – это очень существенное время для мозга. Получается, что мы как бы видим и слышим с легким запаздыванием. А уж начинаем включать сложные формы внимания чуть ли не через полминуты. И это осознанно. Почему так долго? Как раз потому, что до этого мозгу нужно самому «поварить» все на скрытой от сознания внутренней кухне. И лишь после этого он формулирует и шлет нам сигнал-сообщение о том, что все хорошо и вроде бы мы сами сознательно приняли решение.
Отличие «цифрового» и «нейронного» восприятия
Известно, что цифровая техника позволила нам производить более точные измерения. Аналоговые весы (например, безмен) имеют ограниченное число делений и не могут показать нам сотые доли граммов. Цифровые весы могут распознать отличия в весе и в 1 грамм, и в 0,01 грамма. Но нервная система не умеет работать с различиями в столь малых величинах.
Согласно психофизиологическому закону восприятия (закон Вебера – Фехнера), сила ощущения прямо пропорциональна логарифму интенсивности воздействующего стимула. На практике это означает, что для нашего мозга нет разницы между грузом в 100 граммов и 101 грамм. Но все изменится, если масса составит, скажем, 100 и 120 граммов. Опытным путем было обнаружено, что порог различий должен составлять около 5 %. То есть наш мозг может отличить только 100 и 105 граммов. Соответственно, для веса в 200 граммов необходим порог в 10 граммов (200 и 210) и так далее. Порог различий удваивается пропорционально увеличению массы. Для света, звука и других ощущений есть свои соотношения.
Ранее мы уже разобрали механизмы обработки информации как по этажам, так и по отдельным нейронным цепям в коре мозга. Может возникнуть ложное ощущение, что сегодня науке известно все о механизмах восприятия сигналов нервной системой. Но главная проблема в том, что мы до конца не можем объяснить природу закона восприятия Вебера – Фехнера, как и других психофизиологических закономерностей.
Открытия, сделанные в области клеточной нейрофизиологии, в некотором смысле даже на какое-то время завели исследователей в тупик. Казалось, что открытие нейроновдетекторов в зрительной системе (см. часть I), реагирующих на линии определенного наклона, на движения, на целые объекты (лица, жилища), должно было объяснить работу психофизиологических законов, но этого не произошло.
Инженерам хотелось уподобить нейронные импульсы электрическим в процессоре компьютера, сделать нейронные разряды вариантом алфавита. В каком-то смысле Е. Н. Соколов, уже упомянутый в книге ранее, попытался это сделать, раскрыв модель ориентировочной реакции.
Но еще дальше в этом направлении продвинулась в нашей стране Наталья Петровна Бехтерева. Она стала широко использовать термин «нейронные коды». В 1970–80-х годах в ее лаборатории проводили исследования, в которых множество электродов погружали вглубь мозга. Бехтеревой удалось записать целые группы импульсов, связанных в течение определенного времени с физическими особенностями и смыслом воспринимаемых сигналов. По сути, получалось, что какой-то сигнал соответствовал совокупной активности группы клеток. Подобные группы импульсов и назывались нейронными кодами. Возникало ощущение, что так можно составить своего рода словарь нейронных кодов памяти. Но сделать это удалось далеко не сразу.
Метод регистрации мозговой активности с помощью погруженных в нервную ткань электродов был популярен в среде нейрофизиологов 1970–80-х годов. Но были и ученые, которым хотелось получить доступ к психофизиологии мозга без вскрытия черепной коробки. Тогда функциональной МРТ еще не существовало, поэтому оставался только метод регистрации ЭЭГ.
Кстати, электроэнцефалограмма представляет собой отражение активности огромного количества нейронов. Широкое распространение регистрация ЭЭГ получила в 1930-е годы. Впоследствии метод стал особенно популярен у неврологов, потому что позволял достаточно точно сказать: есть ли в работе мозга человека признаки эпилепсии или нет.
Одним из исследователей, который смог обнаружить на ЭЭГ отражение психических процессов, в том числе связанных с восприятием и мышлением, был академик Михаил Николаевич Ливанов. Он подошел к решению этих вопросов еще до Второй мировой войны. Ливанов предположил, что, если двум областям мозга (даже весьма удаленным друг от друга) нужно выполнить работу в рамках одного психического процесса, их нервные клетки должны работать синхронно (на одной частоте). И это было поистине простым до изящества предположением.