отсутствие сигналов на фМРТ вне главного участка распознавания лиц, говорящее, скорее всего, о снижении мозговой активности[219]. Отсутствие реакции напоминает знаменитый эпизод из рассказа «Серебряный» Артура Конан Дойла, когда сторожевая собака не залаяла, почуяв вора, из чего Шерлок Холмс сделал вывод, что «несомненно, собака хорошо знала ночного гостя»[220]. Если анализ изображений нацелен исключительно на пики активности мозга и на максимальные реакциии, он неизбежно теряет из виду разнообразные паттерны мозговой деятельности, которые, вероятно, исполняют роль той собаки. А это подводит нас к проблеме более общей, нежели анализ, делающий ставку на локализацию когнитивных процессов: такой подход закрывает глаза на вопрос о механике этих процессов. «Даже если бы мы могли связать точно определенные когнитивные функции с конкретными участками мозга… это почти ничего не сказало бы нам о том, как мозг рассчитывает, представляет, дешифрует и иллюстрирует примерами те или иные психологические процессы», – писал психолог Уильям Аттел в своей книге «Новая френология», вышедшей в 2003 году[221]. Примерно о том же говорил и философ Дэниел Деннет, когда посмеивался над идеей, что конкретные участки мозга отвечают за один конкретный когнитивный процесс, то есть за феномен человеческого сознания[222]. Локализация этого процесса попросту смещает вопрос о дешифровке механизмов функционирования мозга на дешифровку механизма функционирования рассматриваемого участка мозга. Деннет иронически уподобляет этот подход театральному представлению, в ходе которого воплощение сознания в мозге «наблюдает» все происходящее в мозге и осознает его; такой сценарий в очередной раз напоминает декартовский дуализм разума-тела, даже если все происходит в мозге. Такой «Картезианский театр» Деннет считает нелепицей, поскольку участок (или участки) мозга, обеспечивающие сознание, на самом деле так же непостижимы, как и само сознание, а границы между «сознательными» и «несознательными» участками мозга неизбежно произвольны.
Если мы делаем ставку на локализацию других когнитивных функций, то ставим декорации для таких же нелепых спектаклей, в которых участки мозга, воспринимающие цвета, фразы, области пространства и так далее, наделяются сверхъестественными способностями и отделяются от участков, которые этого не делают. Хотя ни один нейрофизиолог не придерживается такой карикатурной точки зрения, упрощенческие толкования результатов функционального сканирования мозга оставляют именно такое впечатление. Многие ученые считают, что исследования локализации ценны в первую очередь не тем, что они выявляют участки мозга с якобы дискретными функциями, а тем, что они подсказывают, где начинать более тщательные экспериментальные исследования, зачастую с привлечением инвазивных методов, непосредственно измеряющих клеточную активность у животных.
Картезианский театр по Деннету и обобщение этой аналогии на другие когнитивные процессы заставляет вспомнить настоящий театр драматургов-модернистов вроде Сэмюэля Беккета. В абсурдистском шедевре Беккета «В ожидании Годо» двое бродяг Владимир и Эстрагон изо дня в день сидят на обочине одной и той же дороги в надежде, что рано или поздно им встретится Годо, в честь которого названа пьеса, однако Годо так и не появляется[223]. «А ты уверен, что это здесь?» – спрашивает Эстрагон, не зная, в нужном ли месте они дожидаются своего кумира. Эту пьесу часто считают комментарием о бессмысленности бытия, так что неудивительно, что Беккет и его критики так и не пришли к единому толкованию пьесы и ее персонажей. Годо так и остается тайной, точь-в-точь как цветное пятно мозговой активности на карте фМРТ: мы так и не узнаем, кто он, что символизирует и существует ли вообще. Так не Годо ли мы ищем, когда пытаемся локализовать когнитивные функции при помощи методов сканирования мозга? Может быть, мы высматриваем на этих картинках нечто загадочное, определяемое скорее нашими ожиданиями, чем реальностью, и пора оставить надежду обрести просветление к концу поисков?
Современные методы сканирования мозга способствуют сакрализации мозга, поскольку сочетают и научный лоск, и газетные сенсации, и простые и зачастую упрощенческие открытия, и совместимость с самым широким диапазоном мировоззрений. Методы вроде фМРТ позволяют нам узнать интересные факты об активности мозга, не вынуждая пересматривать глубинные убеждения. Но тем, кто надеется при помощи современных методов сканирования мозга лишить процессы познания сакрального статуса, не повезло. Даже в сочетании с самыми утонченными методами анализа функциональное сканирование мозга не обладает нужным разрешением и другими качествами, которые позволили бы понять, что на самом деле означают паттерны активации, как они возникают и как связаны с остальным мозгом. «Утверждения, что вычислительные методы и неинвазивное сканирование мозга… сами по себе позволят понять, как функционирует мозг, какова природа его расстройств… наивны и полностью ошибочны», – пишет Никос Логотетис, нейрофизиолог и специалист по фМРТ[224].
Сегодняшние результаты функционального сканирования мозга несколько напоминают картографию эпохи до авторитетных атласов, четких границ и спутниковых снимков. Подобно картам мозга на основе фМРТ, древние физические карты зачастую не более чем ненадежные, приблизительные описания, полезность которых ограничена возможностями науки и техники тех времен. Древние картографы находили на своих картах место не только для известных нам материков и островов, но и для страшных чудовищ, – так и современные толкователи мозга находят место не только для восприятия лиц, но и для свободы воли. Какие-то участки мозга, которые мы сейчас считаем специализированными, пройдут проверку дальнейшими исследованиями, ведь, скажем, существование областей, участвующих в узнавании лиц, подтверждается и данными, полученными при помощи электродов, и изучением повреждений мозга, и исследованиями по стимуляции на людях и обезьянах[225]. Но некоторые участки наверняка окажутся эфемерными, будто затерянные земли Туле или Атлантиды, – более того, не исключено, что мы развенчаем даже сами когнитивные понятия, которые их определяют. Но сам по себе поиск связей между ментальными функциями и ограниченными областями в мозге, даже безуспешный, по природе своей способствует нейросегрегации, из-за которой наши ментальные процессы представляются нам обособленными, отделенными друг от друга и от остального мира. Вот почему, если мы хотим объяснить и на глубинном уровне понять, как устроены ментальные функции, нам следует заглянуть за пределы современных методов сканирования человеческого мозга.
Представьте себе такой метод сканирования, от которого не ускользнет никакая клеточная активность, никакие нейронные связи, никакой всплеск нейрохимических веществ. Любое прикосновение, звук, проблеск света вызывает в мозге целый каскад событий, и каждое из них будет как на ладони благодаря всевидящему оку нашего метода «тотального сканирования». И это не фантазии о далеком будущем – до этого рукой подать в нейрофизиологических лабораториях, изучающих мелкие прозрачные организмы. Сочетание передовой оптической микроскопии с применением светящихся биохимических индикаторов нейронной активности позволило ученому Мише Аренсу из Медицинского института имени Говарда Хьюза одновременно зарегистрировать сигналы почти каждого нейрона в мозге малька данио-рерио[226]. В ходе подобных экспериментов остается несравнимо меньше простора для неопределенности во всем, что касается причинно-следственных связей и организации нейронной активности, чем при сканировании человеческого мозга. Некоторые ученые предполагают, что когда-нибудь станет возможным применять методы, аналогичные методу Аренса, и на людях. В частности, одна из целей моей собственной исследовательской лаборатории – создать биохимические индикаторы нейронной активности, которые были бы видны при фМРТ: это стало бы шагом к изобретению тотального сканирования, поскольку позволило бы регистрировать химические и клеточные сигналы неинвазивно[227]. Тотальное сканирование мозга – это метод, в будущем способный резко подхлестнуть наш прогресс в изучении функций мозга как целостного многофункционального органа. Хотя мы еще очень далеки от подобных методов исследования людей, прогресс налицо. Однако и это не даст нам возможности понять, как на самом деле устроены ментальные процессы. Исследователи уже применяют оптическое сканирование всего мозга с высоким разрешением для изучения червей и рыбок данио-рерио, однако, как мы знаем из последней главы, якобы полная информация о простых нервных системах все равно не объясняет поведения. В частности, мозг и нервная система не единолично отвечают за когнитивные процессы. Подобно тому как нельзя рассматривать участки мозга, о которых мы говорили в этой главе, как изолированные сущности, так и мозг в целом нельзя рассматривать в изоляции от всего остального – его нужно изучать в контексте организма и среды. В следующих главах мы подробнее изучим континуум, объединяющий мозг и его окружение.
Глава пятаяЗа стенками черепа
Предыдущие главы показали нам, что мозг принято изображать как нечто обособленное от тела. В глазах популярной (и даже не самой популярной) нейрофизиологии мозг превращается в абстрактную, сверхсложную сущность, загадочную машину, а не будничный орган из плоти и крови. И метафора мозга-компьютера по фон Нейману, и сенсационно раздутые представления о сложности мозга и в СМИ, и в научной литературе, и склонность помещать в черный ящик когнитивные процессы в ходе исследований сканирования мозга – все это выводит мозг за рамки нормальных биологических явлений. Такие тенденции – пример искусственного разграничения мозга и тела, которое мы условились на