Мозг серийного убийцы. Реальные истории судебного психиатра — страница 13 из 31

6. Ги Жорж, убийца в джунглях

Ги Жоржа я встретил в тюрьме Санте в 1998 году. Он был арестован в марте и ожидал суда. Я читал его дело, был осведомлен о жестокости совершенных им преступлений, но мало что знал о нем самом. Безусловно, я слышал о Звере Бастилии и Убийце из Восточного Парижа: именно так средства массовой информации окрестили виновника многочисленных изнасилований и убийств, которые следовали одно за другим в столице. Над Парижем нависала пелена ужаса. У меня две дочери, и в моем сердце поселилась та же тревога, что и у любого отца семейства. Я думал: «О нет, вот на эту экспертизу я точно никогда не решусь!»

Мне поручили именно этот случай.

С Ги Жоржем произошло то, что случается каждый раз, когда я сталкиваюсь с серийным убийцей: словно по мановению волшебной палочки, все мысли, не относящиеся к предстоящей работе, уходят на задний план. Я покидаю свое место обеспокоенного отца, мужа и гражданина и влезаю в шкуру профессионала, который должен идентифицировать себя не только с жертвами и общественностью, но и с личностью убийцы. И вот я смотрю на человека, который заставляет меня содрогаться от ужаса, но временами еще и испытывать сочувствие. Я должен приложить все усилия, чтобы выяснить, как он «сделан», какова его история, как это работает, что заставило его совершить преступления и как он на это реагирует. Общество уполномочило меня попытаться пройти как можно дальше в освещении личности и особенно ужасных фактов. Меня часто спрашивают, не боюсь ли я, что эти виртуозы своего дела будут мной манипулировать? Очень важно понимать: главное не в том, манипулируют тобой или нет, нужно осознавать, когда это происходит. Имея с ними дело, мне совершенно необходимо не слишком дистанцироваться и избавиться от навязчивой мысли «не позволить сделать из себя дурака». В противном случае я бы собирал только фрагментарные сведения. Моя профессия предполагает взаимодействие с другим человеком. Если я ограничусь лишь умственной деятельностью, я сделаю очень плохую экспертизу. Нужно быть пойманным в сеть психики субъекта, а затем освободиться от нее.

Как уже отмечалось, Ги Жорж – довольно привлекательный парень. Выходит, совершенные им преступления не оставили отпечатка на его внешности. Это и порождает распространенный образ serial killer: «монстр» появляется на сцене под маской соблазнителя, под фальшивой внешностью нормального человека. Он дурачит весь мир. Столкнувшись с Ги Жоржем, я с самого начала поражен его непринужденностью: этот человек, способный на худшее, добровольно готов к игре вопросов и ответов. Контакт устанавливается легко. Его словарный запас не очень богат, но он неплохо справляется. Он не проявляет скрытности или агрессии и демонстрирует удивительную способность к коммуникативной адаптации. На своем профессиональном жаргоне мы бы сказали, что он «настроен на нужный лад». Он не угрюмый и не хмурый. Если я говорю о спорте, он поддерживает разговор. Когда я рассказываю о себе, он расслабляется. Не странноватый и не закрытый, скорее взаимодействующий. Тем не менее я не делаю преждевременных выводов относительно правдивости и искренности его слов. На краткие мгновения Ги Жорж погружается в нечто, похожее на замешательство. Но только когда я спрашиваю его об убийствах, отмечаю мимолетную потерю самообладания. Итак, он сбит с толку.


Мы говорим о его детстве, становлении, любимых местах, непростых отношениях с законом, а также об увлечениях и вкусах. Что ему нравится по жизни? Какие у него любимые телепередачи? Случалось ли ему читать какие-нибудь книги? Поскольку он любитель футбола, мы обсуждаем недавний матч. То тут, то там я улавливаю детали его биографии. Например, до шести лет Ги Жорж носил фамилию матери – Рампийон. Я спрашиваю его:

– Как тот футболист, который был известен в 70‑е?

Он немедленно реагирует:

– Правда! Вы интересуетесь футболом?

В этой кафешной болтовне есть что-то абсурдное и ненормальное! Ну в самом деле: сначала Жером, теперь Ги Жорж. Его биография представляет собой классический образец жизни неуравновешенных людей такого рода: брошен родителями в очень раннем возрасте, потом приемная семья, проживание то в одном, то в другом доме, постоянные побеги под влиянием внезапно возникшей неодолимой тяги, вкус к потасовкам и агрессия, которой в его поведении становится все больше. Как в свое время у приемной семьи, у воспитателей очень быстро заканчивается терпение. Причина его неуспеваемости в школе – вовсе не скудость умственных способностей. До пятого класса его характеризуют как довольно хорошего ученика. У психопатов часто существует настоящая пропасть между базовыми знаниями и их применением. Свой преступный путь Ги Жорж начинает с автобусных краж. Как подчеркнул известный английский психоаналитик Винникотт, ребенок крадет то, на что, по его мнению, он имеет право и чего, как ему кажется, он лишен. Ги Жорж, который не читал Винникотта, прекрасно описывает это:

– Я всегда был воришкой, мне всегда чего-то не хватало, даже в мелочах.

Начиная с подросткового возраста его существование отмечено постоянными кражами и всевозможными видами насилия. Его разгульная жизнь характеризуется серьезной эмоциональной и личностной нестабильностью, а также неумеренным пристрастием к алкоголю и наркотикам – каннабису, кислоте, кокаину и т. д. Он говорит, что ему случалось выпивать до десяти литров пива в день! Это привело к тому, что уровень алкоголя в крови составлял три грамма на литр. Одновременно он выкуривал в день от десяти до пятнадцати сигарет с гашишем! Неудачи молодого человека растут как снежный ком, и это только усиливает его социальную агрессивность и чувство обиды. Он выходит из состояния напускной непринужденности, лишь когда его спрашивают о судебной эпопее. Свой первый приговор на восемнадцать месяцев за непристойное поведение он считает «несправедливостью», а факт осуждения на десять лет за изнасилование – это было до убийств – приводит его в ярость:

– Меня судили полдня, а перед этим еще сорок пять минут совещались при закрытых дверях!

Эти приступы возмущения, дающие ему повод узаконить свою ненависть к обществу, несомненно, относятся к более ранним событиям. Я называю этот процесс переломным моментом принятия решений: убежденный в том, что пострадал от высшей несправедливости и уже заплатил за все, он не намерен ни в чем ни перед кем отчитываться и присваивает себе все права на свете. Его больше ничто не сдерживает.

В списке несправедливостей и тот факт, что его оставили в раннем возрасте. Биологическая мать не хотела ни видеть, ни знать сына, но он утверждает, что это не вызывает у него никаких эмоций. Непоколебимый человек, который заявляет, что ему все равно. Даже если он искренне так думает, поверить в это трудновато. После ареста он, к своей радости, получает копию собственного досье из социальной службы по защите детей. Наконец он сможет узнать, почему мать тогда его бросила. Ему кажется, что он говорит спокойно. На самом деле в его сознании звучит все тот же важнейший для него вопрос: «Мама, почему ты меня оставила?» Отягчающее обстоятельство: у него есть «настоящий брат», которого вырастила биологическая мать. Почему она отказалась от него, а не от брата? Он повторяет, что не злится на нее, – «я ее совсем не знаю» – поэтому не видит, с чего бы ему испытывать какие бы то ни было чувства к незнакомке! Отметим, что он будет использовать те же выражения, говоря о жертвах:

– Почему вы хотите, чтобы я испытывал к ним чувства, если я их не знаю? Они же чужие мне.

Полнейшее безразличие, проявляемое им к своей биологической матери, обратно пропорционально ауре героизма, которой он наделяет предполагаемого отца: об этом чернокожем американце у него практически нет сведений. Таким же образом он идеализирует людей, усыновивших его. Ги Жорж с остервенением отстаивает официальную версию об обожаемой приемной матери, которой, как он утверждает, без дальнейших объяснений прощает ее «невоздержанность», и о столь же идеальном приемном отце. Похоже, последний и в самом деле был душевным человеком, хотя иногда и проявлял жесткость по отношению к юному бунтовщику. Кстати, Ги Жорж говорит, что с двенадцатилетнего возраста ни разу не плакал, за исключением похорон отца.


Постепенно вырисовывается в высшей степени хаотичный жизненный путь, на котором оставили свой отпечаток белые взрослые. Рассказ Ги Жоржа становится запутанным, таким же, как его неупорядоченная жизнь и психика. Теряясь в хронологии своих заключений под стражу, он подчеркивает:

– У меня их было столько, что все не упомнить!

Ги Жорж родился 15 октября 1962 года. В возрасте от шестнадцати до тридцати шести лет – столько ему было, когда состоялась наша встреча, – он почти половину жизни провел в тюрьме!

Ги Жорж – ребенок, который никому не был нужен. Но, к счастью, не все брошенные дети становятся серийными убийцами! В конце концов, его приняли в семью, где воспитывались другие дети, и ему там было довольно хорошо. Почему одни справляются с такой ситуацией, а другие нет? Запущенность, всевозможные недостатки и неспособность выстроить себя как личность привели к формированию у него чрезвычайно мощных защитных деформаций. Несомненно, именно они наряду с расщеплением «Я» оказали существенное воздействие на Ги Жоржа. Чтобы выжить, он яростно отвергает свое изначальное состояние брошенного ребенка. Упорство, с которым он отрицает это, пытаясь стереть любые психические следы травмы, свидетельствует о приобретенных в раннем возрасте масштабных дезорганизующих нарушениях. Именно следы этого изначального страдания возрождаются во время убийств. Это проявится во время его реакции на первый инцидент. Как и большинство серийных убийц, Ги Жорж в деталях помнит свой кровавый дебют. Он может подробно рассказать, как готовился к нему, как действовал, какие чувства при этом испытывал. Все начинается со встречи взглядами между ним и будущей жертвой – с рокового мига «преступной любви с первого взгляда». Это было на Монпарнасе. Он выпил два или три литра пива в кафе, а затем столкнулся с молодой женщиной.