– Меня что-то привлекло в ней, – говорит он.
Ги Жорж следует за женщиной до ее дома и удерживает, угрожая ножом. С десятилетнего возраста он всегда таскал с собой нож, «чтобы вырезать палки». Затем он приступает к своим практическим изысканиям: «Что мне удастся украсть в этой квартире?» Ги Жорж берет книги. Затем он связывает молодую женщину при помощи скотча, раздевает ее, затыкает рот кляпом и пытается изнасиловать. Жертва пинает обидчика ногой, он падает, вскакивает и наносит ей три или четыре удара ножом в шею. Ги Жорж утверждает:
– Я запаниковал!
Если придерживаться его версии, первым мотивом было ограбление, и только в доме жертвы возникла идея изнасилования. По его словам, убийство стало способом положить конец смятению.
– Как ни странно, кроме паники, мне это ничего не дало! – комментирует он.
В последующие дни воспоминание о совершенных действиях не вызывало у него никаких эмоций. Уже тогда его крайне удивило собственное безразличие во время преступления. Но что его просто ошеломило: никто вокруг ничего не замечал. Никто не восклицал:
– О-ля-ля! Что за странное лицо у тебя!
В сущности, лицо убийцы. Он говорил себе:
– Черт подери! Как ты мастерски все скрыл!
Механизм расщепления сработал безупречно. Все происходит так, будто Ги Жорж гордится тем, что одержал победу над своей человечностью. Вопреки общепринятому мнению, наслаждение преступника связано не с причиненными страданиями или удовольствием от вида смерти, а с торжествующей констатацией собственного безразличия к ужасу, который он распространяет. Этот факт, дающий ему ощущение всемогущества и безнаказанности, действует в качестве стимула продолжать в том же духе.
От убийства к убийству в сознании Ги Жоржа все более и более четко закрепляется цепочка последовательностей, которые неизбежно приведут к новому убийству. Напряжение, беспокойство, потом внезапно что-то щелкает, а затем начинается охота, поведение хищника, снятие напряжения, отвращение, бегство и отрицание. Оказавшись с молодой женщиной в ее квартире, он угрожал ей, приказывал не кричать и связывал скотчем. Хотя нож и рулон скотча у него были с собой, он утверждает, что первое преступление оказалось спонтанным. В то же время, по его признанию, все последующие нападения стали уже преднамеренными. Достигнув цели, Ги Жорж раздевал жертву, разрезая на ней одежду одним и тем же способом. Он не допускает мысли, что это уже своего рода ритуал. Ги Жорж связывал жертву, «чтобы было легче», а затем принуждал ее к фелляции: часто ему с трудом удавалось достичь эрекции, потому что он находился в напряжении, настороже, под действием алкоголя, а иногда внезапно навалившейся паники. Затем он проникал в жертву вагинально. Я спрашиваю его:
– Какое воздействие производил на вас страх жертвы?
Он отвечает:
– Никакого.
В тот раз он заткнул женщине рот кляпом, затем обыскал квартиру, собрал все в сумку и сказал себе:
– А теперь я убью ее быстро, чтобы она не страдала.
Он почувствовал жалость и колебался, убивать или нет, но жертва могла описать его полиции. Затем он объясняет свои действия загадочной фразой:
– Ведь все, что я сделал, было нехорошо.
Ги Жорж устранял жертв в надежде стереть только что совершенное. Хранил ли убийца трофеи? Он всегда забирал с собой что-нибудь: радио, плеер, ювелирные изделия, бытовую технику, но тут же перепродавал их. Я спросил его, испытывает ли он сегодня чувство гордости, и он ответил:
– Теперь, когда меня поймали, нет!
Его терзают не муки совести, а стыд за то, что он попался.
Было ли что-то общее у его жертв? Этого он не замечал. Разве что все они были молоды и красивы, а еще, поймав их взгляд, он ощущал тот самый таинственный щелчок. Согласно материалам дела, все пострадавшие обладали сильным характером, были бойкими, спортивными и решительными. Напрашивается вопрос, не связаны ли захват энергии, подпитка и вампирская жажда с этой убийственной «любовью с первого взгляда»? Убийца безотчетно приходит к следующему выводу: «У этого человека есть нечто, чего мне не хватает, чего я хочу, что может заполнить мою внутреннюю пустоту. Мне нужно заполучить это, присвоить и одновременно с этим уничтожить».
С Ги Жоржем мы словно попадаем на первобытную Землю. Он постоянно повторяет, что в городе чувствует себя «одиночкой в джунглях». Он пишет подруге:
– Почему я не пришел к тебе в увольнительную? Ну, потому что не хотел становиться добровольным заключенным! Позвонить в дверь, чтобы угодить в клетку? Даже думать о таком не хочу!
Его сознание наводнено образами диких хищников. Он говорит:
– Животное по своей воле не пойдет в зоопарк, чтобы отыскать себе клетку!
В переписке он объясняет любовь к тиграм:
– Они умные, сильные, выносливые, находчивые и пользуются уважением! И я считаю, что это очень красивое животное, – конечно, если оно находится в природной среде.
В детстве он пережил опыт, который сильно повлиял на него:
– Вместе с одним из школьных приятелей, сыном владельца зоопарка, я вошел в клетку к тиграм. Я их не боялся. И они не демонстрировали враждебного отношения ко мне. Я смог их погладить, и с того дня понял, что они не более опасны, чем люди!
Тема охоты и дикого состояния свидетельствуют о первобытной самоидентификации с захватчиком и хищником.
Когда я спрашиваю Ги Жоржа, что он чувствует, когда распоряжается жизнью и смертью жертв, он отвечает после долгого колебания:
– Это почти как быть боссом. Тебя слушаются, ты устанавливаешь порядки.
Непроизвольно он сравнивает волнение, которое испытывал, выслеживая очередную жертву, с удовольствием от охоты, но при этом уточняет:
– За исключением животных, тех я не убивал ножом.
Это единственная разница, которую он допускает!
Охотиться его научил старший брат. Ги Жорж не получал удовольствия от убийства животных. Нет, он хотел угодить приемным родителям, доказав им, что способен добыть еду для семьи. Чтобы подстрелить водяных кур, он мог оставаться неподвижным в течение долгих часов. Мой собеседник сам приходит к мысли о том, что, с юных лет принимая участие в браконьерстве и разделке добычи, он тем самым заложил основу для своих будущих преступлений.
Опираясь на эти детали биографии и криминального прошлого Ги Жоржа, мы можем заняться собственно экспертизой. Когда правосудие имеет дело с серийным убийцей, например в громких или запутанных делах, назначают комиссию экспертов. В случае с Ги Жоржем я работал с двумя психиатрами – Мишелем Дюбеком и Анри Гриншпаном, а также с психологом Жаклин Тейжан. В общей сложности мы видели нашего подопечного четырнадцать раз за период с апреля 1998 года по февраль 1999‑го. Жаклин Тейжан провела клиническое обследование и многоуровневое тестирование. Анри Гриншпану было поручено изучить биографию и личность преступника. Мишель Дюбек сосредоточил внимание на серии отрывков из уголовного дела. Я же соединял и обобщал материалы, пытаясь объяснить, как все это функционировало в сознании убийцы в связи с известными нам фактами.
Затем мы приступаем к последовательному исключению. В таком резонансном деле не следует пренебрегать никакими предположениями, иначе на заседаниях адвокаты обязательно обнаружат недостатки экспертизы.
Например, мы регулярно упоминаем о хромосоме преступности – хотя само это понятие кажется мне сомнительным, ведь благодаря ему можно скатиться к упрощенному детерминизму. У Ги Жоржа хромосомная формула была нормальной. В противном случае мы были бы вынуждены рассмотреть гипотезу о хромосомной аномалии, вмешивающейся в преступное поведение субъекта. Страдает ли Ги Жорж эпилепсией или опухолью головного мозга? Мы ознакомились с компьютерной томографией и электроэнцефалограммой: все выглядит в пределах нормы. Таким образом, не появилось никаких аргументов в пользу органической патологии, которую, впрочем, не обнаружили и при клиническом обследовании.
Точно так же необходимо было исключить наличие психоза. Является ли Ги Жорж шизофреником, действовал ли он под влиянием бреда, совершая убийства? В этом случае он будет считаться психически больным и не сможет нести уголовную ответственность. Или перед нами психопат, осознающий свои действия? В таком случае он должен отбывать наказание в тюрьме.
Согласно проведенным мной наблюдениям, подтвержденным моими коллегами, Ги Жорж способен адаптироваться к обстановке, у него не наблюдается беспричинного смеха, он не диссоциирован и не противоречит себе, не сбивается с мысли. При общении всегда поддерживает контакт. У него никогда не отмечалось ни одного периода бреда, даже кратковременного, в том числе во время совершения преступлений. Короче говоря, у Ги Жоржа нет никаких признаков каких-либо психических заболеваний; психометрические тесты показали, что он полностью поддерживает связь с реальностью. Контраст между его непринужденностью, едва не переходящей в дружелюбие, и жестокостью совершенных преступлений, несомненно, указывает на раскол «Я». Мы имеем дело не с психически больным, а скорее с субъектом, выказывающим признаки расстройства личности.
«Я» Ги Жоржа не измельчено, не раздроблено, не калейдоскопично, как у шизофреника. Его «Я» как бы разрезано пополам, расщеплено. Существует Ги Жорж, который не прочь поболтать, посмеяться и завести интрижку, и Ги Жорж, убивающий женщин. Это психопат. Совершая преступление, он не находится во власти галлюцинаций, а убивает, чтобы не поддаться тревоге. Ги Жорж не душевнобольной. Этот человек страдает расстройством личности, которое характеризуется импульсивностью, эмоциональной нестабильностью и особенностями поведения, а также склонностью к употреблению наркотических веществ, отсутствием чувства внутренней целостности, легкостью в переходе к действию и нетерпимостью к разочарованиям. Таким образом, в результате применения метода исключения, случай Ги Жоржа отсылает нас к самой распространенной категории серийных убийц – психопатам. Они организованные убийцы, способные к утаиванию и подготовке. Такие субъекты отличаются проницательностью, и их преступные серии могут растянуться на очень долгое время.