Функция изнасилования, сопровождаемого убийством, заключается в удовлетворении кровосмесительного желания и одновременно в отмене этого отвратительного действа. Это двойное значение парадоксально только внешне: бессознательное не отвечает рациональной логике.
Переворачивая картину мира с ног на голову, беспомощный ребенок, напуганный материнскими стонами, охваченный волнением, которое он не может ни выразить словами, ни даже осмыслить, становится взрослым – всемогущим и наводящим ужас. Он заглушает стоны, удушая своих жертв, когда они уже полуживы, но еще не умерли. В это критическое мгновение, когда совершается преступление, Алегре останавливает время. Он проникает в свою бессознательную жертву, что сводит на нет любой риск возмездия: это уже не женщина, способная дать отпор, но безобидный предмет, находящийся в полной его власти. Единственная выжившая жертва пришла в себя и, судя по всему, разорвала цепочку преступных деяний, заговорив с ним.
По словам Алегре, он становился жестоким, только если женщины отказывались от полноценного полового акта. Это сбивало с толку: ведь только что его флирт принимался благосклонно! Может, он убил их не потому, что услышал «нет», а поскольку они рискнули сказать «да»? Моя гипотеза состоит в следующем: в роковой миг Алегре ставил жертву в такое положение, что она отказывалась от связи с ним, сочтя ее слишком пугающей. По моему мнению, он насиловал и убивал не вследствие вспышки ненависти, которая возникала из-за того, что девушки уклонялись от его заигрываний. Ему хотелось избежать осознанной связи между жертвой и импульсивной матерью, ведь такая связь призывала одновременно к слиянию и разрушению. В то же время «нормальные» сексуальные отношения угрожали бы безумной идеализации материнского образа с риском распада идентичности. Его психической защиты, какой бы железобетонной она ни была, уже недостаточно: необходимо, чтобы образ будоражащей, агрессивной и угрожающей матери больше не находился внутри него, а спроецировался на жертву и был уничтожен. Вот для чего ему нужны эти женщины. После преступления его расщепленное «Я» способно восстановиться. Он снова может считать маму идеальной матерью и снова готов убивать!
Я осторожно формулирую свой вопрос:
– Сцены сексуального характера, свидетелями которых вы стали в детстве, наводят на мысль о том, что это может быть связано с вашими поступками. Что вы думаете об этом?
Он отнекивается:
– Да на мать всех собак вешают, но все это не имеет к ней никакого отношения!
Безусловно, я не собирался устанавливать механическую связь между проступками матери и преступной судьбой сына. Список показателей, превращающих ребенка в серийного убийцу, отличается крайней сложностью, которая никоим образом не может быть разрешена с помощью поверхностного психологического объяснения. Одна травма может скрывать другую. Изнасилование, пережитое в тринадцатилетнем возрасте, оживило детские травмы, связанные с насилием в семье, и возбуждение от сексуальных сцен, свидетелем, слушателем и соучастником которых он стал в свое время. Можно даже вернуться к более ранней травме нежеланного ребенка. К этому следует добавить несколько неблагоприятных факторов, в числе которых склонность к насилию и неумеренная тяга к алкоголю и наркотикам. Все это сделало его жестоким и несдержанным психопатом.
Патрис Алегре не может подобрать слов, чтобы объяснить всплеск разрушительности, которая овладевала им в момент убийства.
– То, что я сделал, нехорошо! – вот и все, что он может сказать об этом.
Я избавлю читателя от ужасающих подробностей, они действительно вгоняют в дрожь. Можно предположить, что приступ ярости сопровождался мгновенным искажением восприятия окружающего мира и собственного тела. Другими словами, возможно, Алегре подвержен тому, что в клинической практике называется дереализацией – утратой чувства реальности, – или деперсонализацией. Но даже в порыве гнева он никогда полностью не теряет связи с действительностью. Совершая убийство, Алегре способен принять необходимые меры предосторожности, чтобы его не застали врасплох. Например, в случае с Мартиной, слегка придушив ее, убийца идет в другую комнату, – ему нужно убедиться, что входная дверь заперта. После этого он закрывает жалюзи, укладывает жертву обратно в кровать и заканчивает свое гнусное дело. Версия о том, что желание задушить девушку пришло к нему внезапно, в порыве ярости, вследствие ее отказа, выглядит довольно хилой. То же самое касается изнасилования и убийства Мирей: проделав все, что ему хотелось, он оттер пол, замаскировал пятна и запер входную дверь, прежде чем вернуться и изнасиловать жертву. Субъект способен принять меры предосторожности не только после преступного деяния, но и в его процессе. Алегре никогда окончательно не сжигал мосты, связывающие его с окружающим миром. Долгое время ему удавалось ускользать от полиции, в том числе выдавая свои преступления за самоубийства.
В качестве вывода можно сказать следующее: мы не беремся утверждать, что Патрис Алегре действовал хладнокровно, согласованно и продуманно, но в то же время не будем настаивать на том, что его захлестнуло жаждой убийства. Я осознаю, как трудно это понять тем, кто не так близко знаком с миром криминала, но все же склоняюсь к сосуществованию двух измерений. По этому поводу Мишель Дюбек предлагает довольно красивое и точное сравнение: «Это как если пилот находится в кабине самолета, но на самом деле все работает за счет автопилота!» Находясь в плену разрушительной энергии, Алегре сохраняет бдительность. Он Джекил и Хайд в одном лице.
8. Пьер Шаналь. Презумпция невиновности
Экспертиза Пьера Шаналя, отрицавшего свою причастность к преступлениям, в которых его обвиняли, оказалась столь же сложной, как и сам прапорщик. Напомню читателю: если субъект не согласен с обвинением, эксперт должен воздерживаться от принятия какой-либо стороны и не высказываться в пользу вины или невиновности.
Меня попросили подвергнуть экспертизе человека, против которого были выдвинуты весьма серьезные обвинения. Мало того, что подэкспертный уже был судим и приговорен к десяти годам тюремного заключения за изнасилование молодого человека; его всерьез подозревали в причастности к исчезновению семи призывников из Мурмелона. В фургоне Шаналя были найдены следы ДНК и волосы некоторых пропавших. Несмотря на предъявленные этому человеку обвинения в тяжких преступлениях, наша миссия должна была ограничиться клиническим описанием его психического состояния. Вдобавок ко всему он покончил с собой на второй день суда, поэтому я вдвойне обязан указывать на его вину только в качестве предположения. Так как прапорщик Шаналь в итоге не был осужден, в глазах правосудия он навсегда остается лишь подозреваемым в деле о пропавших без вести в Мурмелоне.
Следует напомнить, что этот трагический факт стал делом государственной важности. В период с 1980 по 1987 год исчезли семь призванных в армию молодых людей, которые пытались поймать машину у выхода из казарм в Мурмелоне. Не были найдены ни тела, ни имущество этих людей. В августе 1988 года жандармы арестовали прапорщика Пьера Шаналя: севшего в его машину молодого венгра он связал ремнями, заткнул парню рот кляпом, а затем изнасиловал его на заднем сиденье. Не попадись им навстречу дотошный и настойчивый полицейский, дальнейшая участь молодого человека была бы плачевной. Представший перед судом и осужденный за это преступление, Шаналь был освобожден после семи лет тюрьмы, оставшись под судебным надзором. Ему инкриминировали исчезновение семи солдат, но свою вину он категорически отрицал. Шаналь должен был снова отвечать перед судом. Несмотря на усилия, предпринятые родственниками пропавших, расследование шло медленно. Правосудие и привлеченные к делу военные ждали судебного разбирательства. Шаналь же изо всех сил пытался помешать намерению пострадавшей стороны довести дело до конца. Председатель суда присяжных в Марне назначил экспертами нас с моим коллегой и другом Жераром Дюбе. Незадолго до этого обвиняемый пытался покончить с собой. В первую очередь экспертиза должна была определить, может ли он в своем нынешнем психическом состоянии предстать перед судом присяжных.
Мы встретились с Пьером Шаналем в июне 2003 года.
Из всех случаев, которые мне пришлось изучать, этот был особенно содержательным с клинической и психодинамической точек зрения. Впервые за свою профессиональную деятельность я имел дело с мужчиной, подозреваемым в серийных убийствах, который был хорошо социализирован и охотился на представителей своего пола.
Во время нашей первой встречи Шаналь без колебаний соглашается рассказать о том, что для него изменилось после попытки суицида. Но лишь только мы затрагиваем его биографию или сексуальную жизнь, как сразу же получаем четкий и резкий отказ. Покончить с собой он попытался 12 мая, находясь на свободе под судебным контролем. Судебное разбирательство должно было начаться 14 мая. Он все спланировал, привел в порядок дела. По его словам, «с того самого дня» он больше не должен был жить. Обнаруженный в состоянии комы Шаналь был госпитализирован в реанимационное отделение. Очнувшись, он начал протестовать и отбиваться, но был связан, и врачи «воскресили» его. Шаналь не признал себя побежденным. Это смерть отказалась забрать его. Для него – настоящего солдата – решение умереть было непреложным. На самом деле больше всего его страшила перспектива снова предстать перед судом.
Во время стационарного лечения врачи диагностировали у Шаналя бредовое состояние с манией преследования. Означало ли это, что мужчина психически болен и, следовательно, не отдает отчета в своих поступках? Клинически все указывало на острое состояние, разрыв с основной личностью, если только это не было проявлением характерной для него недоверчивости, переходящей в манию преследования. Когда у человека имеются нарушения сознания, бессонница, эмболия легочной артерии и лихорадка, если он недавно пытался покончить с собой, вполне вероятны галлюцинации, а также дезориентация в пространстве и времени. Когда мы обследовали Шаналя, он сам отметил масштабность проблемы: