Мозг серийного убийцы. Реальные истории судебного психиатра — страница 21 из 31

Одним словом, он впадает в агрессию, повышает голос:

– Общество меня уже осудило, пора с этим заканчивать!

Чувствует ли он себя подавленным?

– Да, все время, с тех пор как имею дело с правосудием.

Я бы сказал: скорее, с тех пор, как столкнулся с противодействием своему преступному поведению…

Сестра очень болезненно отреагировала на его попытку самоубийства, и мысль о том, что Пьер может исчезнуть, сильно огорчила ее. Определенно, Симона была его единственной связью с миром живых.

Расспрашиваю Шаналя о ней и получаю в ответ:

– Не буду отвечать ни на какие вопросы, и точка!

И точка. Без комментариев. Джокер, – по-армейски кратко и четко нас просят не проявлять настойчивость. Если Пьер Шаналь что-то сказал, значит, так тому и быть!


Я спрашиваю Шаналя, какого результата он ждет от своей голодовки. Он отвечает, что адвокат и родственники туманно намекали ему на возможное освобождение. Но он, судя по всему, больше в это не верит. Теперь он пребывает в апатии, чувствует себя покинутым. Всеми, за исключением сестры… Он повторяет, что полон решимости не довести дело до суда. Он знает, что не сможет защитить себя, потому что его случай слишком широко освещался в средствах массовой информации.

– Меня уже назначили виновным. Все, готово дело! Правосудие не вынесет справедливого решения.

Для него все уже проиграно заранее. Даже если он невиновен, ему уже подписали приговор. В глубине души Шаналь совершенно не заинтересован в собственном деле.

– Если бы мне предложили смертельную инъекцию, я бы сразу согласился.

Я пытаюсь зайти с другой стороны:

– Каким образом вы бы описали самого себя как человека?

Следует ответ:

– Это глубоко личное. Вы хотите поймать меня в ловушку. Дальше я не пойду. Все остальное касается меня одного.

Я спрашиваю, чем он занимается целыми днями.

– Смотрю телевизор, особенно передачи о животных.

Меня поражает страсть этих субъектов к животным!

Не имея возможности побеседовать ни об эмоциональных отношениях, ни о сексуальной жизни, ни о преступлениях, в которых его обвиняют, поскольку он их отрицает, мы заводим разговор о религии. До тринадцати лет Шаналь был верующим, а затем его отвлекли от бога жизненные проблемы. Затем он произносит следующую интригующую фразу:

– Я верую в то, что происходило до смерти Христа. Остальное – все, что после распятия, – это легенда.

Иначе говоря, его вера останавливается на словах: «Отец, почему ты меня покинул?» Шаналь не верит в воскрешение, не верит в жизнь после смерти. Затем наш подэкспертный прерывает опрос:

– Все, о чем вы меня спрашиваете, я уже рассказал тем экспертам, и они меня подставили. На первом судебном процессе я был виновен. Тогда я согласился на экспертизу и оценку. Теперь все по-другому.

Иными словами, ничто не обязывает его отвечать на наши вопросы.


Кроме следственных материалов и экспертиз за 1989 год, у нас в конечном итоге недоставало данных для составления отчета судебно-медицинской экспертизы. В 1989 году психолог Беатрис Дюртель из церкви Святого Спасителя дала следующую характеристику Пьеру Шаналю: «Это человек с нормальным уровнем интеллекта, демонстрирующий предрасположенность к жесткости, явно склонный не допустить ничего, что могло бы пойти вразрез закону и установленным правилам. Суровые требования он предъявляет не только к подчиненным, но и к самому себе. Его сексуальность представляет собой запретную территорию, где требования к другим могут выражаться в патологической форме. Не умея выразить чувство вины в отношении проступков, в которых его обвиняют, месье Шаналь крайне неловко говорит об этом. Вне зависимости от причины, это смущение указывает на то, что испытуемый осознает преступность своего поведения». Конечно, мы попытались расспросить его о гомосексуализме, поскольку жертвами были мужчины. Несомненно, он испытывает стыд за то, что его привлекает мужской пол. Тем не менее нельзя свести совершенные из-за этого зверства к внутренней драме человека, неспособного на каминг-аут. И вновь мы сталкиваемся с сексуальным извращением. В основе всего мы, разумеется, находим детские страдания и недостаток материнского внимания, ведь женщине было нелегко разделить свою любовь на семнадцать частей. Кроме того, неудачник и пьяница отец, а также униженное положение в обществе усугубили ситуацию. Ссылаясь на пережитое этим человеком, я ни в коем случае его не оправдываю! Это лишь попытка пролить свет на его жизненный путь.

Трудные жизненные обстоятельства не помешали Шаналю освоить школьную программу. Имеющиеся у нас данные наводят на мысль о том, что одаренный ребенок вырос в человека с нормальным уровнем интеллекта, острым умом, умением точно формулировать свои мысли. Он признался, что с сожалением отказался от возможности продолжать учебу, в то же время отрицая, что испытывает по этому поводу какую-то горечь. Но это отрицание – только верхний слой луковицы. Шаналь склонен выставлять себя человеком, который подчиняется требованиям реальности. Он не бунтовщик. На ограничения наш подэкспертный идет с определенной долей конформизма и с должным пиететом к вышестоящим. Как обычно в случаях с этим типом личности, все самое сложное сосредоточено на бессознательном уровне.

Особенная природа его расщепленной личности свидетельствует о том, что за этим образом кроется сильная обида, которую он подпитывает недовольством и разочарованием. Обнаружить это расщепление нам помогло скрывающее «теневые стороны» гипертрофированно нормальное поведение, характерное скорее не для дисциплинированного человека, а для исправно действующего механизма. На других экспертизах Шаналь рассказал, что оказался невольным свидетелем грубых сексуальных отношений между родителями, – от их кровати его отделяла лишь тонкая перегородка. С ранних лет он наблюдал настоящий клубок тиранства, оскорблений, презрения и секса. Действительно, смешение насилия и сексуальности – обычное явление в биографиях серийных убийц. Также верно и то, что родители Шаналя никогда не были нежны друг с другом! По словам Шаналя, отец относился с теплотой только к младшему из детей, к которому охладевал, как только рождался следующий. Как психиатр не могу не выдвинуть следующую гипотезу: что, если предполагаемые жертвы Пьера Шаналя подсознательно воспринимались им как младшие в «воинской семье»? Воздерживаясь от механического или упрощенного объяснения, я задался вопросом: нет ли здесь некоего скрытого смысла? Возможно, каждое убийство служит выражением ненависти к любимцу отца. При этом сам Шаналь занимает извращенную позицию, превращая полученную им травму в наносимую. Дестабилизирующая травма гнездится в нехватке родительского внимания из-за рождения младшего ребенка. Продвинувшись чуть дальше, для подкрепления все той же умозрительной гипотезы я привожу слова Шаналя о его разочаровании в распятии: «Отец мой, почему ты оставил меня?» По сути, распятие Иисуса – это отказ от него Отца.

Как всегда при написании отчета, мне неловко от того, что я «развожу психологию». Не хочется выглядеть карикатурно, представая в образе психолога, который ищет причину всего, когда последствия были столь ужасными. Но я продолжаю, ведь это моя профессия. Что случилось? Почему Шаналь устроил охоту на этих молодых людей? По всей вероятности, он нашел в армейском сообществе вторую семью – несокрушимый монолит. Пока наш подэкспертный мог подчиняться вышестоящему начальству и подчинять себе других, ему удавалось сдерживать себя. В армии жизнь формализирована, упорядочена, следует субординации; агрессия и разрушительность социально приемлемы, включены в регламентированную систему во имя общей идеи. Его любовь к порядку, педантичность и дисциплинированность прекрасно – без сомнения, даже слишком – сочетаются с традиционными ценностями воинской службы. Сослуживцы считали Шаналя «чересчур образцовым военным». Коллеги отмечали в нем переизбыток непримиримости и жесткости, а также считали, что иногда его заносило: например, он контролировал, как солдаты принимают душ, или заставлял их использовать в тире настоящие пули. Он и сам признает, что вел себя чуть строже, чем надо. Тем, кто оказывался под командованием прапорщика Шаналя, было не до шуток!


Итак, в 1977 году все летит под откос. Шаналю тридцать один год. После того как прапорщик приказал солдатам стрелять в тире боевыми патронами, его бабушку и деда посетили жандармы – в сущности коллеги Шаналя, – так как в доме пожилых родственников он хранил оружие. В тот роковой год он откололся сразу от двух монолитов. Это семья, с которой он рвет все связи – Пьер Шаналь ничего не делает наполовину, – и армия, которая отрекается от него. Вот первый признак того, что с его тайной расщепленной жизни снимается маскировка. Также это был год, когда он бросил пить. Прежде алкоголь позволял ему преодолеть робость при сексуальном сближении. Теперь Шаналь замкнулся в себе. Он отказался от семьи и, вероятно, именно тогда растерял последние иллюзии. Здесь уже упоминалось о том, что такие кардинальные решения воскрешают прежние травмы. Мосты сожжены. Чувствуя себя жертвой несправедливости и общественного порицания, субъект теперь может позволить себе все, что угодно, и ему больше не нужно ни перед кем отчитываться.


Мы уже отмечали, до какой степени его увлекли прыжки с парашютом и полеты на сверхлегком самолете: Шаналь нашел в этом то, что могло удовлетворить его склонность к одиночеству, но также и его страсть к обучению молодых солдат. Во время обыска в его комнате были обнаружены аудиокассеты, на которых Шаналь озвучивает свои сексуальные фантазии, и видеокассеты с записями того, как он мастурбирует. Фантазии, которые он реализует со своими жертвами, во многом напоминают отношения «учитель – ученик».

Я дважды видел Шаналя в разном физическом и психическом состоянии. Но в обоих случаях у меня было ощущение, что я имею дело с роботом, с механическим существом. Меня поразило полнейшее отсутствие эмоциональных вибраций. Ни малейших переживаний. Он казался холодным, отстраненным, не выражал никаких эмоций, даже когда говорил о своем детстве: мы испытывали сострадание к ребенку, которым он когда-то был, а вот он сам – нет! Этот человек полностью контролировал себя, изъяснялся по-военному лаконично, становился крайне подозрительным, как только мы затрагивали тему физической близости. Не могло быть и речи, чтобы пробить его панцирь. После такой попытки он бы просто встал и ушел! Я спросил Шаналя, когда он плакал в последний раз. Ответ: