— А мозгоеда видела?
— Мозгоеда никто не видел. Он же внутри.
Ну да, внутри. Однако кто-то тут говорил про длинные острые зубы. Бедняжка! Если она пробудет здесь еще пару дней, то точно свихнется.
— Покажи руки! — вдруг потребовал я.
Она покорно протянула ладони. Но мне нужны были запястья.
Так я и думал! Трое — это уже серьезно.
— Рукава подними!
Мама миа! Такого я еще не видел! Длинные, бороздки шли до самого предплечья. Я был уверен — резала себя она сама. Впрочем, как Алиса и Инга.
— Что это?
Даша стыдливо улыбнулась:
— Один человек попросил. Я ему нравлюсь. Мы с ним породнились кровью, то есть духовно. Вскоре станем одним целым.
Они тут все сумасшедшие?
— Он сказал, что сегодня или завтра расскажет всем о наших чувствах. И я буду самой счастливой девушкой на проекте. Мы даже с ним поженимся. Но только потом, когда проект закончится.
— Поздравляю!
— Ну, что ты! Заранее не поздравляют, — она скромно потупилась. — Ты только не говори ему о нас, хорошо? Мне-то не жалко, а он, боюсь, не поймет.
— Не скажу.
— Ты хороший человек, Дэн, только… слишком нормальный. А здесь этого не любят. Будь осторожен.
Ушла. А мне каково?! Сна теперь ни в одном глазу.
Выхожу один я на дорогу. Ночь темна, и чего-то там блестит. Дожили! Совсем забыл классику!
— Куда собрался? — У самых ворот столкнулся с одним из охранников. Вроде бы Толя. Или Коля? Все они на одно лицо. Настроение у Толи-Коли было не слишком радужным.
— Погулять хочу. Свежим воздухом перед сном подышать.
— В два часа ночи?
— Почему бы и нет?
— Дыши тут. Зачем ворота открывать?
— За воротами воздух более свежий. Там свободой пахнет.
— Да? — под массивным лбом шла тяжелая работа мысли. — Точно?
— Сам посуди, здесь накурено, травкой вот пахнет, презервативы на земле валяются. А там тишина, туман по дорожке стелится, и никого.
— Ладно, тогда я сам с тобой пойду, — решился он вдруг и поманил к самому забору: — Тут пролезть можно, а ворота открывать не надо — заметят.
Мы вышли на дорогу. Никого. Даже тумана и того нет. Я почувствовал легкое разочарование, словно давешний старик мне что-то обещал и обманул.
— Ты чего все оглядываешься? — охранник заметил мою нервозность. — Ждал что ли кого?
— Да так… Ребята говорили, что тут старик какой-то голый бродит. Хотел посмотреть…
— Тоже мне большое удовольствие! — фыркнул охранник. — Тот, что Полинку пытался утащить? Перепугалась она тогда до икоты — мы ее потом у себя отпаивали водкой. Хорошо, что еще из начальства тогда никого не было! В общем, замяли дело.
— А чего ему от Полины надо было?
Толя-Коля вдруг понизил голос:
— Вот тут-то самое странное и есть. Когда Полинка успокоилась маленько, мы тот же вопрос задали. Вряд ли снасильничать хотел — старый он… Ребенка он своего искал.
— Чего?
— Того! — передразнил он меня. — Ребенок у него, видишь ли, в болотах потерялся. С тех пор и ищет. А Полинку женой назвал — может, она и вправду похожа, не знаю. Фотографий нам никто не показывал.
— Жену старика действительно Полиной звали, — прокололся я.
— Откуда знаешь? — парень мгновенно напрягся.
— В Интернете нашел. Правда, пока не уверен, что он — это он, но… есть такое подозрение.
— Выбираться отсюда надо, а не в Интернете сидеть. У меня жена дома беременная, и поди-ка пойми, то ли от меня беременная, то ли нет. Говорит, что от меня, а я сколько ни считал, ни фига не получается. А ну как родит? Тогда век ничего не докажешь! Раз в месяц домой отпускают, чуть ли не под контролем. А в последнее время и вовсе запретили: вы, говорят, здесь нужнее, чем там. Деньги, правда, хорошие, грех жаловаться…
— Чего тогда рыпаться?! Зарабатывай! С женой потом разберешься, когда родит. Сегодня не проблема — отцовство установить.
— Я так сначала и думал, а потом трупы пошли — веселого мало. Сегодня их перетаскивали, чтобы в одном месте лежали. Девчонку жалко — красивая была.
— Слушай, а как отсюда выбраться? — небрежно спросил я.
— А никак! Телефоны отобрали. Ключи от машины не достать. Вертолет уже неделю не прилетает. Даже милицию вызвать не дали. Сидим в глуши и ждем неизвестно чего.
Позади раздался шорох. Отодвинув доску в заборе, на дорогу вышел второй охранник — Коля-Толя. Выражение как в любимом фильме моего детства: «А чего это вы тут делаете? Кино-то уже кончилось!». Воздухом мы тут дышим, вот что!
— Гоша нас совсем спятил, — сообщил Коля-Толя. — Сейчас мимо его комнаты проходил, а он визжит.
— Может, с бабой?
— Какое там! Марианна спит давно. В ее положении сон теперь первое дело. По телефону он визжит — угрожает. Типа если не выполнят его условия, то он что-то там обнародует, и тогда кое-кому мало не покажется.
— Гоша имен не называл?
Коля-Толя и Толя-Коля как-то странно посмотрели на меня:
— Кто ж в этом бизнесе имена называет?
И то верно. В этом бизнесе, что ни имя, то бомба: до последнего не знаешь, где и когда рванет. Но то, что Гоша занервничал, уже хорошо — все-таки не бесчувственный чурбан. Хорошо бы еще выяснить, с кем именно он разговаривал на канале. Неужели с Мордашевым?
— Мужики, а к вам начальство не приезжало?
— Какое начальство? У нас Гоша есть.
— Гоша — пешка. Сегодня он есть, завтра его самого съедят. И у него должно быть начальство. Кто?
— Приезжал тут один на крутой тачке, — вспомнил Коля-Толя. — Полдня провел. Гоша перед ним стелился и остальных заставил.
— Точно! С ним еще доктор был такой, старенький. С каждым из участников беседовал и что-то в блокноте писал. После того, как они уехали, и начались проблемы.
— Ага, а нам домой запретили уезжать.
— С ними Полина еще ходила по территории, а потом они с Гошей поссорились. Орали друг на друга так, что стены дрожали. Гоша сказал, что она еще крупно пожалеет о своих словах…
— Замерз я что-то, пора и на боковую.
— Вы идите, я только докурю, — я показал только что зажженную сигарету. — Не хочу в лагере дымить.
Не слишком убедительно, но сработало. Мужики скрылись за забором, а я зачем-то остался. Сел на холодный песок и уставился на полную Луну. Раньше Луна помогала сосредоточиться, но не теперь. На душе скребли кошки вместе с мышками. Кошки были голодными, мышки испуганными, а еще в душе была мышеловка, и испуганные мышки в нее то и дело попадались. В такую же мышеловку теперь угодил и я. С каждым днем ситуация запутывалась все больше. Теперь я уже совершенно не понимал собственной роли. Зачем я им, если они и так приглашали врача?! Зачем этот фарс? Чтобы потом повесить всех собак на меня? Что-то на животную тему не вовремя потянуло: сначала кошки, потом мышки, теперь уже собаки.
Я снова уставился на желтый диск. Когда я был маленький, то был уверен, что на луне, в стране Лунитарии, живут люди — немного бледные, немного грустные и не очень счастливые. Потому, что не умеют улыбаться. Лунные люди ходят на работу, воспитывают детей и мечтают, что однажды кто-то научит их смеяться. А потом я пошел в школу и узнал, что на Луне нет жизни, а есть только лунные кратеры. Мне до сих пор безумно жаль потерянной страны.
— На Луне живут люди, только их никто не видит.
Я не услышал, как он подошел. Только когда песок захрустел, обернулся. Старик сел рядом и уставился на желтый диск. Он по-прежнему был голый, только, кажется, совсем не чувствовал холода.
— Их никто не видит, — повторил он.
— Почему?
— Когда там появляется луноход, они прячутся в лунных кратерах. И их никто не видит.
— Прячутся, как вы?
— Я не прячусь. Я просто так живу.
Что ж, тоже ответ. Голос у него был хриплый, прокуренный, на левой руке я заметил свежий порез.
— Вы Зарецкий?
— Теперь это неважно. После того, как она умерла, ничего не важно. Лето сменяет весну, весна — зиму, зима — осень, осень — лето. Смерть сменяет жизнь, и только жизнь не может сменить смерть. Круг заканчивается.
— Все давно изменилось. Вы можете вернуться в Москву. Добиться реабилитации.
— Зачем?
— Чтобы не жить в лесу.
— Лес безопасен, люди — нет, — он медленно расчесывал пальцами седые волосы в бороде, вытаскивая колючки, листики, соринки. Затем неторопливо начал заплетать косу. — Люди по-прежнему хотят уничтожить друг друга. Только теперь им не нравится просто убивать, они хотят, чтобы мучения продолжались долго-долго. Мозгоеды хитрые: сначала они приезжают сюда и долго с тобой разговаривают, но потом…
— Зря вы так. Если есть психические расстройства, то должны быть и психиатры. Я тоже в некотором роде психиатр.
— А где твой белый халат? У того был белый халат. Он мою Полину щупал. Ты — психиатр? — Он горько рассмеялся. — Кто угодно, но только не ты. Мозгоеды — они совсем другие. Они берут твою свободу, твою женщину, твою веру — все, чем ты живешь и ради чего дышишь, и уничтожают у тебя на глазах. И только потому, что ты не такой, как все. Воздух свободы вызывает удушье. Через твой мозг сначала пропускают воду, потом ток. И ты думаешь, что умираешь, хотя не знаешь, что остался жив.
— Зачем вы хотели утащить девушку?
— Она моя жена.
— Она не может быть вашей женой.
— Почему?
— Потому, что ваша жена умерла, — тихо сказал я и еще тише добавил: — Где-то здесь. Вместе с вашим ребенком.
— Что ты?! Как это умерла?! Ты ошибаешься. Поля сейчас живет там, с вами, — он кивнул в сторону лагеря. — Только почему-то больше не выходит. Я, должно быть, ее в прошлый раз сильно напугал. И сына зачем-то скрывает. Хоть сына мне покажи, Поля! Ему сейчас года два или три, точно не помню. Хороший мальчик — умненький, темненький, весь в мать. Ты не знаешь, почему она не выходит? — Зарецкий больно схватил меня за руку. — Наверное, ей что-то про меня наговорили. Да? Наговорили? Ты только скажи правду. Все, как есть. Если так, то я придумаю, как исправить дело. Так уже было однажды. Ей сказали, что я шпион, и она должна от меня отречься. Она поверила, но не отреклась. Дурочка какая… Ей холодно здесь. Очень холодно. Привезли сюда седьмого ноября и сказали, что страна дает еще один шанс — в честь великого праздника. Двадцать человек. И все мы думали, что сумеем