[60].
Если вы не увлекаетесь садоводством, фигурной стрижкой деревьев, нейронами и подростковой психологией, у вас могут возникнуть сомнения в значимости этих наблюдений. Вы можете подумать: «Ну и что? Эти процессы происходили в лобных долях всех млекопитающих на протяжении их долгой эволюции; тот факт, что теперь мы можем наблюдать за происходящим, ничего не меняет. Суть осталась прежней — лобные доли у подростков незрелые». На мой взгляд, возможность наблюдать и понимать, как растут и соединяются между собой нейроны на стадии формирования личности, в корне меняет ситуацию.
Если вернуться назад и вообразить, что подростки мало отличаются от пациентов, у которых отсутствуют лобные доли мозга, то можно прийти к выводу, что их следует защищать от самих себя и от окружающего мира. В этом случае можно было бы просто помещать их в безопасное место и ждать, когда они вырастут[61]. С другой стороны, если уяснить, что лобные доли состоят из нейронов, жадно впитывающих информацию, на основе которой они сами себя формируют, и осознать, что способность нейронов к изменениям снижается с каждым днем, то возникнет желание выталкивать подростков в мир, чтобы они получили суровые уроки жизни. Отправим их в лагерь в арктическую пустыню!
Конечно, обе стратегии представляют собой крайности, но судьбы огромного количества новых нейронных связей заставляют нас относиться к опыту подростков не легкомысленно, а весьма серьезно. Это значит, что пребывание тинейджеров в школах с суровыми порядками, в лагерях беженцев или других подобных местах ограничивает их возможности, и последствия для нового поколения могут быть необратимыми. Это значит, что ролевая игра — необходимая тренировка перед началом трудовой жизни. Это значит, что для формирующегося мозга некоторые болезненные неудачи могут быть полезны[62]. Конечно, не следует отказываться от всех традиционных представлений о том, как и когда защищать подростков. Разумеется, не стоит предоставлять им неограниченный доступ к наркотикам и видеоиграм. Подростков действительно нужно направлять и поддерживать, но их живым, любознательным нейронам для формирования связей необходим опыт. И этот опыт, по всей видимости, влияет на развитие личности на протяжении жизни.
Как базовая структурная организация мозга меняется в процессе его работыМелисса Лау, Холлис Клайн
НЕКОТОРЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ ОСТАЮТСЯ С ВАМИ на всю жизнь — например, о том, как вы сидели на солнцепеке на церемонии вручения дипломов. Или о раздражающих звуках фортепьяно, когда вам было восемь. Или как вы впервые взяли на руки своего ребенка. Или как в ваш дом влетела летучая мышь. Каждое событие может оставить биологический след, потому что память формируется (по крайней мере, отчасти) посредством изменения связей между нейронами. Но как влияет на мозг многолетнее оттачивание какого-либо одного навыка? Как накапливаются эти постепенные изменения? Возможно ли увидеть значительные перемены в структурной организации мозга, вызванные повторяющимся опытом?
Лондонскому таксисту необходимо хорошо знать 25 тысяч улиц города и 20 тысяч ориентиров. Чтобы получить лицензию, водитель должен на экзамене проложить кратчайший маршрут между двумя точками этого хаотичного города. Даже после нескольких лет обучения не каждому удается сдать экзамен и стать таксистом. Ведет ли такое значительное развитие навыка навигации к видимым изменениям мозга? Сравнение мозга лондонских таксистов с мозгом других людей показало, что у первых увеличена задняя часть гиппокампа — области, участвующей в формировании пространственной памяти[63]. Но где здесь причина, а где следствие? Мозг меняется в результате упорных тренировок — или у людей с увеличенным гиппокампом просто больше шансов сдать экзамен и получить лицензию? Насколько индивидуальный опыт влияет — и влияет ли вообще — на формирование нашего мозга?
У птиц, как и у людей, гиппокамп используется для построения пространственных карт и формирования памяти. Но в отличие от таксистов, у некоторых видов птиц размеры этой области мозга подвержены сезонным колебаниям. Например, у черношапочных гаичек гиппокамп достигает максимального размера в октябре, когда эти птицы наиболее активно запасают пищу[64]. Они прячут еду в разных местах, чтобы съесть ее позже. Учитывая значительные сезонные изменения в объеме гиппокампа (в октябре он на 30 % больше, чем в августе!), логично было бы предположить, что эта область мозга увеличивается потому, что гаичкам нужно запоминать, где они спрятали еду.
Другие сезонные различия в поведении птиц тоже связывают с изменениями в мозге. У самцов некоторых видов меняется размер области мозга, которая называется верхним вокальным центром (HVC) и отвечает за пение[65]. Так, у самцов большой синицы, исполняющих сложные брачные и территориальные песни в период размножения, максимальный объем HVC наблюдается весной. В отличие от них, у буроголовых гаичек, которые поют круглый год, размер HVC не меняется от сезона к сезону[66]. Однако остается непонятным, что именно вызывает сезонные колебания в этих двух областях мозга. Подобные изменения могут быть спровоцированы факторами внешней среды (такими, как температура или продолжительность светового дня), чтобы животное подготовилось к сезонной активности и начало запасать пищу или петь. Или же определенные участки мозга увеличиваются в результате их интенсивного использования?
Чтобы ответить на этот вопрос, несколько групп исследователей начали обучать обезьян различным навыкам. Например, взрослых ночных обезьян учили прикасаться к вращающемуся диску[67]. Простое приспособление располагалось на расстоянии вытянутой руки, и, если обезьяна удерживала пальцы на диске, она получала вознаграждение — конфету со вкусом банана. Диск, похожий на музыкальную пластинку, но с выпуклостями на поверхности, обеспечивал непрерывный поток осязательных стимулов для пальцев обезьяны. Фиксируя активность мозга животного до и после обучения, ученые проверяли, вызывает ли регулярная стимуляция пальцев изменения в соматосенсорной коре — области мозга, которая отвечает за осязание. Заметные изменения появились уже через несколько месяцев.
Соматосенсорную кору можно разделить на несколько зон, каждая из которых соответствует определенной части тела. После обучения значительная доля соматосенсорной коры занималась обработкой сигналов осязания от пальцев — причем именно тех, которые подвергались стимуляции. Поскольку в мозге взрослой особи не образуется новых нейронов (за исключением некоторых областей, например гиппокампа), размер коры остается неизменным и представляет собой ценное «недвижимое имущество». Зона, отведенная для кончиков пальцев, увеличивалась за счет соседних зон — подобно тому, как алчный землевладелец захватывает чужие участки, чтобы расширить свои границы. В данном случае увеличивался участок, выделенный для стимулируемых кончиков пальцев; это происходило за счет уменьшения участка для соседних (не стимулировавшихся) пальцев и даже за счет смещения границы между зоной руки и зоной лица. Таким образом, опыт, или использование определенных нейронных цепей, расширяет зону коры, отведенную под данную функцию, но за это приходится платить.
Такая стратегия компромисса, когда область коры, отвечающая за одну функцию, увеличивается за счет уменьшения другой, — это общий принцип, наблюдаемый в самых разных условиях. Подобно соматосенсорной коре, моторная кора организована в виде карты, где каждый участок отвечает за управление движением той или иной части тела. Исследователи обучали беличьих обезьян выполнять задания, при которых задействовались определенные группы мышц, и наблюдали за изменениями в соответствующих участках моторной коры. В задаче, где требовалась ловкость пальцев, обезьянам предлагали достать конфеты со вкусом банана из узкого отверстия. Другую группу обезьян учили поворачивать ключ в замке, что требовало движений предплечья и запястья. Повторяющиеся действия пальцев обезьян привели к увеличению зоны моторной коры, управляющей пальцами, причем увеличилась она за счет соседней зоны, отвечающей за предплечье. Аналогичным образом повторяющиеся движения руки при повороте ключа вызвали увеличение зоны коры для предплечья за счет зоны для пальцев[68]. Что касается устойчивости этих изменений, ее можно описать фразой «используй или потеряешь». После того как обезьяны переставали тренироваться, зоны моторной коры, отвечающие за разные части тела, возвращались к первоначальным размерам.
В случае с людьми определенные виды обучения также могут приводить к некоторым изменениям в организации соматосенсорной и моторной коры. У незрячих людей, освоивших азбуку Брайля, как и у обезьян из эксперимента с диском, наблюдаются заметные отличия в сенсомоторной области[69]. Зона коры для пальца, считывающего буквы, у них больше, чем зоны для других пальцев, и больше, чем зона для того же пальца у людей, не пользующихся шрифтом Брайля.
Моторная кора музыкантов также отличается от моторной коры других людей[70]. У тех, кто играет на струнных инструментах, таких как скрипка или гитара, очень хорошо развиты пальцы левой руки. От правой руки, которая держит смычок или ударяет по струнам, обычно не требуется такой ловкости. Интересно, что у этих музыкантов зона моторной коры для левой руки больше, чем у тех, кто не умеет играть на скрипке или гитаре. Для зоны моторной коры, ассоциированной с правой рукой, такой разницы не наблюдалось. Кроме того, у опытных музыкантов реорганизация моторной коры выражена более явно, чем у новичков. Но несмотря на наличие корреляции между опытом и масштабом изменений в мозге, эта корреляция не может расцениваться как строгое доказательство того, что занятия музыкой вызывают изменения в моторной коре. А что, если люди с увеличенной моторной зоной для левой руки просто лучше обучаются игре на струнных инструментах и поэтому с большей вероятностью продолжают играть?