– Свадьба отменилась, – сказал мальчишка. – Сам не видишь?
– Как – отменилась? – Колька был поражен.
– Светка узнала, что он от нее отказался, – равнодушно сказал мальчишка.
– Как – отказался?
– Как, как! Пошел в военкомат и сказал: не буду жениться, и все. Псих он у нас. – Мальчишка снова раскрыл книгу. – Ну ничего, в армии его к дисциплине приучат.
Вошел Саша.
– Спасибо. – Он протянул Володе костюм.
– Это правда? – спросил Колька.
Саша посмотрел на брата.
– Уже успел… – сказал он и сел в кресло.
– Как же так? – Колька встал перед ним.
– А вот так. – Саша начинал раздражаться.
– Но вы же расписались!
– Ну а теперь разведемся!
– Так, сразу?
– Еще не сразу, – сказал Саша. – Суд еще будет. А вы чего стоите? – обратился он к Алене и Володе. – Садитесь, ешьте, пейте, развлекайтесь!
– Спасибо, мы уже развлеклись, – сказала Алена, – пошли отсюда.
– Мы тебя внизу подождем, – сказал Володя, и они ушли.
Колька шагал по комнате.
– Выключи музыку. – Он кивнул на магнитофон.
– Нельзя, гости танцуют.
Колька выглянул в окно. Внизу, в квадрате двора, кружились пары.
– Колька! – крикнул кто-то из танцующих. – Ну как там? Помирились?
– Нет еще! – крикнул Колька.
Мальчишка, брат Саши, подошел к столу с подарками. Открыл большой футляр. На темном бархате лежали серебряные ложки.
– Коля, как ты считаешь, подарки надо обратно отдавать? – спросил брат.
– Конечно, – сказал Колька.
– Но им же подарили не за то, что они поженились или не поженились, – серьезно сказал брат, – просто принесли, чтобы им было приятно…
– Иди отсюда! – грозно сказал ему Саша.
Мальчишка пожал плечами и вышел.
Ребята остались вдвоем.
– Выпьем? – предложил Саша.
Колька отказался. Саша налил себе, выпил.
– Я с ней по телефону поругался, – начал он без всякого предисловия. – Пошел в военкомат и сказал, что передумал. Ну а потом, сам видел, расписались. Потом поехали в военкомат вместе – отпрашиваться. Там она все и узнала. – Саша помолчал. – Зато теперь я вольный человек, – сказал он невесело, – никаких забот.
– Идиот ты, – сказал ему Колька.
– Что?
– Эгоист.
– Человек всегда найдет в себе силу перенести несчастье другого, – сказал Саша. – Тебе что? Тебя в армию не забирают.
– Она тебя любит, а ты…
– За два года все может случиться.
Колька подошел к Саше, взял его за ворот рубахи.
– А как же моя мать отца пять лет ждала? А твоя? Эх ты!
– Ты не кричи! То война была!
– Дело не в войне, а в людях!
Саша рванулся – и ворот белой праздничной рубашки затрещал, зажатый в Колькиной руке.
– Я думал, ты мне друг, а ты мне рубашку порвал! – орал Саша. – Когда мне так плохо, все против меня! Вместо того чтобы человека поддержать, ему рубашки рвут!
– Кто тебе рвал? Ты же сам рванулся! – возмутился Колька.
– Ну да – сам! Кругом виноват! Все сам! А ты знаешь, что мне самому так тошно, что хоть реви! – Он налил, выпил. – Может, мне вообще теперь жить не хочется… – Саша сел, закрыв лицо ладонями. – Знаешь, Коля, – вдруг заключил он, – подлец я.
– Да… – неопределенно сказал Колька.
Он подошел к телефону и стал набирать номер. Из трубки доносились длинные гудки. Колька положил трубку, выключил магнитофон и подошел к окну.
Снизу тут же понеслись возмущенные голоса:
– Колька! Включи музыку!
– Света! – не обращая внимания, крикнул Колька. – Света! – Он высунулся в окно.
– Не надо, – сказал Саша.
– Молчи, – сказал Колька. – Света!
В окнах дома напротив уже показались люди.
– Света! – кричали ребята во дворе. – Света!!
На балкон восьмого этажа вышла тоненькая девушка в белом платье.
– Возьми трубку! – крикнул Колька. – Трубку возьми!
– Трубку возьми! – закричали снизу ребята. – Это Колька!
Девушка исчезла.
Колька набрал номер.
– Да? – раздалось на том конце провода.
– Света? Здравствуй.
– Здравствуй, Коля.
– Ну, как дела?
– Хорошо.
– Плачет? – спросил Саша. Он стоял рядом.
– Нет. – Колька отстранил его рукой. – Слушай…
– Что?
– Ну, в общем, он осознал свои ошибки…
– Скажи ей, что я подлец! – Саша ходил вокруг Кольки.
– Он говорит, что он идиот, – сказал Колька.
– Не идиот, а подлец! – заорал Саша.
– Света, он тебе сам что-то хочет сказать. – Колька дал трубку Саше.
– Светочка… – начал Саша.
– Что?
– Света…
– Что?
– Я просто нервный.
– Я знаю.
Колька сидел на подоконнике и насвистывал свадебный марш.
А по двору шла невеста Саши, его жена. Ребята расступались, давая ей дорогу.
Ночь. Над городом звучат куранты – они далеко слышны в тишине… Под перезвон и удары часовых колоколов перед нами проходит бронзовый ряд застывших мыслителей.
Пушкин в окружении четырех фонарей прошлого века…
Взмахнул рукой Чайковский…
Два Гоголя – один стоит…
а другой согнулся в кресле…
Первопечатник Иван Федоров…
Ломоносов…
Тимирязев…
Колька ехал в вагоне метро. Час был поздний, и, кроме него, в вагоне была лишь пожилая чета, но, поскольку они сидели в другом конце вагона, Колька вел себя так, как ведут себя иногда люди, оставшись один на один с зеркалом.
Он смотрел на себя, отраженного в черном глубоком стекле окна, и то придавал своему лицу очень серьезное выражение, то снисходительно улыбался, то приветственно поднимал руку, как бы отвечая на шквал аплодисментов. Он не замечал, что старички внимательно наблюдают за ним.
Поезд подошел к станции, и в окне замелькали белые колонны. Колька вынес чемодан и плащ.
Володя и Алена неторопливо прогуливались по платформе. Володя что-то рассказывал, а Алена внимательно слушала и улыбалась. Кроме них и дежурной по станции, никого на платформе не было. Только в отдалении какой-то человек шлифовал мрамор специальной машинкой.
Колька некоторое время шел за ними, но они не замечали его, и он остановился.
Подошел поезд, растворились двери, но никто не вошел и не вышел.
– Готов! – раздалась команда, и поезд умчался.
Колька свистнул.
Володя оглянулся.
– Вот. – Колька поставил перед ними чемодан. – Ты давай уезжай, а то опоздаешь.
– Спасибо, – сказал Володя.
Ребята замолчали.
На циферблате больших квадратных часов зажигались цифры, отбивая секунды… пять… десять… пятнадцать…
В темноте засветилась точка прожектора первого вагона и, увеличиваясь, стремительно приближалась, вытягивая за собой весь состав.
– Ну, – Володя протянул Кольке руку, – до свидания, Николай.
– Будь здоров, – сказал Колька со всей мужской сдержанностью.
– Спасибо за все. – Володя вошел в вагон. Он взял Алену за руки и не отрываясь смотрел на нее. – Я тебе позвоню, – сказал он. – Как только прилечу, сразу позвоню. В семь утра, не рано?
– Нет, – сказала Алена, – только не позже, а то я на работу уйду.
– Готов! – раздалась команда, и двери захлопнулись, разъединив руки ребят.
Поезд тронулся. Алена шла за ним, махала рукой прижимавшемуся к стеклу Володе.
Поезд набрал скорость и скрылся в темноте тоннеля.
– Тебе куда? – Колька подошел к Алене.
– В обратную сторону, – сказала Алена.
– Я не могу тебя проводить, – сказал Колька, – мне на работу надо.
– Ладно, – сказала Алена. – До свиданья! – крикнула уже на бегу.
К противоположной платформе подошел поезд, Алена села в него.
Колька пошел к эскалатору.
– Молодой человек! – окликнула его дежурная.
– Да? – Колька остановился.
– А дома вы тоже свистите?
– Да, – сознался Колька.
– Нехорошо, – сказала дежурная. – Некультурно.
– Да, – согласился Колька и вздохнул. – Я больше не буду.
Он встал на ступеньку эскалатора и поехал вверх.
– Коля!
Колька оглянулся.
По платформе бежал Володя.
– Коля!
– Ты почему вернулся?! – заорал Колька.
– Свой адрес скажи! – кричал Володя на бегу. – У меня твоего адреса нет.
– Московский, пятнадцать! – крикнул Колька. – Ты опоздаешь!
– Я тебе напишу! – Володя побежал обратно. – Пока!
– Пока! – Колька поднял руку и скрылся, сойдя с эскалатора.
Звучит песня «А я иду, шагаю по Москве…»:
Бывает все на свете хорошо,
В чем дело, сразу не поймешь, —
А просто летний дождь прошел,
Нормальный летний дождь.
Мелькнет в толпе знакомое лицо,
Веселые глаза, а в них бежит
Садовое кольцо, а в них блестит
Садовое кольцо и летняя гроза.
А я иду, шагаю по Москве,
И я пройти еще смогу
Соленый Тихий океан,
И тундру, и тайгу.
Над лодкой белый парус распущу,
Пока не знаю с кем,
Но, если я по дому загрущу,
Под снегом я фиалку отыщу и вспомню о Москве.
Проза
Патруль 31 декабря
Новый год, Новый год, мандарины на лотках, снег падает на них.
Новый год скоро.
Вот и елки повезли, понесли на плечах, перевязанные шпагатом, купленные по государственной или спекулятивной цене вблизи дачных платформ и в глухих дворах вместе с белыми, только что обструганными крестами.
Покупайте вечнозеленые (можно мыть губкой) пушистые нейлоновые елки, обрызганные для запаха хвойной жидкостью, вдетые в металлические раздвижные укрепления.
Одна елка на всю жизнь.
И под такими елками, и не под такими стоят все те же краснощекие, ватные, в крупных блестках деды морозы с мешками за плечами.
Что-то там, в этих мешках?
А дома уже выдвигают ящики и коробки с прошлогодними, позапрошлогодними и неизвестно какого (может быть, 1899?) года игрушками, а они все равно как новые, каждый год как новые, и чем старее, тем лучше.