— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Олешкевич.
— Отлично, — ответила Анника Карлссон. — Увидимся в понедельник.
Глава 22
Лиценциат теологии Фредрик Линдстрём был церковником старой закалки. Уже более ста лет назад, в 1910 году, он стал священником Шведской церкви в архиепархии Упсала и пять лет спустя получил свой первый собственный пасторат.
Линдстрём был крупным и привлекательным мужчиной. Блондином с голубыми глазами и красивым баритоном, хорошо подходившим для пения псалмов и чтения проповедей. К тому же практичным человеком, который жил и действовал в то время, когда деревенский святой отец умел не только утешить вдову и подковать лошадь, но также зарезать свинью. И вдобавок обладал страстной жаждой к новым знаниям, особенно что касается истории и краеведения.
В 1915 году, когда в Европе бушевала Первая мировая война, Линдстрёма назначили пастором прихода Хельгё на островах Меларёарна к западу от Стокгольма, и уже два года спустя он смог опубликовать небольшую рукопись о том, как остров Уфердсён получил свое название. Местное Краеведческое общество удостоилось чести издать ее перед самым Рождеством 1917 года, и, возможно, как раз из-за времени, когда это происходило, она имела огромный успех. Впервые за все пятьдесят лет своей издательской деятельности Краеведческому обществу пришлось напечатать второй тираж брошюры под названием «Краткое описание того, как остров Уфердсён получил свое название, составленное пастором прихода Хельгё, лиценциатом теологии Фредриком Линдстрёмом». Однако о том, что тот же труд через сто лет сыграет решающую роль в шведском расследовании убийства, его автор, несмотря на свою близость к Творцу, наверняка и представить не мог.
Придя к себе в дом рядной застройки в Спонге, комиссар Петер Ниеми сначала поужинал в одиночестве, поскольку его жена и дети остались в их летнем домике в Торнедалене. Потом он поговорил с ними по телефону, посмотрел телевизор, особо не задерживаясь ни на какой программе, и за неимением лучшего закончил вечер тем, что взял творение Линдстрёма с собой в постель с целью почитать перед сном. В брошюре было три десятка страниц, рассказывавших историю, которую некий шведский морской полицейский, явно живо интересовавшийся шхерами озера Меларен, похоже, воспроизвел довольно точно сто лет спустя.
Там также имелась карта, показывавшая, как Уфердсён выглядел до того, как «оказался во власти злых сил». Что касается вопроса вины, пастора Линдстрёма явно не мучили никакие сомнения, и, несмотря на отсутствие у него реальных доказательств полицейского свойства, он также не стеснялся в выражениях по данному пункту. Происходившее на острове было «кознями дьявола» и не имело никакого отношения к обычным грехам людей. Одновременно это служило необходимым напоминанием о том, что зло постоянно пряталось где-то по соседству и использовало любую возможность, лишь бы проявить себя.
Наиболее интересным, однако, выглядело нечто совсем иное, чем местами откровенно попахивавшие серой теологические разглагольствования Линдстрёма: несколько коротких строчек мимоходом о том, что Петер Ниеми и его коллеги не нашли, хотя им следовало это сделать. Впрочем, если содержание труда пастора в данной части было правдой, речь ведь все равно шла о том, что не могло никуда убежать от них.
«Вполне может подождать до понедельника», — решил Ниеми, широко зевнув и выключив лампу на своей тумбочке.
«Интересно, как пастор Линдстрём отнесся бы к священникам-женщинам», — подумал он, засыпая.
Комиссар Тойвонен никогда не поверил бы, что ему будет не хватать Анны Хольт. В связи с реорганизацией шведской полиции она оставила свой пост шефа полиции Сольны ради более высокой должности в Государственном полицейском управлении. И, проработав всего неделю с ее преемником, Тойвонен от всего сердца сожалел об уходе его предшественницы.
После обеда в четверг, когда Утка Карлссон допрашивала Хаквина Фурухьельма для получения информации, Тойвонен случайно столкнулся со своим новым шефом перед винным отделом торгового центра Сольны, куда он спешил, чтобы затариться на выходные, взять коробку крепкого пива и пару бутылок шнапса к селедке.
Нового шефа звали Карл Боргстрём, изначально он был социальным работником, а когда его пригласили занять пост главы полиции Сольны, трудился руководителем пиар-службы страховой кассы в Стокгольме. Логичное назначение при мысли о том, что политики и высокопоставленные чиновники, формировавшие новую организацию посредством «крупнейшей реформы в истории шведкой полиции», свято верили, что главным недостатком старой структуры было ее нежелание играть «роль гражданской сервисной организации», и что именно люди, подобные Боргстрёму, не имевшие ни малейшего понятия о полицейской работе, лучше всего подходили для руководств данной деятельностью.
Тойвонен, которого проще всего можно было описать как настоящего констебля старой закалки, делившего людей на тех, кто уже успел побывать за решеткой, и тех, кого пока миновала сия участь, имел иной взгляд на вещи, поэтому глубоко и от всей души невзлюбил Карла Боргстрёма с первой минуты знакомства. Пока ему удавалось решать данную проблему, избегая шефа. Вплоть до того момента, когда он внезапно столкнулся с ним. В наихудшем из возможных мест.
— Тойвонен. — Боргстрём и радостно махнул ему рукой. — Приятно видеть тебя.
И вместо того, чтобы просто поспешить прочь, притворившись, будто он не услышал и не увидел шефа, Тойвонен остановился и заговорил с ним. Хуже того, принял приглашение выпить вместе по чашечке кофе в близлежащем кафе.
— Рассказывай, — сказал Боргстрём и наклонился к Тойвонену. — Но случилось ли чего-то такого, о чем мне необходимо знать?
И тогда он, вероятно поддавшись временной слабости, поскольку крайне неудачное место встречи сильно повлияло на него, вместо того чтобы просто покачать головой и перевести разговор на то, как им повезло с погодой в это лето, сглупил и рассказал о черепе, который нашел малыш Эдвин и который пару дней назад стал предметом расследования отдела тяжких преступлений.
Боргстрём сразу же попытался навязать ему прокурора в качестве руководителя проводимого Бекстрёмом дознания. Однако Тойвонену по данному пункту удалось отбиться от него, сказав, что, судя по всему, речь скорее шла о самоубийстве, чем об убийстве.
Однако случившееся потом оказалось гораздо хуже. Даже настолько плохо, что пару раз Тойвонен подумывал извиниться перед Бекстрёмом, хотя не любил его еще больше, чем Карла Боргстрёма.
Глава 23
После четвергового совещания Бекстрём отвел Аннику Карлссон в сторону, чтобы выпустить пар. Чертов финик Тойвонен, наверное, решил поиздеваться над ним, прислав ему двух инвалидов, Олссон с двумя «с» и парня с кучей согласных в фамилии, и сейчас ей требовалось позаботиться о том, чтобы он смог получить толковое подкрепление.
— Разберемся, — сказала Анника Карлссон, не вдаваясь в подробности, как собиралась это делать.
— Мне нужно спешить, — сообщил Бекстрём и на всякий случай посмотрел на часы. — У меня встреча с группой по проведению реорганизации в Главном полицейском управлении, и боюсь, она затянется до конца дня. Увидимся утром.
— Да, столько хлопот с этой реформой, — кивнула Анника и дружелюбно улыбнулась ему. — Но ты должен пообещать мне не забывать о желудке.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Бекстрём и подозрительно уставился на нее.
— Регулярное питание. Это ведь важнее всего, — объяснила Анника Карлссон с невинной миной. — Независимо от объема работы, — добавила она.
«Достали все», — подумал Бекстрём, сидя в такси на пути к ресторану на Страндвеген, где он чаще всего обедал по четвергам, то есть в тот день, когда действительно требовалось набраться сил перед рывком на финише недельной дистанции на работе и приближающимися выходными.
После нескольких датских бутербродов на ржаном хлебе с настоящим салом вместо масла, где оно служило подложкой для самых разных деликатесов, которые горой накладывались сверху: филе селедки с луком и каперсами, копченого угря с яичницей, печеночного паштета с маринованным огурцом и жареной телятины с рябиновым желе, а также пары рюмок водки для улучшения пищеварения и обычного холодного пива к Бекстрёму наконец вернулось душевное спокойствие, и остаток дня он провел в своей обычной манере. Отдохнул после обеда, прогулялся пешком до своего любимого ресторана, после чего вернулся в собственное жилище и, как всегда, посвятил вечер четверга просмотру своей электронной почты и ответам на наиболее интересные послания.
«Пора на покой», — подумал Бекстрём, допив свой последний вечерний коктейль, и отправился в ванную чистить зубы.
Пятница выдалась напряженной для Бекстрёма. Сначала он на короткое время посетил свой офис с целью убедиться, что все сотрудники работали в точном соответствии с его указаниями, а во всем остальном держали себя в руках. Затем просмотрел свою последнюю входящую корреспонденцию, не открывая ее, после чего в знак особой благосклонности сделал исключение своему новому шефу, явно настолько жаждавшему встречи с ним, что за один час прислал два сообщения одинакового содержания.
«Сожалею, но я буду на совещании группы по проведению реорганизации в управлении весь день, а в понедельник и вторник у меня встреча в совете по планированию реформы. Тебя устроит конец следующей недели?» — закончил Бекстрём свой ответ, а потом отправил его и выключил компьютер на выходные.
«Черт бы тебя побрал, — подумал он. — Половину жизни занимался тем, что подталкивал людей совершать страховые мошенничества и раздавал миллионы инвалидам-колясочникам, тратившим их на кругосветные путешествия, экзотические напитки с зонтиками, посещение пирамид и рыбалку на Карибах, прежде чем занял пост шефа полиции Солны, где явно намеревается провести вторую половину своей карьеры. Наша любимая старая Швеция катится прямиком в пропасть», — заключил Бекстрём, и единственной возможностью выжить для него самого было сохранять верность своим привычкам.