Милые созвездия… Вы и так все знаете. Скоро я опять буду смотреть на небо с другой стороны шара. Но я знаю, что, подняв взгляд вверх, я услышу звон вашего смеха.
Запомни, это самое главное. Дай бог тебе, читатель, побольше смеющихся в небе звезд.
Пока же прыгай, как первогодок,
вся в черноземе и синяках:
беги ловушек, сетей, разводок;
все научились, ты всё никак;
взрослей, читай золотые книжки,
запоминай все, вяжи тесьмой;
отрада – в каждом втором мальчишке,
спасенье – только в тебе самой;
не верь сомнениям беспричинным;
брось проповедовать овощам
и не привязывайся к мужчинам,
деньгам, иллюзиям и вещам.
Начался сентябрь. Я постепенно готовилась к тому, чтобы снова покинуть страну, и к этому моменту в моей мозаике путешественников не хватало всего двоих – Кати Заварыгиной и Алмаза Салихова. Эти двое были последними блогерами-путешественниками, с которыми я еще не была знакома лично, и так вышло, что, пока Сашка Виноградов пропадал на Камчатке, эти двое оказались в Москве, и он попросил взять у них интервью для «Бродяг Дхармы». Федя был на камере, а я задавала вопросы. Я всегда думала, что лучшие вопросы могут задать только те, кто прошел через то же, что и интервьюер. Для меня было огромной честью раскрыть этих двоих перед камерой. Они были героями. Они оба не отступали от своего творческого пути и находили новые и новые способы жить интересно и при этом зарабатывать. И все же никто не говорил, что это легко…
Заметка в дневнике:
29 сентября 2016
Я смотрю на всех этих живых, продающих свои книги за себестоимость, раздающих наклейки со своими рисунками бесплатно, кричащих стихи в холодную улицу на радость какому-то подростку и бабушке, делающих что-то, не думая, будет ли отдача, будет ли что-то взамен… Смотрю и думаю: какими нас вспомнят? И вспомнят ли вообще?
В то же время в Москву приехал мой любимый Липатов со своим чудным рюкзаком-чемоданом наперевес. За неделю до этого они с Лехой из Сибири, который уже добрался до Украины, записали целое видео под названием «Хватит сосать Дашу». В нем Липатов, по сути, стебался над тем, как я перепсиховала от публичного внимания и сказала, что меня сосут. Он взял Леху, камеру, трубочки и устроил шуточный эксперимент: вместе они бегали по Одессе и пытались «сосать» людей из трубочки, анализируя при этом, понравилось людям или нет. Из чего они сделали вывод, что сосать людей – плохо, и стали просить молодых девушек и парней с рюкзаками (то есть мою аудиторию по определению Макса) не подписываться или отписаться от блога «Можно всё» во имя моего же спасения. Это был смех сквозь слезы. Только Липатов мог так тонко меня простебать и при этом на самом-то деле поддержать. Потому что он прекрасно знал, что конкретно я чувствую. В тот вечер, когда он пригнал на «Маяковскую», мы сделали одну из моих самых любимых фотографий. Макс, Димка Иуанов, Федя и я залезли на очередную крышу и, встав спинами к камере на огромном бетонном ограждении, застыли, вглядываясь в даль. Я любила их всех своей абсолютной женской любовью за то, что все они как один – шпана. Эти трое были моей стаей, с которой ничего не было страшно.
Максимка поселился со мной в квартире моей бабушки, которая сразу назвала его высоким и худым, как осина, и с широкими объятиями приняла как пропащего сына. Она обожала любых моих гостей и всегда была той гостеприимной хозяйкой, до которой мне было далеко. Федька же был настоящим поклонником всего творчества Липатова. Он с радостью пригонял ко мне после учебы и часто оставался с ночевкой, жертвуя нормальным сном. Конечно, он не знал, что между мной и Максом что-то было. Я не то чтобы это скрывала, просто не считала нужным афишировать, ибо Федя не предлагал мне встречаться, да и мы с Максом больше никак не пересекали дружескую грань. Мы спали втроем на одной постели, и я находила предельно смешным то, что, чтобы переодеться, я уходила в ванную, притом что они оба не раз видели меня голой.
К тому моменту Макс словил определенный кризис жанра. Он хотел обеспечивать Настю, но видеоблог не приносил ему никакого дохода, кроме разве что спонсорства всякого сухого походного мяса и снаряги. Он был мастером своего дела, только никто ему за это не платил. В итоге он подрабатывал в Москве курьером «Макдоналдса», получая тысячу рублей в день. Это при двадцати тысячах подписчиков и приличной известности в своей сфере. Ясен пень, такой расклад сильно бил по его самооценке.
В один день он пришел домой, молча открыл ноут и сказал: «Смотри». На экране появились пацаны, сидящие в палатке. Один подначивал другого начать говорить что-то на камеру.
– Ну давай, че ты, повтори, что сказал до этого!
– Коро-о-че, Липатов! – сказал второй мужик в палатке, глядя в камеру. – Ты сдулся! «О чем говорят мужчины в горах»! Вот это я понимаю! Такой проект был! Ты жизнь мне изменил своими видео! «Перевал Дятлова», «Крым, каяки, два бомжа»! А потом что… «Дом на дереве»… Ну, так себе, скажем откровенно… Потом какая-то телка, какие-то колеса, – он ссылался на видео, которые Макс снимал с Настей в Крыму. Они путешествовали на моноколесах. – Ну что это такое?
Тот парень еще долго говорил, куда подробнее разбирая творчество Максима, выдавая суждения, которые Макс, естественно, принимал максимально близко к сердцу. Думаю, что цитировать все их высказывания смысла нет.
– Ладно, подведи итог, – сказал тот, что держал камеру. – Отписываешься от Липатова?
– Нет, – героически ответил второй. – Я надеюсь, Максим, что ты образумишься, возьмешь себя в руки и выдашь еще что-то дельное.
Аудитория ютуба вообще очень жестока. Почитаешь так разок комментарии, и волосы поседеют. Люди пользуются тем, что их никто не знает, и пишут полную чернуху. Мне кажется, многие считают, что их комментарии ничего не значат. Оставил говнеца – и пошел дальше. Только вот это совсем не так. И несмотря на то, что Виноградов уже давно повторял и мне, и Максу, что «комментарии для комментаторов», мы старались для людей и нам было не все равно, что они об этом думают.
– Он же прав… Я не знаю, что еще выдать, да и не вижу смысла. Это все равно никак не окупается. Короче, я решил продать свою камеру и выкинуть ноут…
– А с Настей-то что? Она сейчас в Перми, дома?
– Да. Я люблю ее… Но не могу дать то, что ей нужно. Поэтому нам надо красиво расстаться. Я думаю что-нибудь такое придумать, как Абрамович… Встретиться на середине Китайской стены и навсегда разойтись.
– Липатов… Ты идиот… Если ты ее любишь, вам не надо расставаться, это не так работает.
Я пыталась его переубедить, но он зациклился на том, что они оба слишком сумасшедшие друг для друга и занимаются разрушением себя. Спорить было бесполезно. Я повторила ему, что он идиот, и больше мы к этому не возвращались.
Близился октябрь. Пора было улетать. Мы с Федей становились роднее друг другу, но, включая rational sense, я понимала: он сейчас будет учиться и наши пути разойдутся. К тому же он столько раз повторил, что не хочет отношений, что я сразу поставила в своей голове установку: все, что между нами происходит, – это просто момент. Кроме мозга, у меня, конечно, было и сердце, которому было плевать на конструктивность, но Федя не просил меня остаться. Ему нравилась моя свобода, он восхищался свободной мной – такой, какую знали остальные, – а не мной привязанной, девочкой, зависимой от мальчика. И мне оставалось только быть такой.
Денег на билет у меня толком не было, и я впервые за год решила попросить помощи у своих подписчиков. Лейтмотив был простой: закиньте меня на другой континент, а я продолжу писать вам истории. Чтобы пост был красивым, мне пришла в голову идея написать просьбу на картонке и сделать фотографию на крыше. И, конечно, я прибегла к помощи Волчка. Опять и снова, как истинный джентльмен, он заранее пришел сюда с другом, и они взломали для меня крышу в самом центре Москвы. А мы с Натой и Лелей приехали уже ближе к закату. Москва сверкала своими огнями, дул сильный ветер. Делать фотографию было жутко холодно. Я забралась на самый край крыши, кинула Нате свою куртку и осталась в длинном синем платье из Сан-Франциско и с картонкой в руках. Ребята стояли вдалеке, напротив меня на конструкции из деревянных палок был только мой милый Волчок. Красивый, как никогда, замерзшими пальцами прикручивал камеру к штативу… Я наконец-то видела его в любимом деле – фотографии. А человек в любимом деле всегда до одури красив. Ветер развевал его длинные черные волосы, складывая их на голове аккуратными волнами. Кажется, в тот момент я и осознала с радостью и ужасом одновременно, что привязалась к нему сильнее, чем думала. То мгновение застыло в моей памяти живой фотографией. Он поднял взгляд и улыбнулся. В его черных зрачках плескалась ночь, приветливо сверкая городскими огнями. Мне хотелось скорее спрыгнуть с карниза на саму крышу, вскарабкаться на деревянную конструкцию и обнять его в этой бархатно-мягкой куртке, которая так ему шла, зарыться в его запах с головой и больше никогда не отпускать. Но я стойко стояла, как оловянный солдатик, с картонкой в руках, со своим горячим, горящим сердцем, со своим маленьким секретом, что не уезжала бы, если бы он попросил.
Мы оба понимали, что, если это фото, эта шалость, которую мы прямо сейчас превращаем в реальность, удастся, я на полгода покину континент.
И шалость удалась. Федя собрал по кусочкам панорамное фото, моя любимая художница Мими, с которой мы жили на Бали, пририсовала к нему кометы и звезды, а мне оставался только текст. «Помогите Даше-путешественнице покинуть континент». Ребята стали скидываться, кто по двести рублей, кто по целых пятьсот. Мне нужно было двадцать шесть тысяч, чтобы улететь в один конец.